— Слышал, полмесяца назад на Нахичеванском еще валютчика замочили? — нарушил молчание Коля. — За прилавками. Место заранее выбрали.

— Не информировали, — отозвался я. — Наверное, занят был бумажными делами. Досталось по издательствам побегать.

— У каждого свои заботы.

— Снова не поймали?

— Кто станет себя утруждать? Допустим, те и замочили, что убили его предшественников на Западном. Опять подкатили на машине.

— Западный… А кто разрешает менялам застолбляться на том углу? — повернулся я к перекупщику. — Несколько человек на тот свет отправили, и все равно продолжают ставить. Не хуже Паши Мерседеса. Чеченцы уже русских повырезали, он пятьдесят процентов находящегося в республике вооружения отдал горцам, живущим по средневековым законам. Вместе с Ельциным.

— Не знаю, — поднял худые плечи Коля. — Задаром никому не позволят. Ментам, как Мерседесу, лишь бы свое получить, а там хоть трава не расти. На центральном разве не так?

— Страшнее. Бродит слух, что базарные подкармливают бригаду грабителей, науськивая на валютчиков, которых считают нужным нагреть.

— Это не новость. Не только базарные, так делают везде, где крутятся большие деньги.

— Тогда вопрос, в какой стране можно встретить более продажную душу, ради мимолетных благ готовую перерезать горло матери, не то, что родственному по принадлежности к нации, человеку? В каких государствах власть отдают в руки изуверам, не удосужившись поинтересоваться: нормальные ли они?

— В России, — перекидывая сумку в другую руку, произнес Коля перекупщик. Повторил. — В России.

Он ушел. Я молча покачивался на месте без мысли в голове. Спросил о чем-то похожий на клиента мужчина, толкнула высунувшаяся из дупла студентка. Андреевна бросила зазывать алкашей, помахала перед носом ладонью. Собрав лоб в гармошку я попробовал улыбнуться. Получилось не по настоящему, потому что Андреевна взяла за локоть, встряхнула:

— Очнись, казак. Всех клиентов с бабками проспишь.

— Не нужны мне деньги, — улыбнулся я. — Куда бы уехать, да где примут.

— Нигде, — отвернулась старая казачка. — И здесь ты не нужен…

Это я понял без нее. Шевельнув плечами, глубоко вздохнул, огляделся по сторонам. Значит, пора работать. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Начищенным золотым медальоном солнце продолжало болтаться посреди светло — синего океана, отплывая на закат. Лучи смягчились, не так обжигали кожу на открытых участках тела. Тянуло пропустить холодную струю газированной без сиропа воды через рот до заднего прохода, сбивая температуру разгоряченной плоти. Я успел обменять несколько соток. Пора искать валютчиков, у которых есть заказ на крупную сумму долларов, чтобы сдать баксы с разницей между покупкой и продажей в червонец. Ждать купцов не имело смысла, если подвалит клиент с энным количеством валюты, придется отпускать за неимением налички. Я пристроил барсетку под мышку, заторопился в сторону ворот. Проскочив армяней, в том числе Красномырдина, махнул на другой конец центрального прохода. Накачавшийся пивом под кадык, бывший службист Хряк пока стоял. Рядом тасовались несколько собравшихся в кружок валютчиков.

— Слышал, с новыми чурками неувязочка? — забирая сотки, спросил амбал.

— С молодым, — поморщился я. — Армяне тоже отвязались на него. Оскотинился, щенок.

— В пятак не въехал?

— Спустил на тормозах.

— Я бы всандолил.

— Не надо прощать, — подключились остальные. — Крутятся на бешеных бабках, цены повысили до потолка. Клиенты скоро перестанут нас узнавать. Валят к ним.

— Они придерживаются законов свободного рынка, — не согласился я. — Сколько раз говорил Манекену и толстому Олегу из бригады Меченого, чтобы прибрать процесс к рукам, нужно поднять цены. Я и те, кто на подхвате с небольшими суммами денег, начнут бегать к вам. Как об стенку горох. Драли с клиентов три шкуры и продолжаете сдирать.

— Считаешь, банкуют правильно? — набычился Хряк. — За что тогда тебя отбуцкали?

— Никто не отоваривал. Дошло бы до конфликта, постоять сумел. Молодой из их бригады сдернул штаны при девочках. Я предупредил. Другие армяне посоветовали дать ему в морду.

