– А кто открывает заилившиеся родники и усмиряет волны на озере? – риторически спросил староста, и собравшиеся захлопали в ладоши, заранее благодаря будущих Водных жителей.

Фор, чьи глаза уже немного увеличились – он собирался стать именно Водным – мне показалось, слегка покраснел и смахнул слезинку, гордясь своими будущими подвигами.

– И, наконец, как я могу забыть о Подземных, удаляющихся в мир без солнечного света? Мы все благодарны им – и не только рудокопы, которые без них просто не знали бы, что делать, – но и все остальные, особенно женщины, украшающие себя изделиями из драгоценных камней. А как можно забыть о долгих зимних вечерах, когда лишь горение подземной росы напоминает нам о свете солнца? И лишь благодаря ним, уходящим в вечный мрак, мы можем продлить себе день!

Староста перехлёстывал: под землёй вовсе не царит вечный мрак. Впрочем, ему простительно: он никогда там не бывал, разве что в штольнях рудокопов, а это лишь преддверие подземного мира. Но кто и когда хорошо освещает коридоры?

Речь старосты предназначалась главным образом для жителюдей. На выбор учеников – как ныне уходящих, так и пока остающихся со мной, юных – она повлиять не могла. А то, чего доброго, прослушав о вечном мраке, дети перестали бы идти в Подземные.

Но моя задача в том и состоит, чтобы показать все стороны любой будущей жизни, как хорошие, так и плохие. А Выбор ученики делают сами, и никто другой за них его сделать не может.

– Мы благодарны заботящимся о нас! – староста закончил выступление, и сошёл с помоста.

Началось самое главное: Момент Выбора.

Ученики по одному восходили на помост и объявляли о своём Выборе.

Первым вышел Лет. За него я не сомневался. Он и сейчас почти парил. Казалось, малейшее дуновение ветерка – и его снесёт с помоста и поднимет под облака.

– Я хочу… я хочу стать Птицей! – Лет распахнул руки, и на концах его пальцев блеснули пробивающиеся перья. Пройдёт полгода, его руки превратятся в настоящие крылья, и он взмоет ввысь. – Я хочу смотреть сверху и всё видеть! Я хочу вести за собой облака и поливать посевы Племени! Я хочу отгонять ледяные тучи и открывать солнце!

Собравшиеся одобрительно зашумели. Земледельцы обычно не очень интересовались деятельностью Школы, но такие животрепещущие вопросы, как погода, урожай, посевы, их волновали. И кому из детей не нравится прыгать под тёплым летним дождиком? А детьми побывали все.

Я слушал Лета и чувствовал его.

Многие хотели быть Воздушными и становились ими. И потом, изредка, их сознания соприкасались с моим, и я видел их глазами.

Я падал вместе с дождевыми каплями, сопровождая их; меня бросало потоками воздуха в лабиринтах ледяных облаков, я терял перья и ломал крылья вместе со своими учениками. И вместе с ними падал на землю и разбивался об острые камни… Или меня пронзали разряды молний высоко в облаках. И лишь боли – их физической боли – я не чувствовал. Или же я видел не действительные картины, а лишь воображаемые?

Вверху было очень интересно… и опасно.

Земля проплывала подо мной в лёгкой дымке, реки виделись сверху узкими полосками, ручьи – тонкими ниточками, леса – зелёными подушками, поля – жёлтыми циновками, люди – муравьями.

Я видел и то, чего не встречалось в нашей округе. Море… Они было слишком далеко, во многих и многих днях пешего пути отсюда, и потому никто из жителей Деревни никогда не бывал на его берегах. Я видел плывущие по Морю большие лодки с высокими мачтами и белыми парусами.

Лет начал подниматься по лестнице, помахивая зарождающимися крыльями. Ветра не было, и я перестал беспокоиться о том, что его снесёт с лестницы или ему придётся хвататься за перила, и тогда праздник будет несколько омрачён: какой же это Воздушный, если держится за землю?

Да, если бы День Выбора проводили после окончательного Превращения… Но это невозможно, потому что стихии властно звали к себе, а надеяться на то, что и Водные, и Воздушные, и Подземные завершат превращение в один и тот же день, не приходилось: и среди одного вида превращения совершались, случалось, с разрывом в дни, а то и недели.

