— Ой, придумал что! — схватился за бока чёрт. — Пища! Чего только тёмный народ не болтает. Как я её жевать-то буду? Коренных совсем не осталось! — И он, задрав верхнюю губу, показал ряд желтоватых и уже подгнивших зубов. Потом добавил: — Ну, скажу честно, кое-какую ценность они для меня представляют. Не скрою, что и к твоей душе интерес тоже имеется.

— С этого и начинать надо было! Шалишь, брат! — Никола погрозил собеседнику пальцем.

— Так ведь и предлагаю немалое! — возразил чёрт, начиная привычный для себя торг. — Забыл про Оксану? Кровь с молоком. А взглянет — точно рублём одарит. За такую девку меньшую цену платить стыдно! А ну, как сгинет совсем? Сколько по чужим баням не ходи, а не сыщешь другой такой в целом свете.

Кузнец смутился. Проныра прочёл в его голове и об этом!

— Не переживай, я друзей не продаю! — почувствовав заминку собеседника, обрадовался чёрт. — А о тебе и без того всё знаю.

— Кажется, мы прежде и не встречались, — хмуро ответил Никола. — Откуда тогда?

— Есть категория людей, к которым у меня интерес особый.

— Это кто такие?

Чёрт на мгновение замялся, сомневаясь, стоит ли вот так сразу рубить с плеча. Кузнец для него ещё закрытая книга. И по слухам, человек он горячий. Потом прикинул, мысленно махнул рукой — и бросился в омут.

— Те, которые с женщинами… пардон… никогда не имели связей. Девственники, то бишь.

Это и был секрет, о котором не подозревала даже мать кузнеца. Попридержал его чёрт до поры как козырь в рукаве. Хотел добить им собеседника. Не только поразить осведомлённостью, но заставить его почувствовать свою ущербность, пожалеть себя, горемычного. Тогда и сговор пошёл бы бодрее.

Только действительно началась для нечистого черная полоса. Не сработал козырь.

— Ну, знаешь! — Николу передёрнуло. Вся его натура напряглась, лицо вспыхнуло, а руки сами собой сжались в кулаки.

Вот что значит, непонятная русская душа. Терпит, когда унижают её, когда продают за медный грош, когда изводят ложью и обманом, но не может вынести самой обыкновенной правды.

— Ты меня не так понял! — поспешно отозвался чёрт. Реакция кузнеца его напугала.

— Очень даже так! — Собеседник вдруг протянул руку и схватил чёрта за хвост. — Над людьми потешаться — хлебом тебя не корми! Только не на того напал, бестия проклятая! Ты ещё не знаешь православного человека.

Хотел, было, чёрт доходчиво объяснить мужику, что валить в кучу девку и религию негоже, нужно вначале об одном хорошенько подумать. Только не дал ему Никола такой возможности. Сдернул с забора, так что бедный чёрт бухнулся в снег, едва не провалившись до самой земли. «Уж лучше бы сразу в преисподнюю!» — мелькнула у него мысль. Сгореть можно было от стыда.

— Говори, басурман, что тебе про Оксану известно? Ну! — С этими словами уселся кузнец на чёрта и, не отпуская хвоста, схватился за его слегка вытянутый нос. Сдавил, чуть не скрутил пропеллером — у чёрта даже слезы брызнули.

— Ой, Никола, отпусти! Не буду больше приставать, душеньку твою выпрашивать! — взмолился поверженный, тщетно стараясь вырваться.

— Правду говори, свинячье отродье! Куда подевал Оксану? — И тут Никола перенёс крепкую руку на шею чёрта и стал сдавливать так, что тому дышать сделалось трудно, не то, чтобы отвечать. Ой, мозолиста да жилиста ладонь у кузнеца! Света белого чёрт не взвидел и принялся хрипеть, как умирающий. Впрочем, до смерти ему оставалось совсем немного: шея-то тоже имела предел прочности.

Ослабил Никола хватку, и при этом ткнул железным пальцем нечистого между рёбер:

— Ну!

Ахнул тот из последних сил, но отпущенным горлом воспользовался:

— Скажу… всё скажу… как на духу… Ох! Отпусти только…

— Это мы ещё посмотрим! — гневно отозвался кузнец. — Выкладывай.

— Обхитрить хотел тебя… каюсь… жива твоя Оксана, только нет её на земле, это правда.

— Как так? Куда ты её заманил?

