Излечение происходило весьма долго, потому что от такого доктора поторопится сбежать только дурной. Приоткрывая то один, то другой глаз, Савелий рассматривал свисающие перед ним среднего размера груши, пока, наконец, не вцепился в них, как клещ в дворнягу.

— Вот! — вскричала Степанида Ивановна, не отдавая себя отчёта, что ведёт себя как настоящий болельщик перед телевизором. — Сделай это, старый пень! Смелее!..

И вдруг её осенило. Ведь она хотела совсем другого результата. Что-то сложилось не так, и предполагаемый сценарий изменился.

— Ага! — снова проговорила ведьма, но на этот раз злорадно. — Вот ты, значит, какой!

Было не понять, означает ли это похвалу или же, напротив, угрозу, но для Степаниды Ивановны пришла пора действовать.

Одним движением она подхватила тяжёлый чугун, вылила его содержимое в помойное ведро, швырнула ухват к печке, где тот сразу же встал по стойке смирно, и бросилась к шифоньеру. Одевание заняло у неё не больше двух минут — результат, которым могла бы гордиться любая женщина, даже призванная в армию. Впрыгнув в старые валенки, она ринулась в сени, по дороге подхватив метлу.

Морозный воздух обжёг легкие, которые заработали, как кузнечные мехи. Подбежав к плетню и прямо через него быстро окинув взглядом улицу, Степанида Ивановна убедилась, что поблизости никого нет. Тогда, оседлав метлу, она хлопнула по её «крупу» рукой и крикнула:

— Гони, родимая!

Сделав для разгона всего два шага, взвилась в воздух и пронеслась над крышей собственного дома, едва не задев ещё дымящуюся после недавней протопки трубу. Азарт полёта добавился к состоянию возмущения и возбуждения, в которых пребывала Степанида Ивановна. При таком раскладе свежий воздух только больше пьянит да раззадоривает.

Надо же такому случиться, что именно в этот момент поднялся сильный встречный ветер. Впрочем, он не мог остановить разъярённую женщину. Взвившись ввысь, она попыталась подняться над назревающей метелью. Звёзды мигом приблизились к Степаниде Ивановне, и стало возможным даже услышать их хихиканье. Но сейчас оно занимало её меньше всего.

— Чую, это неспроста! — пробормотала ведьма, обратив внимание, что пурга ведёт себя как-то странно. Она задувала только над деревней, и сверху это хорошо просматривалось. Но разгадывать загадки времени не было.

Степанида Ивановна развернулась, одновременно начиная снижаться, и тут вьюга захватила её в свои объятия. Чертыхаясь и понося последними словами того, кто учинил такое безобразие, женщина вынуждена была лететь вслепую. Направление она выбрала только приблизительное — по тому, как в последний момент разглядела над пургой церковный купол. Такие полёты — дело опасное и непредсказуемое.

К счастью, удача оказалась на её стороне. В тот самый момент, когда Степанида Ивановна поняла, что впереди находится глухая стена, а это значит, что ей пришлось ненароком снизиться слишком сильно, раздался звон стекла. Вместе с кучей щепок и осколков она влетела в окно сеновала, угодив прямо в середину стога. Метла, не выдержав удара, распалась на четыре части, а прутики вообще разметало и унесло ветром.

— Бесстыдники! Вот я вас! — закричала баба голосом оскорблённой праведницы и изо всех сил попыталась выбраться из сена, чтобы разоблачить виновных и учинить расправу.

Раздавшийся следом визг рассказал ей обо всём лучше отвара. Лариса, подхватив одежду, бросилась к двери и через секунду уже захлопнула её с другой стороны. Вот сообразительная девка! Попробуй теперь что-нибудь докажи, если никто ничего толком не успел разглядеть.

— Степанида Ивановна! — произнес с хрипотцой поражённый, но одновременно обрадованный хозяин: похоже, его видения начали сбываться! — Меня бревном покалечило малость, голову чуть не снесло. Вот дочь Александра Ивановича подвернулась поблизости, спасти пыталась! Да она молодая ещё, неопытная… Как вы вовремя!

Вместо ответа наконец-то освободившаяся Степанида Ивановна плавно скатилась по стогу прямо в его объятия.

