Его козырек лежал на полу между его ботинками, и волосы снова упали на лицо так, что она не могла разглядеть его выражения.

— Я… — начала она, подыскивая нужные слова. — Мне очень жаль, — она знала, что эти слова звучали не очень-то убедительно и что их было недостаточно. — Я... не знала, что они…

— Я знаю, — сказал он.

Она сильнее сжала руки.

— Я... я положила деньги обратно в…

— Спасибо.

Изобель сжала губы в тонкую линию и нахмурилась, чувство разочарования крепким узлом завязывалось в ее груди.

— Послушай, я пытаюсь… Я сказала, что мне очень жа…

— Почему? — перебил он, бросив на нее резкий взгляд, полный гнева. — Зачем ты это сделала?

— Я… — она запнулась, снова погруженная в силу этих глаз. — Что ты имеешь в виду? Я просто не могла…

— Это ведь были твои друзья, верно?

— Да, но...

Ее взгляд упал на металлический пол, слегка покрытый инеем. Она яростно потрясла головой, больше сопротивляясь его вопросам, чем ответам на них.

— Что, по-твоему, ты доказала, Чирлидерша?

Он неожиданно поднялся, и Изобель почувствовала, что невольно отпрянула назад.

— Н-ничего, — запинаясь, произнесла она. — Это просто… это было неправильно.

— Зачем тебе это? — спросил он, приблизившись достаточно близко, чтобы возвышаться над ней, достаточно близко, чтобы она почувствовала гнев, исходивший от него и окутывавший ее.

Она сглотнула и остановилась, чтобы подумать. Она смотрела на него, дрожа от холода и нервов.

Да, она ожидала его гнева, но этот вопиющий вызов? Когда она открыла рот, чтобы ответить, она не смогла найти подходящих слов. Почему ей не все равно?

Она задумалась, потом откашлялась, чувствуя, как он навис над ней, как грозовая туча.

— Почему... почему это тебя волнует?

— Кто сказал, что меня это волнует?

Она вздрогнула. Вот опять. Это блокирует его.

— Ты это доказал, — прошептала она, ее дыхание оставляло столб белого пара.

Стуча зубами, она отпустила свои плечи и протянула дрожащими пальцами листок бумаги, который Брэд оставил на плетеном столике.

— Когда подсунул мне эту записку, — сказала она и посмотрела на него.

Его лицо изменилось, возмущение сменилось неуверенностью. Он быстро взглянул на записку, и это выражение так же быстро исчезло. Он отступил от нее.

— Потому что… — начал он, но оборвал себя. — Я не знаю, — поправился он и повернулся лицом к стене, его плечи были напряжены.

— В любом случае, как ты узнал? — сдавленно спросила она.

Она наблюдала за его спиной, надеясь, что этот вопрос мог смягчить его гнев. И она хотела знать.

— Откуда ты знаешь, что они знали про то, что я солгала им про субботу?

— Кто-то... — он снова запнулся. — Я услышал это. Какое это имеет значение?

«Это имело значение», — подумала Изобель, глядя на него. «Потому что это означало бы, что он, в первую очередь, подслушивал».

— Не важно, — сказала она, стуча зубами. — Забудь об этом. Мы можем просто…

Она задрожала еще сильнее и подвигала коленями, чтобы ее кровь продолжала течь по венам.

Как он мог стоять здесь? На мгновение она закрыла глаза, сомкнув длинные ресницы. Открыв их снова, она сказала:

— Послушай, пожалуйста, мы можем просто выйти из морозильника?

Он повернулся и бесцеремонно указал в сторону двери.

Поколебавшись лишь мгновение, не зная, последует ли он за ней, Изобель проскользнула за дверь.

Блаженное тепло затопило ее, как только она вышла в подсобку. Когда ее нос согрелся, она подула на кулаки и пошевелила пальцами, чтобы восстановить их чувствительность.

Он вышел за ней, отшвырнул ногой деревянный ящик, позволяя двери морозильника с легкостью закрыться, и поставил его на место.

