После последнего долгого поцелуя Никки отпустила Спенса, а затем взяла на руки Зака, чтобы он мог посмотреть, как его отец с друзьями выходит из отделения. В дверях Спенс обернулся и помахал им рукой; и, махая ручкой Зака в ответ, Никки с трудом проглотила комок в горле.

Мгновение спустя дверь за ними закрылась, и, прижав к себе кашляющего Зака, она села на свою узкую кровать, стараясь не думать о том, когда же они смогут снова быть вместе.

«Дорогой Зак, — писала она на следующее утро, пока они ждали консультанта, — сегодня мы поедем домой, как только доктор тебя в последний раз осмотрит. Должна сказать, для меня это огромное облегчение. Тебе сейчас гораздо лучше: остались только небольшие приступы кашля, которые случаются все реже, да и медсестра не устает повторять, что мне не о чем беспокоиться. Я больше не буду упоминать, как ты нас всех напугал, потому что я достаточно писала об этом на предыдущих страницах.

Ты спишь сейчас, пока я пишу эти строки, и не слышишь детей в палате, хотя некоторые из них производят очень много шума, а Тодд, который лежит на соседней кровати, только что подходил ко мне и спрашивал, можно ли ему поиграть с тобой. Одна из сиделок сейчас занимается с ним рисованием, так что он не одинок. Грустно, что маме Тодда пришлось оставить его здесь одного, но у него нет папы, и ей пришлось уйти на работу. Она вернется позже, и, кажется, после обеда к нему приедет бабушка».

Она ненадолго прервалась, подумав о своей собственной матери и о том, как сильно ей не хватало ее на этих выходных. Никки не сомневалась: если бы Адель знала, что ее внук болен, она непременно приехала бы вместе с отцом, но Никки не хотела рисковать обращаться к ним, пока Спенс был с ней, ведь они могли сказать ему что-нибудь неприятное, и ему еще труднее было бы пережить это и без того непростое время. Она понимала, что теперь ничто не мешало позвонить им, но, хотя какая-то ее часть хотела этого, какой в этом смысл? Кризис миновал, и, вообще-то, она прошла через него вполне прилично и без них.

Вернувшись к дневнику, она написала:

«Сегодня я снова поняла, как мне повезло в том, что я, ты и папа есть друг у друга. Наша небольшая семья означает для меня целый мир, но я знаю, что для него она еще важнее. Иногда я чувствую, как он боится потерять нас. Это из-за того, что его родители им совсем не занимались, когда он был маленьким, и он был очень одинок, когда стал постарше. Я тоже была одинока, ведь я — единственный ребенок в семье, но это было ничто по сравнению с тем, через что довелось пройти папе. У меня ведь были родители, и они любили меня, хотя, вероятно, и слишком сильно, из-за чего у нас теперь проблемы.

О, похоже, ты просыпаешься, а значит, я прекращаю писать и пойду целовать твое милое нежное личико. (Я знаю, что ты возненавидишь поцелуи, когда немного подрастешь, но, надеюсь, мы вместе посмеемся над этим.)»

К тому времени, когда мистер Пирс, консультант, зашел в палату, окруженный группой студентов-медиков, миссис А. уже приехала и держала абсолютно голого Зака на одном плече, чтобы дать его коже подышать, между тем как Никки выбирала, во что его сегодня одеть. Спенс вчера съездил домой и привез синие джинсы и голубую курточку с капюшоном, а также очаровательные теплые ботиночки в виде динозавриков, которые все еще были великоваты, но Никки не могла удержаться и собиралась обуть его в них.

Пока мистер Пирс рассказывал студентам о бронхиолите, которым переболел Зак, миссис А. положила ребенка в кроватку, но не успела она отвернуться, как все засмеялись: Зак устроил им свой любимый трюк.

— Нет, спасибо, молодой человек, мы сегодня не нуждаемся в образцах мочи, — хихикнул мистер Пирс, пока Никки хватала подгузник. Затем врач повернулся к симпатичной темноволосой девушке, которая стояла рядом с ним: — Труди, почему бы вам не взять инициативу в свои руки?

Студентка была шокирована.

— Вы хотите, чтобы я его вытерла, сэр? — уточнила она.

Мистер Пирс изумленно поднял брови.