— А ты не впер, — посмотрел мне в зрачки Хряк. На губах у валютчиков появились усмешки. — Они баб насилуют, деньги мешками зарабатывают. Дома трехэтажные строят. Уже побережье Черного моря ихнее, Краснодарский край вотчиной объявили, типа, Армавир древняя столица Ай… стана. Адыгцы, аланцы, грузинцы. Греки. Танаис вот он. Но греки свободу несли, а эти айцы что? Дувалы с зинданами? Короче, утерся красными соплями и отошел?

— Что на площади Карла Маркса вытворяли, — подключился еще один меняла. — Памятник Екатерине Второй хотели водрузить, провести границу между Ростовом и Нахичеванью. Вторую Армению создавать. Чем они лучше чеченцев?

— Императрица от турецкого геноцида спасла, едва всех не повырезали, как при Николае Втором еще раз. Земельными наделами обеспечила, потеснив казаков с русскими людьми, они плакаты за Ростовом, Ставрополем устанавливают, мол, Россия пусть убирается отсюда. Князья Игорь, Олег, царь Петр Первый эти края от нечисти освободили, они на готовенькое. Это их благодарность?

— В советское время взрывы в московском метро с человеческими жертвами. Недавно полковника возле его дома на Пушкинской застрелили, что не на стороне армян участвовал в Нагорно — Карабахском конфликте. Не забыли, по телеку показывали занявшую первое место в конкурсе красоты девушку? Одноглазый урод с товарищами облил серной кислотой, что не легла с ним в постель. Иди к армянам, писатель. Алкота Красномырдин давно пашет на них.

— Уродов у каждой нации достаточно. В Ростове вообще Чикатило был, — сплюнул под ноги я. — Другой в землянке швейную мастерскую открыл, женщин цепями к машинкам приковал. Так что, пример не оправдан, выродки не зеркало народа.

— Считать их надо в процентном отношении к каждой нации, дорогой товарищ писатель. Кроме того, никто из перечисленных ублюдков на главенствующее место среди других народностей не претендовал, на земли тоже. На Военведе монументальный памятник. Оганов один освобождал от фашистов наш Ростов? Где были солдаты других национальностей?

— Ты совсем уже, — загорячился я. — Танк гвардейцам на постаменте, площадь стрелковой дивизии, вечный огонь на Нахичевани. На той самой, за которую базар — вокзал.

— Дуру не гони, художник. Это памятники общие, а Оганову отдельно. Не дошло?

— Армяне показуху любят, — подал голос еще один участник дискуссии. — Вторую Швейцарию из задрипанной Армении, несмотря на богатые по миру диаспоры, мостырить не торопятся. Хотя природные условия мало чем отличаются. Что там заснеженные Альпы, что у них замороженный Кавказ. Менталитет не одинаковый. Там работают кругом, эти ищут, кого бы облапошить вкруг себя. Не зря дедушка Солженицын в своих откровениях написал, что России необходимо избавляться от Кавказа с азиатским подбрюшьем.

— Не наши это. Не нахичеванские, мясникованские с чалтырскими, — не согласился я. — Националисты приехали и взялись науськивать.

— Какие националисты? — продолжал расстреливать меня в упор Хряк.

— У каждой нации свои. У русских общество «Память», РНЕ, другие. У них тоже есть.

— Националисты на чужое добро? — спросил один из валютчиков.

За спинами ребят замаячил Боря, тоже бывший мент. Прошелся по мне отчужденными глазами.

— Почему на чужое? За своих.

— А наши националисты свое защищают. Так?

— Земля круглая, на всех одна, — попытался объяснить я. — Мы все по большому счету родственники. Но в семье не без урода. Уродам надо давать по мозгам, чтобы не вылезали из пещер, как Сталин, не выбивались в вожди. На престол их приводим сами. Армяне пристроились к рынку не только по собственному хотению. Разрешили. Мы.

Я был не рад, что задумал сдать баксы на центральном проходе. Заскочил бы в комнатенку к дагестанцу Алику, давно бабки пересчитал. Время теряется зря, разговор не стоящий выеденного яйца. Дискуссия вечная, пока человеки не посмешаются друг с другом окончательно. Пока не перевоплотятся в один цвет, одну нацию. Она будет называться земляне. Не русские, евреи, американцы, туземцы, армяне. А голубые с планеты Земля. Из-за раскрашенного в чудный колер родного дома. Не надо опошлять голубой цвет. Он прекрасен…