Она не стала дожидаться, пока он попросит ее уйти, и она даже не спросила его, где найти чистящие средства. Вместо этого она направилась прямо к двойной раковине на противоположной стене и присела на корточки, чтобы найти то, чем можно было вымыть пол. Там она нашла пустое ведро и стопку сложенных тряпок. Она с трудом вытащила ведро, выпрямилась и включила горячую воду.

Она оглянулась на него.

— У тебя есть швабра?

— Как, ты говоришь, называется эта группа? — спросила она, используя салфетку, чтобы соскрести жевательную резинку, налепленную на стеклянную витрину с мороженым, которая, как она могла предположить, принадлежала Алисе. Она распылила Windex на стекло и вытерла это место тряпкой.

—Вздохи кладбища, — ответил он, кивая головой в такт мрачной, навязчивой музыке.

Прежде чем они закончили убирать беспорядок, который устроила ушедшая компания, Ворен заменил диск с барабанной музыкой одним из его собственной коллекции, который он откопал в своей машине. Он принес его вместе с ее спортивной сумкой, которую Брэд, как истинный джентльмен, оставил на стоянке перед тем, как уехать.

Хотя, на самом деле, она была благодарна ему, ведь в сумке были ее телефон и ключи от дома.

— Эта песня называется «Эмили не умирает», — сказал он. — Речь идет о женщине, которая умирает, а затем восстает из мертвых, чтобы быть со своей настоящей любовью.

— Как романтично, — усмехнулась Изобель.

— Да, это так, — сказал он, и вытер шваброй последний след, оставшийся от пролитого солода, который, в то время как они были в морозильной камере, уже превратился в жидкую лужу на полу.

— Для меня это звучит жутко.

— Жуткое тоже может быть романтичным.

— Извини, — она покачала головой и поморщилась. — Но это самая странная вещь, которую я когда-либо слышала.

Он перестал мыть пол и повернулся, чтобы посмотреть на нее.

— Ты не считаешь романтичной мысль, что любовь может победить смерть?

— Считаю, — пожала плечами Изобель.

Но на самом деле она не хотела думать об этом. Единственное, что пришло на ум, была фраза «дыхание смерти». Она поморщилась при мысли о поцелуях с мертвым парнем и подошла к раковине за прилавком, чтобы сполоснуть тряпку. Через струю холодной воды, нарушая тишину, был слышен женский вокал, который пел акапеллу, красиво и печально:

«Позвольте этому смертельному савану быть свадебной фатой,

Несмотря на обмазанную глиной кожу, мои губы так бледны.

Мои глаза лишь для тебя сияют, чернее, чем крылья ворона в ночи.

Это я…

Это я…

Твоя потерянная любовь, твоя Леди Лигейя…»

Изобель остановилась в раздумье, когда началась эта навязчивая музыка, а затем снова рассеялась, женский голос умолкал, раскатисто раздаваясь по всей комнате в завораживающем трепете. Она выключила кран и повернулась.

— Я думала, ты сказал, что ее зовут Эмили, — сказала она, ее слова, казалось, вытащили его из транса.

Он посмотрел на нее, подняв швабру с пола и окунув ее в темную воду.

— Так и есть. Леди Лигейя…

Но он прервался и переместил свой вес с одной ноги на другую, как будто решая, объяснять или не объяснять.

— Что? — спросила Изобель.

Неужели она упустила что-то? Неужели он думает, что она слишком глупа, чтобы понять это?

— Леди Лигейя, — снова начал он. — Это образ женщины в литературе, которая возвращается из мертвых, перевоплотившись в тело другой женщины, чтобы быть со своим возлюбленным.

— Ах, да. Прекрасно, — Изобель побледнела. — Я могу предположить, что другая цыпочка была вообще не против?

Он ухмыльнулся и, схватив швабру, покатил ведро вместе с другими чистящими средствами за прилавок, направляясь в сторону подсобки.

— На самом деле, это одна из самых известных историй Эдгара По.

«Ох, — подумала она. — Так вот почему он не хотел вдаваться в подробности».

Она постояла минуту, скрестив руки, думая, прислонившись бедром к витрине. Затем, обогнув прилавок, она бросила тряпку в раковину, перед тем как остановиться у двери помещения для персонала. Она прислонилась к двери, держа руки по обе стороны от дверной коробки.