– Что ты привязался к мальчишке с ужасами, – вмешалась жена дяди Дейва, тётя Сэлли, ставя перед Бертом миску с похлебкой. – Он же устал, пока шёл к нам. Голодный, небось? – спросила она.
Берт кивнул. На самом деле он не был голоден: мать дала в дорогу вдоволь харчей, а ещё удалось по пути поймать жирного сулсика, и изжарить на костре. Так что есть ему хотелось не особенно. Но всё же взял ложку и выхлебал миску до дна.
– А что говорил монах о святом деле? – осторожно спросил он.
Дядя помрачнел.
– Ты разве не хочешь заниматься сапожничеством?
– Я для этого и пришёл! – с жаром произнёс Берт. – Мне мама говорила…
– Вот после сна и займёмся, – дядя сделал вид, будто Берт не задавал вопроса о монахе. – В городе людям требуется больше обуви. Здесь нельзя ходить босиком: можно в кровь разбить ноги о камни.
– А зачем мостить дороги, если о них ноги разбивают? – удивился Берт.
– Зато здесь не бывает грязи, – пояснил дядя. – И… в городе легче прожить в Дни Тьмы. Ну, это ты потом увидишь.
Оглядывая комнату, Берт заметил на комоде маленькую спицу с кольцом наверху – точную копию столба на центральной площади.
– Это Солнечный Круг, дядя, да? – спросил он.
– Да, – дядя кивнул головой и как-то невесело усмехнулся. Наверное, его плохое настроение объяснялось тем, что небо начали затягивать тучи, и заморосил дождь. Берт тоже чувствовал себя не очень хорошо.
И лишь тетя Сэлли обрадовалась: она накинула на голову и плечи старый плащ, взяла швабру и тряпки и отправилась протирать дом снаружи.
– Когда идёт дождь, можно не носить воду и не смывать пыль со стен, – пояснила она. – Достаточно протереть стёкла – и порядок! В доме светлее будет.
После сна и завтрака Дейв принялся передавать племяннику премудрости обувного мастерства. Своих детей у дяди не было, а секреты накопились.
Работа Берту понравилась. И вощение дратвы, и точение сапожного ножа – пусть не основное дело, а подготовка к нему, очень многое значили для изучения профессии.
Наконец, посчитав, что на первый раз достаточно – это случилось после того, как Берт украдкой подул на растёртые пальцы – дядя отпустил его погулять.
Увидев в глубине улицы группу ребят, Берт отправился к ним, знакомиться. Надо же завязывать отношения с местными. Раз уж здесь ему жить…
Завидев Берта, ребята тоже двинулись навстречу.
Берт остановился. Люди не могут причинять зла себе подобным, они должны вместе бороться с Порождением Тьмы. Так учил его отец, об этом говорили все жители деревни. Но… кто их знает, этих городских? У них тут многое не так, чем дома.
– Ты откуда? – спросил рослый мальчишка, останавливаясь перед Бертом и засовывая руки в карманы.
– Из Вента. Это деревня такая. Три раза спал, пока сюда добрался, – пояснил Берт.
– А сколько тёмных циклов пережил? – в голосе мальчишки зазвучало уважение.
– Три, – просто ответил Берт. – Но один – я был маленький совсем, и ничего не помню.
– А как у вас в деревне?
– По-разному, – пожал плечами Берт. – Кому как повезёт. Отцу… не повезло.
Мальчишки деликатно помолчали.
– У меня тоже… дядю, – произнёс парень и протянул Берту руку. – Меня зовут Палюс. Да сгинет Тьма!
– И воцарится Свет! – улыбаясь, ответил Берт.
– У меня тоже три цикла, – продолжил Палюс. – Но я немного помню первый.
Берт молча наклонил голову. И без того видно, что Палюс чуть старше него. Но ему не хотелось предстать перед ребятами необразованной деревенщиной, и он сказал:
– Ну, вам в городе пережить Время Тьмы легче. У вас тут разные штуки…
Берт замолчал. Его остановила реакция ребят: до того смотревшие на Берта, они вдруг отвели глаза и стали смотреть, кто куда.
– Мы работаем, – туманно сказал Палюс. – Или учимся работать. И не влезаем в дела, которые не понимаем. Остальное увидишь сам.
