Резкое увеличение объема и сложности задач остро поставило вопрос об увеличении штата ФБР. Оно еще оставалось небольшой организацией — к началу 1940 года в Бюро работало всего 898 специальных агентов. Возможно, нехватка кадров и отсутствие опыта привели к тому, что начало войны для ФБР и вообще для американского государства ознаменовалось крупнейшим контрразведывательным провалом, сравнимым разве что с тем, который был допущен в непосредственно предшествующий период советским руководством.

О нападении японцев на Пирл-Харбор, с которого началось непосредственное участие США во Второй мировой, Гувер узнал одним из первых на американском континенте из донесения по радио Шриверса, агента ФБР на Гаваях. Но должен был узнать значительно раньше — точнее, и ему лично, и Бюро в целом было вполне по силам оказаться в курсе подготовки японцами удачного налета и способствовать принятию предупредительных мер. Но ничего этого не было сделано; об этом и некоторых других просчетах Уильям Стивенсон, блестящий английский разведчик, который с 1939 года предпринял ряд попыток вовлечения ФБР в отвечающую духу времени контрразведывательную деятельность, сказал так: «Гувер может мыслить только как полицейский».

Множество взаимных недоразумений и интриг в предвоенные месяцы привели к тому, что, в конце концов, с подачи англичан координатором разведывательной информации, фактически главою всех разведывательных служб США, назначили полковника Уильяма Донована, весьма враждебно настроенного по отношению к Гуверу. Это стало основанием для резкой враждебности Гувера к англичанам, а о назначении Донована он не говорил иначе как о «блажи Рузвельта». Одним из конкретных следствий «плохо скрытой неприязни», как это корректно назвали в одном из своих отчетов английские разведчики, стало отношение ФБР и Гувера к двойному агенту Душа-ну Попову.

Этот югослав, впоследствии завербованный англичанами, «принял» вербовку от абвера, и пользовался большим доверием немецкого руководства, в частности своего абверовского куратора Конрада фон Ауэнроде. Еще более ценным источником информации для Душана, сына богатого Белградского промышленника, стал его бывший соученик Иоганн Йебсен, который находился в оппозиции к Гитлеру и был тесно связан с адмиралом Канарисом. По заданию абвера Попов отправился в Англию — и уже по своей инициативе предложил свои услуги Интеллиджент Сервис. «Вел» Попова в Англии непосредственно подполковник Т. Робертсон из МИ-5, британской контрразведки. Душан успешно снабжал абвер тщательно подготовленной англичанами дезинформацией и пользовался у немцев все большим расположением.

Весной 1941 года фон Ауэнроде дал Попову задание направиться в Нью-Йорк для создания новой шпионской сети. Естественно, обо всем этом он сообщил англичанам; под руководством главы МИ-6 Стюарта Мэннзиса был разработан план «передачи» Попова в оперативное использование ФБР с тем, чтобы созданная в Нью-Йорке шпионская сеть с самого начала использовалась для поставки в Германию дезинформации. Гувер план этот принял, Попов действительно поработал в Нью-Йорке в соответствии с планом, а потом вернулся за океан. Но вот, возможно, наиболее важную часть своей миссии, он так и не смог выполнить. Драгоценная информация о готовящемся нападении японской авиации оказалась не понятой и не признанной ФБР. Англичане просто не могли себе представить, что столь важной информации, предоставленной в главное ведомство контрразведки США, могут не дать ход. Проверить же это они не могли.

…Перед отбытием в США Попов получил от Иоганна Йеб-сена сведения первоочередной важности. Тот рассказал о своей недавней поездке в Италию, на военно-морскую базу Таранто, которая серьезно пострадала от налета британской авиации (самолеты взлетели с палуб авианосцев в Средиземном море). Командировка была предпринята по просьбе союзников Германии, японцев. Барон Гронау, военно-морской атташе германского посольства в Токио, полагал, что Япония вскоре предпримет подобное воздушное нападение. «На США» — полагал Йебсен; а конкретный объект нападения вскоре Попов смог определить самостоятельно. Фон Ауэнроде потребовал, чтобы Душан обязательно побывал на Гаваях и передал подробный вопросник, который следовало заполнить. Из девяносто семи пунктов тридцать пять непосредственно касались Гаваев и Пирл-Харбора. Абвер, по указанию японцев, интересовался точным расположением американских складов с боеприпасами и горюче-смазочными материалами, основными и вспомогательными аэродромами, нефтебазами, ангарами, базой подводных лодок и системой ПВО. Англичане к этой информации отнеслись очень серьезно и сочли, что это необходимо немедленно передать американцам.

