Он сразу привлек моё внимание – я сам рыбак, и любая новая или необычная снасть рождает во мне жгучий интерес. А удочка у него была без чехла. Да и то сказать – на то чудовище, что он держал в руках, не всякий чехол налезет.

Не могу сказать, что у неё был странный внешний вид – она была вообще ни на что не похожа. На удочку – и то весьма отдалённо. Так, чуть-чуть, только чтобы узнать.

– Это асфальтовая удочка, – пояснил он, заметив мой неподдельный интерес.

– Асфальтовая? – удивился я.

И сразу в голове пронеслось несколько вариантов: асфальт – это один из продуктов извержения вулканов, не так ли? Вот и удалось человеку просмолить удочку природным асфальтом – для влагостойкости. Повезло! Можно только позавидовать. Или в качестве наживки использует кусочки асфальта. Опять же: загрязнение окружающей среды довело до того, что рыбы рады позавтракать асфальтом, да ещё залитым маслом и бензином. Может, он надыбал такое место, где рыбы вообще ни на что, кроме асфальта, не клюют. Или удочка сделана из асфальта – её внешний вид позволял предположить и такое. Очень уж коряво смотрелась. Но оказалось иное.

– Это асфальтовая удочка, – повторил он. – Предназначена для ловли асфальтовых рыб. То есть тех, которые водятся под асфальтом, – пояснил он, предупреждая мой вопрос.

– А разве такие есть? – вырвалось у меня. Значит, есть, раз он ловить собрался. – Какие рыбы могут быть под асфальтом?

– О! – он мечтательно закрыл глаза. – Если бы вы знали!..

– Расскажите! – потребовал я.

– Хорошо, – он посмотрел в окно автобуса. – У нас ещё несколько остановок.

Я приготовился слушать.

– Город, – начал он, – это особое образование. В нём появляется то, чего нет нигде в обычном мире. Животные вынуждены приспосабливаться к новым условиям, пример – комары освоились жить в вентиляции. А улицы и дороги – асфальтированные – вообще нечто невероятное. Таких образований нет и не было в природе. Мало того, что они – источник канцерогенов и мутагенов, так они ещё и перекрывают естественный обмен почвы с воздухом. Под дорогами появляется совершенно особый микроклимат и развиваются невозможные формы живых существ. Не секрет, что города живут собственной жизнью, влияющей на окружающее особым образом. Так, в Москве исчезло более трехсот сорока рек. Куда они делись? Ушли под асфальт – вместе со всей живностью, которая в них обитала. А куда деваться рыбам? Некоторые потеряли глаза и уподобились пещерным, другие… Что же вы не удивляетесь тому, что асфальтовые реки заменяют естественные? А если есть асфальтовые реки, неизбежно появятся и асфальтовые рыбы. О! Моя остановка.

И он вышел.

Секунду помедлив, я бросился вслед за ним.

– Только тихо! – предупредил он, заметив, что я двигаюсь вслед.

Он расположился в тихом переулке.

– Рыба не любит шума, – пояснил он, – хоть обычная, хоть асфальтовая.

Размотав снасть, он забросил удочку.

Чуточку покачавшись на поверхности асфальта, крючок с наживкой канул вглубь. Я выпучил глаза. Асфальт, такой плотный и жёсткий, пропустил крючок в себя.

– Особая конструкция, – шёпотом сказал рыбак. – Микровибрации. А теперь – молчок!

И мы замерли.

Первые мгновения я неотрывно смотрел на уходящую в асфальт леску, на неподвижный поплавок, но затем моё внимание стало отвлекаться – то на крадущегося кота, то на вспорхнувшего голубя.

И потому я прозевал момент клёва и подсечки, и пришёл в себя только когда мой сосед выкрикнул: «Оп!» и сильно дёрнул. Я поспешно перевёл взгляд на удочку.

На крючке трепыхалась удивительная рыба…

Три мощных двигателя уверенно и ровно несли корабль среди звёзд. Настолько ровно, что ни малейшего толчка или вибрации обитатели корабля не чувствовали.

Корабль был велик, очень велик. Кто знает, сколько тысяч километров он был в диаметре. Во всяком случае, не менее двух.

Но обитатели корабля об этом не знали: за долгие годы путешествия они забыли почти всё, что знали их отцы, и скатились по уровню развития едва ли не к далёким пращурам.