Он помолчал, а затем спросил:
– Ты к кому приехал, к дяде?
– Да, – кивнул Берт, – к дяде Дейву. Буду сапожником.
– Дело! – одобрил Палюс. – А я буду портным. Говорят, в дальних краях есть одежда, которая светится в темноте. Слышал про такую?
– Нет, – Берт покачал головой.
– Хочу научиться шить такую одежду! Чтобы ни одно Создание Тьмы к человеку не приблизилось.
– Здорово! – выразился Берт.
– Палюс! – послышалось из соседнего двора.
– Иду! – отозвался новый знакомый и протянул Берту руку. – До после сна!
– До после… – пробормотал Берт.
Время шло. Берт исправно учился обувному делу. Дядя научил его притачать подошву к верху ботинка, и Берт очень гордился ростом своего мастерства.
В свободное время Берт гулял по городу, изучая его. Каждый день – если не шёл дождь – с большим удовольствием бродил по улицам, выискивая городские диковинки, неведомые в прежней деревенской жизни.
Он находил их то в виде фонтанов с бассейнами, откуда горожане брали воду. Вода переливалась с уровня на уровень по чашам из прозрачного стекла, вырастающими одна из другой, и казалось, что она и неподвижна и течёт одновременно. Излишки воды стекали по узким каменным лоткам вдоль тротуаров, попутно унося и нечистоты.
Диковинкой были и лавки, торгующие всякой всячиной. В деревне каждая семья готовила для себя всё сама: еду, одежду, обувь. Поэтому одежда деревенских жителей разнилась гораздо больше, чем городских: многое зависело от мастерства умельца да от используемого материала. Охотники чаще ходили в одеждах из звериных шкур, скотоводы – из кожи домашних животных, земледельцы – из выделанных растительных тканей. Редко кто менял семейную привычку и надевал чужое. В городе же все носили почти одно и то же, различаясь между собой лишь цветом камзолов да штанов, или же их отделкой.
Берт никак не мог решить для себя, что лучше: быть одинаковым со всеми, или отличаться? Поначалу он немного путался в определении профессии и статуса встречающихся ему людей, но со временем привык и научился различать: ага, это кузнец: у него на рукаве нашивка в виде скрещённых молота и клещей; а это портной – у него иголка и ножницы.
Запоминать приходилось многое. Но Берту хотелось узнать больше. И он всё свободное время ходил по городу.
Но когда часы на главной городской башне показывали «27», Берт торопился домой. Ему нравилось перед сном посидеть у очага и посмотреть на пляску огня.
Дядя Дейв обычно сидел молча, тетя Сэлли расспрашивала Берта, что он успел увидеть в городе, что ему понравилось. Берт отвечал, но почти ничего не спрашивал: ему нравилось додумываться до всего самому. Тем более что жизнь в городе оказалась не такой уж и сложной: каждый занимался своим делом, и, в общем, ничего непонятного не происходило. Разве что о «святом деле», о котором упомянул монах, Берту хотелось узнать побольше, но спрашивать дядю Дейва он опасался, помня его прежнюю реакцию. С ребятами на улице тоже не удавалось поговорить: все обучались семейному мастерству или помогали по хозяйству, и времени на пустые игры и разговоры не оставалось.
Берту почему-то казалось, что за словами о «святом деле» скрывалась какая-то тайна, но полагал, что рано или поздно она раскроется. К тому же ему пока хватало новостей и без того.
– Если бы огонь мог освещать! – вырвалось у Берта, когда он смотрел на пляшущие в очаге чёрные языки пламени.
– А зачем это нужно? – пожала плечами тётя Сэлли. – Огонь даёт тепло, этого достаточно.
– Но тогда он мог бы разгонять мрак во Времена Тьмы!
– Ну, это ведь случается так редко: один раз в несколько лет.
– И… – Берт задумался. – И тогда во мраке мы не обжигались бы! Сразу было бы видно: горит огонь или нет!
– Но огонь ведь чувствуется по теплу, – повторила тётя Сэлли. – Он не нужен ни для чего другого, кроме как чтобы приготовить пищу. И для тепла в холодные дни.
Порой в гости к дяде заходили соседи, чаще других – Кубир, стекольных дел мастер.