Каждый день меня мучает совесть, что не отвечал на твое доброе письмо, и всё не успеваю. Напишу хоть несколько слов, чтобы сказать тебе, что письмо твое мне было очень приятно, тронуло меня и рассеяло последние остатки дурного воспоминания о бывшем.¹ Жизнь твоя с Дорой² кажется идет очень хорошо. Важно и хорошо уединение и неизбежное движение жизни из себя, а не внешними побуждениями, как это делается в городе, особенно для молодых. Для того, чтобы были дети, возможности и вероятия очень много. А не будет, и без детей мож[ет] быть жизнь прекрасная. Я мало работаю, был нездоров. Целую тебя и Дору.

Л. Т.

На конверте: Московско-Курск[ая] жел. дор., ст. Козловка-Засека. Льву Львовичу Толстому.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Лев Львович Толстой (1869—1945) — третий сын Толстого. См. о нем в т. 83, стр. 185.

Ответ на письмо Л. Л. Толстого от 13 января (почт. шт.) с сообщением о его жизни и с просьбой простить его за их «осеннее столкновение» (см. прим. 1).

¹ В копии, хранящейся в AЧ, к этому месту письма есть примечание Л. Л. Толстого: «В этот период начались у меня некоторые разногласия с отцом во взглядах на жизнь и отчасти я выражал их в моих статьях».

² Дора Федоровна Толстая, рожд. Вестерлунд (1878—1933), с 1896 г. жена Л. Л. Толстого.

1897 г. Февраля 8. Петербург.

Хотел вас видеть, не застал, зайду еще. Остановился — Фонтанка 14.¹ — Дайте знать, когда и где видеться?²

Лев Толстой.

Впервые опубликовано в ТС, стр. 179. Дата поставлена В. В. Стасовым.

Толстой пробыл в Петербурге с 7 по 12 февраля 1897 г., куда приехал вместе с С. А. Толстой, чтобы попрощаться с высылавшимися В. Г.

Чертковым и П. И. Бирюковым. О пребывании Толстого в Петербурге в 1897 г. см. Дневник 1897 г., т. 53.

¹ Толстой остановился в квартире Л. Б. Олсуфьева. См. прим. 5 к письму № 17.

² О свидании с Толстым Стасов вспоминает в письме к нему 17 февраля 1897 г. (см. ТС, стр. 180—181).

1897 г. Февраля 12. Петербург.

Дорогой друг Дмитрий Александрович,

Пишу от Чертковых, с кот[орыми] прощаюсь перед расставанием, и, разумеется, весь полон теми чувствами и мыслями, к[оторые] вызывает их и Пав[ла] Ив[ановича] высылка. Чувство преобладающее мое такое: в душе у меня радость совершения дела божьего и вместе с тем совестно радоваться при разлуке с дорогими близкими людьми, но радость сближения духовного, кот[орое] произошло вследствие этого события между многими и многими людьми, настолько превышает личное горе разлуки, что до сих пор не могу вызвать в себе печали, кот[орая] приличествует этому случаю. — Они все так светлы, радостны и просты, что тоже не вызывают внешних чувств сожаления. В них совершается нечто гораздо более значительное, чем та перемена места, к[отор]ой их насильственно подвергают.

Пав[ел] Ив[анович] сейчас вошел и просит написать, что он не пишет п[отому], ч[то] собирается и напишет из города Бауска, куда его ссылают.

Мне очень грустно, что мы с вами не общаемся. Правда, я написал вам одно письмо, но вы и того, как мне говорила Ц[ецилия] В[ладимировна],¹ не получили. Я же получил от вас только одно. Попробую теперь писать через Элвениру Леонард[овну].² А мне писать вам должно и виню себя, что не сделал этого, писать вам входит в разряд дел, обозначенных словами: заключенного посетите. Я, да и мы все, часто испытываем здесь роскошь, излишек общения с единомышленными людьми, как это я испытываю теперь в этот приезд в П[етер]б[урге], где 20, 30 человек видишь в один вечер и со всеми хочешь и не можешь успеть переговорить. Вы же, думаю, иногда испытываете голод такого общения. Испытываете ли? Я много расспрашивал Лидию Ивановну³ про вас, и она первая дала мне ясное понятие о том, как вы живете и чем.