— Не сомневаюсь, его мать была бы рада, — лукаво усмехнулся он, — но я, вообще-то, имел в виду, не хотели бы вы провести неврологический осмотр?

Студентка заметно разволновалась и не знала, с чего начать.

Никки посмотрела на мистера Пирса, который успокаивающе подмигнул ей.

— Вы могли бы начать с оценки хватательного рефлекса, — предложил он.

Труди вышла вперед и, после недолгих колебаний, похоже, обрела уверенность в себе, поскольку начала осторожно поднимать Зака за руки, чтобы проверить, как он держит головку.

— Небольшое запаздывание в этом возрасте нормально, — сообщил к сведению остальных мистер Пирс, — но, как вы сами видите, как только его приподняли, он стал довольно уверенно держать головку. Ладно, Труди, возьмите его на руки.

Обхватив Зака поперек туловища, она подняла его.

— Если у младенца гипотония, — продолжал мистер Пирс, — он выскользнет у вас из-под руки, когда вы начнете его поднимать; но, как видите, малыш Зак бодр и активен, и его легко удержать. Хорошо, Труди, продолжайте.

В течение следующих нескольких минут студентка оценила тонус мышц Зака, осторожно подергивая его ручки и ножки, после чего она погладила ему ступни, чтобы удостовериться, что он поднимает их, а затем растопыривает.

— У детей постарше и у взрослых в результате такой проверки можно увидеть, что пальцы ног поджимаются, — говорил студентам мистер Пирс, — но у младенцев они поднимаются, пока те не начнут ходить. — Он посмотрел на Никки и улыбнулся, заметив, что она раскраснелась от гордости. — Так, Труди, — сказал он, — пора уже пускать в ход офтальмоскоп. Ричард, что мы сейчас ищем? — спросил он у другого студента, в то время как Труди начала светить Заку в глаза.

— Э-э, — испуганно промычал он, — гм, красный рефлекс, то есть отражение красного цвета в зрачке.

Мистер Пирс одобрительно кивнул.

— Продолжайте, — попросил он. — Зачем мы это делаем?

— Рефлекс скажет нам, что в глазу нет ни катаракты, ни опухоли, — неуверенно ответил Ричард.

— Правильно. Ну, Труди, что-то вы не торопитесь. Как наш зрачок?

— Хорошо, сэр, — ответила она. — То есть красный рефлекс, безусловно, присутствует, но… не знаю… — Она посмотрела на него. — Мне кажется, там есть более яркое пятно, и оно, похоже, то появляется, то исчезает, когда он двигает глазами.

Мистера Пирса это заинтересовало; он достал собственный офтальмоскоп и приступил к осмотру глаз Зака.

Никки замерла. Судя по поведению присутствующих, вроде бы ничего страшного не произошло, но все же ей показалось: что-то не так.

Выпрямившись, мистер Пирс сказал медсестре:

— Свяжитесь с Питом Лоуренсом, узнайте, есть ли у него сегодня прием в глазной клинике. — Затем он повернулся к Никки и произнес нарочито бодрым тоном: — Не надо так волноваться. Я просто хочу попросить офтальмолога взглянуть на ребенка, потому что Труди права: там действительно просматривается немного более яркое пятно.

Уже было начало пятого, когда миссис А. наконец-то повезла их на автомобиле домой через Бедминстер, где лучи вечернего солнца превращали лужи и витрины в зеркала, полные золотистых бликов.

Пока они ехали по Норд-стрит, Никки рассеянно смотрела на знакомый ей окружающий мир и чувствовала себя так, словно прошло очень много времени с тех пор, как она была здесь в последний раз. Она словно вернулась в предыдущую жизнь и обнаружила, что ничего не изменилось, хотя, наверное, должно было. Как-то странно и немного неуютно думать о том, что район продолжал жить нормальной жизнью, в то время как она была в больнице с Заком: магазины открывались и закрывались, автобусы приезжали и уезжали, люди торопились по своим делам — впрочем, Никки не могла сформулировать, чего она, собственно, ожидала.

Позади нее, в детском кресле, спал Зак и кряхтел во сне. Никки обернулась, чтобы посмотреть, как он, и почувствовала, как ее сердце переполняется любовью. Он был таким милым в шапочке с помпончиками и изображением Тигры и в модных ботиночках в виде динозавриков — таким очаровашкой, что ей хотелось его съесть.