Попов вспоминал:

— Они (МИ-6) посчитали, что предпочтительнее источником этой информации быть мне, потому что у американцев может возникнуть желание задать мне дополнительные вопросы, то есть выжать из меня все, что можно.

Попов передал (это было в августе 1941 года, за четыре месяца до атаки на Пирл-Харбор) высокопоставленным работникам Бюро, помощнику директора ФБР Эрлу Коннелли и начальнику нью-йоркского отделения ФБР Перси Фокс-ворту вопросник, а также согласованную с англичанами информацию по другим вопросам разведки и контрразведки. Но Фоксворт на вопросник отреагировал так: «Все это выглядит слишком конкретно. Вопросник и другая информация подробно указывают, где, когда и кем будет нанесен удар. Это выглядит, как ловушка». В результате отчет, который пошел к Гуверу, уже оказался скорректированным. А затем произошла личная стычка Попова с Гувером, который вернулся из двухнедельного отпуска, проведенного со своим заместителем и «другом» Клайдом Толсоном. Попов в США вел себя так, чтобы поддерживать легенду плейбоя, которую разработал для него абвер. Немецкая разведка, конечно же, заподозрила бы нечто неладное, поведи вдруг Душан аскетический образ жизни. А так в течение двух недель Попов съездил с любовницей во Флориду, а затем демонстративно приударял за французской кинозвездой Симон, которая сбежала в США от наци. Затем, без предварительной договоренности, появился в офисе у Перси Фоксворта — а там в это время оказался директор ФБР. Гувер, по воспоминаниям Попова, «сразу начал орать», и особенно напирал на то, что ФБР — организация с безупречной моралью, а «двойник» своим недостойным поведением бросает на нее тень. Душан возразил резко и веско — и тут Гувер, не терпевший никакого прекословия, вообще пришел в бешенство. Попов повернулся и ушел, услышав только крик: «Скатертью дорожка!»

Истерика Гувера дорого обошлась США. А ведь у него были самые серьезные основания отнестись к информации Попова как к прямому руководству к действиям. К тому времени американцам поступили еще два прямых предупреждения, в том числе от единственного из английских разведчиков, с которым директор ФБР поддерживал дружеские отношения, — от Гая Лиделла.

Одной из первых акций начавшейся войны стала изоляция практически всей японской диаспоры. Эта акция — кстати, в официальном сайте ФБР уверяют, что лично Гувер был против этого действа — принесла далеко идущие негативные последствия[36]. О том, как это повлияло на такую экзотическую сторону, как производство и распространение наркотиков, будет рассказано в соответствующем разделе. Кроме того, на основании данных негласного наблюдения и контроля было выявлено и задержано около двух с половиной тысяч граждан стран Оси. Большинство из них провело всю войну за решеткой. Серьезные меры были предприняты для своевременного выявления шпионов и диверсантов — особенно немецких[37]. Во многом удалось наладить сотрудничество и с Береговой службой, и с военной контрразведкой. Несколько приведенных ниже эпизодов передают колорит того времени.

…14 июня 1942 года, ровно час ночи. Пять матросов на караульном посту на побережье Эмегенсетт почти не замечают привычный монотонный шум волн, накатывающихся на берег со стороны Лонг-Айленда. Но на другие звуки обостренный слух реагирует чутко. Час назад их насторожил шум моторов, который спустя некоторое время послышался снова. Несколько минут назад почудились звуки, похожие на то, будто кто-то копал в дюнах и даже сколачивал доски.