По ее рассказам есть два пункта, о к[оторых] нам бы надо было побеседовать, чтобы придти к согласию. Это ваше — не знаю, как сказать — допущение сверхъестественного и разрывности брака.⁴ Если бог велит, побеседуем с глазу на глаз. Вы не намерены ехать за границу?

И если но намерены, то почему? Мое не мнение, а чувство то, что лучше оставаться здесь.

Прощайте, пишите мне. У меня в душе работ, и самых, как думаю, важных — отчасти вызванных духоборами, много и хочется работать. Велит ли бог.

Братски целую вас

Л. Толстой.

Печатается по листу копировальной книги. Датируется по содержанию.

Дмитрий Александрович Хилков (1858—1914) — бывший гусарский офицер и помещик Харьковской губ. См. о нем в тт. 64 и 65. В 1889 г. за пропаганду против духовенства был сослан в Закавказье, но когда там началось движение среди духоборов, был переведен в г. Вейсенштейн в Эстляндии, откуда в 1898 г. уехал за границу.

¹ Цецилия Владимировна Винер (1860—1922), жена Д. А. Хилкова. См. т. 67.

² Установить, кто Элвенира Леонардовна, через которую Толстой предполагал писать Хилкову, не удалось. Адрес частный, во избежание перлюстрации писем.

³ Л. И. Веселитская, пользуясь тем, что воинский начальник в Вейсенштейне был ее родственник, посетила Хилкова и рассказывала о нем Толстому.

⁴ Хилков писал по этим вопросам в ненапечатанной статье «В защиту половой любви», о которой встречаются упоминания в его переписке с Толстым за 1897 г. Статья эта была вызвана рядом статьей М. О. Меньшикова под общим заглавием «Элементы романа» — «Книжки Недели», 1897, 6—12.

1897 г. Февраля 15. Никольское.

15 февр. № 1.

Дорогой, милый друг Поша,

Хочу, чтоб письмо это дошло до вас в первое же время вашего помещения (где? как? всё это напишите мне) и напомнило вам обо мне и обо всех нас, любящих вас, особенно нежно любящих вас, чтобы вы не уныли ни на минуту. Вот теперь мне жалко вас. Не то что жалко за то, что мы разлучены — этого я не признаю,— а за то, что как бы вы не перестали радоваться и плоть хоть на время не восторжествовала бы над духом. Я не боюсь этого, п[отому] ч[то] знаю, что продолжительно это быть не может, но жалко за то, что это вам будет больно. Напишите про Павлу Никол[аевну].¹ Приехала ли она к вам? Мы приехали благополучно, но, приехав, оба заболели, проболели день с жаром и головной болью и теперь здоровы. Меня очень радует искренняя и хорошая сильная любовь С[офьи] А[ндреевны]² к вам. Хотя она и переменчива, но я вижу, что это чувство, от к[оторого] она не отречется и что вообще всё, что она испытала эти дни в Пет[ербурге], произвело на нее сильное и хорошее впечатление.

Нынче я очень много думал и о своей работе об искусстве и об общих вопросах и, хотя я и хотел и вас прошу писать бессодержательные письма, напишу вам то, что думал нынче о времени и пространстве. Нет, не буду писать; завлечет далеко, да и боюсь, что для себя еще не вполне ясно. Напишу нынче же Чертк[ову]. Хотел писать в Берлин, но боюсь, что не застанет, и потому направлю в Лондон. Тяжелое чувство в Петерб[урге] произвели на меня только Лиз[авета] Ив[ановна]³ и Толстая.⁴ Какие мертвые, недобрые и жалкие! Какая ужасная гордость и оттого осуждение и недоброта. То, что они исповедуют, — несомненная истина, и всякий, кто не покоряется им, тот во лжи и его нельзя любить. Они всегда перевертывают этот довод к нам, но мы никакой особенной от других истины не исповедуем, если в нас есть что особое, то только то, что мы делаем из всеми признаваемых истин те выводы, к[оторые] сами собой из них вытекают. Напишите поскорее, милый друг, чтоб я слышал ваш голос, и пожалуйста непременно всю правду, преувеличивая свои слабости, а не ослабляя их. Я здесь у Олсуф[ьевых] с С[офьей] А[ндреевной].⁵ Таня приедет завтра. Маша в Москве. Я ее не видал. Воображаю, как ее тронет ваше изгнание. Мож[ет] быть, та любовь, к[оторую] она имеет к вам, есть лучшая любовь, к[оторую] она может иметь. А любит она вас очень. Да все вас любят.