— Какой вы, Савелий Игнатьевич, неловкий! — сказала она, ухватив его за грудки. — Угораздило же вас так побиться! Гляньте-ка, какой синяк! Доктор нужен обязательно… Или, на худой конец, медсестра.

— Верно сказали, Степанида Ивановна… Как воздух, нужны… Особо медсестра. Только где же её взять-то, окаянную?

Прежде, чем ответить, гостья сбросила с себя тулуп и, навалившись всем телом на мужика, пробормотала:

— Так ведь я же некоторые коренья лечебные знаю… Сейчас и проверим, действуют ли они…

И она впилась своими губами в его, так что у обоих дыхание ровно что остановилось.

Надо вам сказать, что слухи — вещь паскудная, и одновременно завораживающая. Мало живёт на свете людей, которые в своей жизни не терпели от них какой-нибудь неприятности. Кому-то они сломали судьбу, кого-то подвигли на самоубийство, кого-то убили своими, так сказать, руками. И хотя, задавшись целью, отыскать эти самые руки трудно, ноги у слухов всегда имелись отменные. Может быть, даже крылья, потому как предела скорости слухов ещё никто не измерил. Учёные подсчитали, что, если один человек пустит слушок, а двое соседей его передадут четверым знакомым в течение тридцати секунд, то при таком темпе распространения вся планета через сутки станет обладателем информации. А вы говорите — ноги…

И хотя всем известна вероломность и разрушительная сила слуха, трудно найти человека, который не любил бы их. Особенно — передавать. Горячая новость жжёт язык. Купаться в ней, пожирать её, переваривать, видоизменять до неузнаваемости и распространять, подобно урагану — это удел сильных людей. Сильных своей информационной защитой. Тех, кому важен сам факт приёма-передачи, а не суть передаваемого.

А чем село отличается от всего мира?

Оксана, крепко закутавшись в тулуп, прикрыла за собой дверь бани и направилась в дом. Но, пройдя несколько шагов, оглянулась и с интересом посмотрела на снег под окном. Там в свете вновь воссиявшего на землей месяца отчётливо виднелись следы чьих-то сапог. И не только. Человек падал в сугроб и пытался подняться. Вываляться ему пришлось изрядно.

— Ох, уж эти мужики! — произнесла девушка и весело рассмеялась. Ей показалось забавным, что это мог быть сам Никола — кузнец, о котором она думала последние месяцы.

Образ Николы, возникший как-то ненароком в её сознании, был очень расплывчатым, и первое время не вызывал у Оксаны никаких чувств. Она не любила скромных да застенчивых. Почему-то такие мужики казались ей никчёмными. Возможно, это было недалеко от истины, потому как отец Савелий справедливо заметил: измельчали мужики на земле русской. Поговаривали, даже во вновь образующейся государственности править страной предполагалось поставить женщину. Она, мол, и воровать будет меньше, и задумается о своём народе, как о детях, а не как о пушечном мясе или дойной корове.

Но это — вопрос стратегический. А простой бабе выживать нужно здесь и сейчас. К тому же и возраст — а Оксане исполнилось двадцать лет — принуждал задумываться о будущем всёболее часто.

Ну, не нашла она никого под стать себе! Не в смысле красоты, конечно, а по характеру. Помыкать своим мужиком, как делали большинство женщин, взваливших на плечи хозяйство и семью, ей не хотелось. А мечталось найти такого, который бы обнял её крепко и принес в свой дом на мускулистых руках. И потом любил, и любил, и любил всю жизнь, до самой смерти. Лишь подтолкнуть бы его требовалось, сдвинуть с мёртвой точки, что называется…

Окрестные деревни такими мужиками не располагали. Имеется в виду, свободными. Потому как рушить чужую семью не позволяли ни церковные заповеди, ни народные приметы.

Когда кузнец появился в их селе и довольно быстро достроил двор, а потом прослыл неплохим мастеровым, Оксана стала к нему присматриваться. Кандидаты, с которыми она знакомилась благодаря чёрту, казались ей пресными и непривлекательными. Знамо дело, нечистый потакал её интересам не для того, чтобы сделать приятное. У него имелся свой, червонный интерес, только Оксана не воспринимала его серьезно. Она вертела хвостатым, как вздумается, изображая то любопытство, то равнодушие. Случалось, разыгрывала сцены ревности, чем раззадоривала до ужаса. В общем, развлекалась и вела себя как настоящая чертовка.