Единственно реальный и единственно возможный путь ликвидации народных бедствий и в том числе решения земельного вопроса — путь революции — Толстой, как известно, отвергал. Но все же было бы совершенно неправильно заключить из многочисленных статей и писем Толстого на эту тему, что он будто бы в одинаковой степени отрицательно относился к революционерам и их противникам. В письме к Н. Шмидту в 1909 г. Толстой хотя и исходит из своей теории непротивления, утверждая, что революционное насилие — зло, но тем не менее оговаривается, что революционеры «желали бы сделать зло… очень многим во имя блага еще большего числа людей». В письме к В. И. Панфилову от 11 января 1909 г. Толстой пишет: «Социалисты совершенно справедливо утверждают, что теперешняя жизнь людей, вся, с разделением на нетрудящихся, всякого рода капиталистов и трудящиеся массы, неправильна и безнравственна по отношению тех, которые, не работая, пользуются трудами рабочего сословия. Всякий землевладелец, капиталист, общественный деятель, получающий большое вознаграждение, все одинаково воры и грабители, всё это совершенно справедливо».

По мнению Толстого, ошибка социалистов заключается в том, что они «смешивают в одну категорию людей, посредством насилия всякого рода (а всякое насилие неизбежно ведет, в случае сопротивления, к убийству) заставляющих рабочий народ служить богатым, — и тех, которые, сами не делая насилия, пользуются им». Но, несмотря на это, очевидно, что в суждениях Толстого о революционерах и социалистах в последние годы жизни писателя сквозь религиозно-нравственное учение прорывается признание их активной борьбы за интересы народа.

Среди писем Толстого есть много и таких, в которых адресаты высказывают свое недоумение по поводу несоответствия обличительной деятельности и сочувствия Толстого народу с его же проповедью непротивления и всеобщей любви. На эту тему писали Толстому политические заключенные, крестьяне, рабочие. Часто указывалось, что идея непротивления неприменима даже в быту, когда нужно защитить жизнь любимого человека. Большей частью Толстой в ответ посылал книги, проповедовавшие его учение, а иногда пытался опровергнуть доводы своих корреспондентов следующими рассуждениями: «Учение любви, неизбежно включающее в себя понятие непротивления, указывает тот идеал, к которому свойственно стремиться человеку. Принимать же идеал за правило поведения есть большая ошибка или самообман. Идеал только тогда и идеал, когда он требует полного совершенства, того, что никогда вполне не достижимо в этой жизни, но он необходим как руководство для нее и необходим только тогда, когда указывает именно это недостижимое в жизни совершенство. То же и с идеалом любви».²¹

Ответы Толстого такого рода однотипны. Корреспонденты порой легко обнаруживали нежизненность проповедуемых Толстым религиозно-нравственных идеалов, поскольку эти идеалы оказывались абсолютно не применимыми к жизни и могли существовать только как абстрактное стремление. В особенности обнаруживается несостоятельность и реакционность религиозно-нравственного учения Толстого, если ответы Толстого сопоставить с письмами некоторых адресатов, в которых речь идет о конкретных жизненных конфликтах и ситуациях. Приводим несколько характерных примеров.

Неизвестная девушка пишет Толстому в 1909 г. письмо следующего содержания: «Я совсем потеряла голову и плачу всю неделю… Мою мать отвезли в больницу, а брат вот уже больше полгода сидит в тюрьме… Я очень устала, я живу девочкой в ученье последний год. Может быть, завтра пойду к брату… Вот без матери я и не знаю, как быть с его делами — он политический. А я в этом ничего не понимаю… Я вот прочла несколько ваших книг… Вы пишете: не противиться злому. А вот как быть с братом, как на них, на судей, не злиться — какого они его сделали. Он стал похож на смерть… Иногда думаю купить нашатырного на десять копеек, да и разом не мучаясь». На это письмо следует ответ с однотипным и на этот раз советом: «Надо быть кротким и смиренным сердцем, т. е. добрым ко всем людям, никого не осуждая и всех любя. Попробуйте так жить, и вы увидите, как тотчас же жизнь ваша станет, несмотря на всю тяжесть условий, в которых вы живете, и легка и даже радостна временами. Так будет сейчас, а чем дальше будете жить так, то жизнь ваша будет радостнее».