— Не я… сама она… — выдохнул чёрт, решив по некоторым соображениям не выдавать Степаниду Ивановну.

— Что это значит?

— Полетела она в город…

У Николы глаза на лоб полезли от удивления. Он даже забыл перехватить чёрту шею, чтобы удобнее было держать, так что противнику дышать сделалось легче.

— Это как полетела? Что-то ты не договариваешь… А ну, плешивый хвост, объясняй толком! — И снова ткнул чёрта по рёбрам, на этот раз кулаком. Тот был и размером с хорошую кувалду, и крепостью не уступал. Зажмурился чёрт от боли, дыхание у него спёрло. Тут уже и свободное горло не помогло.

— На метле… ох… на метле полетела… за валенками твоими… я ей содействовал… хотел тебе помочь, только доброта… ох!.. себе дороже выходит… Не любит доброту народ… …

Ещё пуще изумился кузнец. Вот так дела происходят! Оказывается, случаются чудеса на свете, только не каждый о них узнать может. А Оксана-то!.. Молодец, девка! Не побоялась в одиночку за сорок вёрст ночью лететь… Конечно, если только всё это правда. Не следовало забывать, с кем дело имеешь.

— Ну, вот что! Неси-ка ты меня ей вослед. Зимой всякое приключиться может, — решительно сказал Никола, поднимаясь сам и рывком за хвост поднимая пленника.

— Не успеем! — попытался отговориться тот. — До первых петухов осталось часа три!

— Поторопимся! — отрезал кузнец, пинком выправил положение чёрта, так что тот подставил ему спину, и, не задумываясь ни на мгновение, взгромоздился чёрту на плечи. — Летим. Да смотри у меня, не балуй, не то узнаешь христианского кулака!

Чёрт обречённо заскулил, но делать было нечего. Подпрыгнув, взмыл он в воздух, с каждой секундой набирая высоту.

Сверху над ним издевательски насмехался месяц: даже ему такая картина показалась в диковину. А внизу, в избе кузнеца, в чёрном окне вскоре закрылась занавеска, и зажглась керосиновая лампа.

Они плавно набирали высоту, проносясь над селом, и дома понемногу стали походить на игрушечные кубики. Только дым из труб поднимался выше, и там уносился в сторону не желающим опускаться до земли ветерком.

Для Николы это был не первый полет. Ещё в юности довелось ему однажды летать на настоящем реактивном лайнере. Вот где была скорость и мощь! Правда, в салоне полностью вкусить их прелесть невозможно, недаром рисковые люди с давних пор научились приближать к себе опасность и смерть, прыгая с парашютами, или паря на хлипких дельтапланах.

Тогда это было интересно, но не более. Рядом сидели родители и сотня других пассажиров, привыкших к таким перелетам. Они с первых минут начинали клевать носом или листать журналы.

Сейчас кузнец чувствовал истинный восторг, какой можно испытать только в детстве. Он был один на один с небом… если, конечно, не считать чёрта, чьё обиженное сопение немного напоминало работу двигателя. Прозрачный, будто хрустальный воздух, необыкновенная для ночи видимость, хитроватое перемигивание звёзд в чарующей близи — всё это пьянило своей новизной. Дышалось на удивление легко, ветер не обжигал щёки, а будто ласкал их… «А говорят, наверху холоднее! — вспомнил кузнец и покачал головой, не соглашаясь. — Кой, чёрт, холоднее! Красота-то какая! Оксана, наверно, тоже диву даётся…»

Все его размышления, так или иначе, сходились на девушке. То показалось ему какое-то движение на лесной поляне, над которой они пролетали, и, к неудовольствию чёрта, пришлось снижаться на полсотни метров. То вспомнил он своё падение возле бани и неожиданно прыснул вслух, сам застеснявшись собственных мыслей. Но каждую секунду не уставал вглядываться вдаль, надеясь увидеть знакомую фигуру верхом на метле.

— Ты знаешь, куда нам надо? — спросил он однажды чёрта, щёлкнув по затылку. Тот чихнул и ответил недовольно:

— Бывал я там много раз…

— То-то! Смотри, не заблудись ненароком!

Внизу нескончаемо тянулся лес. Редкие поляны вблизи села ещё посещались зимой: в ярком свете месяца можно было рассмотреть на покосных лугах санный путь между большими скирдами сена. А дальше сельчанам забираться не было надобности, и снег замёл все дороги и тропинки.