По форме корабль напоминал толстенный диск, напичканный системами жизнеобеспечения и топливом. С нижней стороны диска располагались двигатели, верхнюю покрывали леса, поля и горы. На ней текли реки и разливались моря и озера. А самая большая река обтекала корабль по периметру. Она служила не только границей, но и гигантским охладителем корабельных систем. Потому что противоположный берег реки отграничивала наружная стенка корпуса. Космический холод намораживал на ней толстый слой льда и снега.

Высоко-высоко толстая стена плавно переходила в высокий прозрачный купол. Первоначально хотели обойтись без него: мощное притяжение значительной массы корабля не позволяло атмосфере улетучиться. Но потом, на всякий случай, решили перекрыть корабль куполом, который был уникален и по размерам, и по конструкции.

Корабль ровно и быстро нёсся сквозь пространство.

…

– Дедушка, расскажи, как устроен наш мир, – попросил мальчик.

– Лучше расскажи сказку, – попросила девочка.

– Я расскажу вам обоим сразу, – вздохнул дед. – Наша земля круглая. Она покоится на спинах трех огромных китов. Мир окружает вечнотекущая река, а за ней поднимается хрустальный свод небес…

Глиз паниковал. Пульсирующий люк десантного корабля продолжал выталкивать ошеломлённых соплеменников. Высота сброса была не более нескольких длин тела, а обволакивающая масса мягко гасила энергию падения. Поэтому ни о каком шоке от удара речь не шла. Шок создавала сама перемена обстановки: только что ты был в тёплом чреве корабля, лениво переползал по извилистым лабиринтам, легко трепался с соседями насчёт скорой высадки, и – вот она! Неожиданная, как всё долгожданное.

Но что поделать, такова судьба солдата: приказ – и ты пошёл. В никуда, в неизвестность. Хорошо, если уронят пару слов, но обычно о месте и цели вторжения никто не сообщает. Да и что сообщать, когда каждый с рожденья знает своё предназначение: захватить подлого врага, пленить, уничтожить!

Подробности уточняются на месте. Если повезёт и будет время осмотреться.

Глиз вновь с тоской вспомнил тёплую внутренность корабля. И не спешил выбираться из толщи десантной массы. Она напоминала корабль: приятный полумрак, приятная температура – отдельные мягкие толчки при манёврах не могли сильно повлиять на общее благостное впечатление. Сколько их было, тех толчков? Кто считал?

Но выбираться наверх всё же придётся. Иначе масса остынет, затвердеет, спеша послужить первоначальным бастионом, и тогда промешкавшим придётся плохо: их тела останутся навсегда впечатанными в толщу бруствера, усиливая защиту отчаянных. Но даже если этого не случится, то… десантная масса абсолютно непрозрачна. А находиться в неведении для космодесантника хуже всего. Надо осмотреться – хотя бы для того, чтобы оценить обстановку и понять, где ты очутился.

Глиз заскользил вверх. Его упругое тело умело продвигалось сквозь податливую массу. Постепенно включалась родовая память. Кое-кто назвал бы её инстинктами, но что такое инстинкты, как не родовая память? Откуда столь яркие воспоминания о предыдущих высадках, в которых он точно не участвовал – потому что появился на свет в корабле, из яйца, заблаговременно отложенного… но как раз об этом сведений не сохранилось: для вторжения они не нужны.

С текущего момента сознание Глиза как бы раздвоилось. С одной стороны, он ясно помнил, что появился на свет…

Глиз усмехнулся: это событие нельзя назвать появлением на свет, потому что произошло оно в кромешной темноте. Но и представление о свете он имел… Нельзя сказать, что очень приятное. От света следовало прятаться, его надлежало избегать. Но от обычного ли света солнца, или от излучения боевых лазеров? Глиз надеялся, что при данной высадке ему не придется столкнуться с ними: отсутствие оружия и специальной амуниции явственно говорили о том, что планета недостаточно развита для технотронной цивилизации. А непонятная логика стратегов (а может быть, галактическая этика?) заставляла бороться с противником их же оружием. Поэтому если у местных жителей нет оружия, включая примитивные палки и камни, то и сражаться с ними нужно точно так же. То есть используя исключительно возможности собственного тела. Кусать и удушать не возбранялось.