На помост вышел второй ученик, Фор. Его большие рыбьи глаза сверкали на солнце.

– Я… хочу стать Рыбой! – с трудом проговорил он: изменения начали касаться и его гортани. – Я буду загонять в сети ловцов косяки съедобных червей и креветок! Я буду омывать тёплыми течениями жемчужные раковины на берегу, а если заилится родник – я прочищу его!

Громче всех аплодировали ловцы:

– Мы будем оставлять тебе самые жирные хвосты! – кричали они.

Некоторые называют моих учеников Духами… Мне смешно слышать такие рассуждения из уст жителюдей, но я молчу. Я пытался рассказать, чему учу их сыновей, но они не поняли ничего. Может, потому, что их глаза пусты? А может, глаза потому и пусты, что они ничего не понимают?

А те дары, которые жителюди приносят моим ученикам, и которые называют жертвами, на самом деле являются обычной платой за работу. Пусть даже и за необычную работу.

Жителюди пытались приносить дары и мне, но я отказался. С той поры, как стал Учителем, я перестал испытывать потребность в пище. Во всяком случае, в обычной пище. Она отвлекает.

Я не понимаю одного… Нет, я не понимаю многого, но в данном случае я не понимаю одного: количество даров, платы за работу, всегда одно и то же. Но ведь каждый год кто-то из учеников становится то Птицей, то Кротом, то Рыбой.

Значит, их количество увеличивается? А потому и питания должно требоваться больше. А этого не происходит. Или они питаются ещё чем-то? Или их не становится больше?

Что же случается с ними там – в глубине рек, под землёй, в шири неба? Умирают они, или же превращаются во что-то ещё? Да, как-то они, несомненно, погибают, никто не бессмертен. Значит, превращаются. Во что? Птицы – в воздух и тучи? Рыбы – в воду… и крабов? Кроты – в… землю? Или в металлы и скалы? И когда это происходит?

Знаний об этом у меня нет. И порой мне жаль, что я не могу узнать всё сам. И никто из учеников не сообщает мне ничего подобного. Может, они не знают сами? Кто может рассказать о своей смерти?

Фор подошёл к краю помоста и без плеска ушёл в воду. Плавать он любил сызмальства: его отец был рыбаком.

На возвышение вышел третий ученик, Зер.

– Я… я хочу уйти под землю, – заговорил он низким голосом, и кисти его рук подогнулись внутрь, будто уже превратились в острые рыхлители, а локти разошлись в стороны и сплющились, чтобы расталкивать вырытую землю. Но на самом деле окончательно он уйдёт под землю не скоро: через полгода или около того. – Я хочу искать металлы и драгоценные камни и направлять их наверх, чтобы рудокопам было что доставать из штолен…

Собравшиеся вновь одобрительно зашумели, но больше всего радовались рудокопы. Эти суровые люди часто подвергались опасности быть засыпанными в своих ямах: в Кроты обычно шли неохотно, их было мало, и потому они не могли постоянно следить за каждой штольней, чтобы успеть спасти заваленного. Поэтому, случалось, рудокопы погибали.

И именно рудокопы особенно горячо приветствовали выбор Зера и сопровождали его рукоплесканиями, пока он не скрылся в вырытой в склоне холма пещере.

Стать Подземным означало практически навсегда расстаться с дневным светом, а мало кого из рождённых на поверхности грела мысль никогда больше не увидеть солнца.

Но мрачная красота подземных пещер и лабиринтов привлекала и манила. Чем она брала?

Я вздрогнул, когда услышал слова Зера, хотя и знал, что он скажет. И не потому, что его отец был рудокопом и однажды не вернулся из штольни, будучи засыпанным кусками скалы, когда земля вокруг вдруг начала трястись. В нём, Зере, чувствовалась такая внутренняя сила, такая мощь, которой одной только по силам разрывать глубины земли, пробивать каменные толщи, тащить на себе или вести за собой целые рудные жилы и потоки самоцветов.

В Небе такая сила не нужна, там требовалась легкость. Небо не удержало бы Зера, даже если бы он и захотел стать Птицей.