Внебрачный сын крестьянки Елисеевой — П. И. Муцинг-Елисеев описывает Толстому свою полную безмерного горя и страдания жизнь. В числе эпизодов этой жизни были и такие, когда Елисееву, для того чтобы попасть на родину, пришлось заарестоваться и этапным порядком, в ручных кандалах, вместе с преступниками, идти в Сибирь. Описывая свою биографию и измывательства хозяев, он обращался к Толстому с вопросом: «Добрый Лев Николаевич! скажите мне правду, у Вас светлый ум, всесторонний — я Вам сказал всю правду и тайну души моей — где же правда?»

И в ответ на это Толстой посылает адресату книжки «На каждый день» и замечает: «В кратких словах могу ответить на ваш вопрос так: блага жизни материального нет. То, что людям, прожившим жизнь в бедности, болезнях, унижениях, кажется, что благо в богатстве, здоровье, в почете, есть очень грубое заблуждение. Богатые, здоровые, почетные так же страдают, как и бедные, больные, униженные, только другого рода страдания, мера же страданий телесных для всех одна и та же».

Сам Толстой еще в преддверии революции 1905 года признал, что время, когда народ «хотел обожать и покоряться», уже прошло. «Теперь же народ уже не обожает и не только не хочет покоряться, но хочет свободы». Уроки революции не прошли даром для крестьянских масс, которые под могучим воздействием пролетарского революционного движения и самой жизни преодолевали черты патриархальности, нерешительности, отстранения от политики. Свидетельства этому мы находим и в письмах крестьян Толстому. Пожалуй, наиболее яркой в интересующем нас плане является переписка Толстого с крестьянином А. Шильцовым в 1908 г. Письмо Шильцова исполнено гордостью за крестьян, которые, в отличие от людей, навешавших на груди ордена и считающих себя «большими», носят на своих ладонях настоящие ордена — мозоли. «Все делается мозолистой рукой!» — восклицает Шильцов. И с ненавистью к власть имущим он пишет далее о грядущей расправе народа с поработителями: «Скоро эта мозолистая рука устранит все неправды. Эта мозолистая рука обрушится со страшной стихийной силой на головы злодеев».

В ответе Шильцову Толстой, следуя догмам своего учения, пишет, что письмо это произвело на него «тяжелое впечатление», ибо при таком подходе люди с мозолистыми руками «наверно не лучше тех, кого они хотят уничтожить». И в заключение. Толстой указывает Щильцову, что освободиться от насилия «белых рук» можно только одним средством — стремлением к «доброй, христианской жизни».

Так вновь и вновь подтверждается ленинская оценка Толстого, согласно которой сильный и гневный протест, беспощадное обличение совмещалось в деятельности писателя с культивированием реакционной идеи религиозного смирения.

Результаты переписки Толстого с рядом своих корресподентов являются еще одним доказательством исторического значения критики реакционных сторон взглядов Толстого, которая велась на страницах большевистской прессы.

Особенно показательной в этом отношении является интереснейшая переписка Толстого с С. И. Мунтьяновым, ссыльным революционером. Переписка относится к 1910 г. В первом письме к Толстому Мунтьянов резко возражает против теории непротивления: «С вашей брошюрой,²² т. е. с вашим мнением, я не согласен. Вы пишете, что только одной любовью можно добиться хорошей жизни. Нет, Лев Николаевич, о любви можно говорить тогда, когда имеешь хорошее воспитание и чувствуешь себя сытым, но когда не имеешь воспитания и сидишь весь свой век впроголодь и на тебя кровопийцы, властелины смотрят, как на раба, то тут не до любви.

Вы говорите: «Правда, есть еще такие люди, которые хотят уверить себя и рабочих, что вот-вот еще одно убедительное разъяснение существующей несправедливости, еще одно небольшое усилие борьбы с врагом, — и установится, наконец, тот новый порядок, при котором не будет уже зла, а все люди будут благоденствовать».