¹⁸ Такое заявление было напечатано в газете «Русские ведомости» 1887, № 67 от 7 марта.

¹⁹ Мария Васильевна Островская, вдова писателя А. Н. Островского. Через некоторое время М. В. Островская дала Толстому разрешение на издание «Посредником» пьес «Бедность не порок» и «Не так живи, как хочется». Об этом Толстой пишет П. И. Бирюкову в письме, полученном 22 апреля 1887 г.: «Четвертого дня был у меня Островский — сын (очень полюбился мне), принес подарок от матери — сочинения отца и разрешение печатать в «Посреднике» «Бедность не порок», «Не так живи... » Как вы поступите? Мне кажется, что с формальной стороны нужно бы подтверждение от издателя его сочинений; но когда я сказал это Островскому, он сказал, что спрашивать не надо. Судите, как вы лучше знаете. Но радуюсь очень этому». О переговорах Толстого с наследниками А. Н. Островского о издании его произведений см. примечания к письму № 121 т. 85.

²⁰ Михаил Николаевич Островский (1827—1901), брат писателя. В то время состоял министром государственных имуществ. Вероятно Толстой хотел получить от него разрешение на перепечатку драматических произведений его брата — писателя.

²¹ Павел Иванович — П. И. Бирюков.

На это письмо В. Г. Чертков отвечал письмом от 24 января, в котором сформулировал те принципы, какими по его мнению следовало руководствоваться при использовании для лубочной литературы произведений классиков: «Я очень сочувствую вашему желанию привлечь в лубочную литературу произведения хороших писателей иностранных и русских. Но как в организации библиотек, так и в этом деле, самым важным представляется мне не привлечение вообще участия хороших писателей, а согласие привлекаемых произведений с тем, что мы считаем истиною; и не только общее согласие, а отсутствие ложки дегтю. Народ привык воспринимать дурное в слабой форме православной церковности и дрянной лубочной литературы. Но важно при облегчении доступа к нему литературных произведений более художественных и, следовательно, сильных, сохранять возможную чистоту и избегать всякую ложь. Дело улучшения качества лубочной литературы стало уже модным вопросом, и я уверен, что в течение наступающих годов — совсем независимо от нас, будут привлечены в эту литературу самые сильные художественные силы, и притом без всякого разбора, так что для массы представится новый соблазн литературной лжи в более убедительной и увлекательной форме, чем прежде. Этого, разумеется, предупредить невозможно. Но возможно дать тон хорошего, строгого, чистого течения в этом общем движении, так сказать создать школу сознательного отношения к этому делу, высоко поднять и держать знамя христовой истины для того, чтобы все сознающие эту истину сразу видели, куда примкнуть, кому помогать. Это важно, как для сотрудников, вполне разделяющих наше понимание жизни, так и для возможности постепенного образования своего верного критериума у людей, подобных Петрову, не имеющих еще определенных убеждений.

Я признаю, что строгость нравственных требований от книги может доходить до излишнего пуританизма, и быть может я лично склонен к этой крайности, но это не изменяет того, что самое важное — содержание, и что наша главная задача при привлечении произведений в народную литературу (всё равно в какой рамке? должна заключаться в применении к этим произведениям самых высоких и чистых требований и избегать малейших противоречий с учением Христа. Если в самой прекрасной книге между прочим выставляется тип хорошего сознательного христианина и вместе с тем воина, если это выставляется так, что читатель получает впечатление, что это возможно и хорошо, то книга такая, как мне кажете», не должна быть распространяема нами, так как извращение истины тем убедительнее действует, чем ближе к истине и привлекательнее всё остальное содержание.

Я говорю всё это к тому, что мне кажется, дорогой Лев Николаевич, что вы допускаете в себе две оценки книг, и оценки не в зависимости от целесообразности и художественности формы, а две оценки по существу — по степени соответствия содержания к учению Христа. Для изданий «в нашей рамке» вы требуете отсутствия всякого противоречия с учением, а для лубочных изданий вы как бы освобождаетесь от такой определенной оценки и думаете главное о том, чтобы привлекать больше сил. Здесь как будто вас больше всего занимает демократизация литературных произведений. Не знаю, верно ли я вас понимаю; но если у вас действительно есть две оценки по существу, то я не разделяю этого взгляда и не только позволяю себе, но заставляю себя это вам сказать. Вы узнаете, чтó я думаю, а если я ошибаюсь, то откровенность моя не повредит вам, а мне поможет тем, что при случае вы мне поможете разобраться в моей ошибке».

1887 г. Января 22. Москва.

Посылаю вамъ, милый другъ, письмо Файнермана¹ — о томъ, что онъ пишетъ объ Абуговѣ.² Не нуженъ ли такой человѣкъ Сибирякову?³ И о его переписанныхъ экз[емплярахь].⁴ Вчера получилъ ваше письмо съ доводами, почему печатать такъ, какъ вы распорядились, и совершенно согласенъ.

Адресъ Файнермана: Кременчугъ.

Посылки вашей еще не получалъ. Я живу хорошо, только мало работаю. Цѣлую васъ.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Одна фраза напечатана в ТЕ 1913. стр. 44. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова № 124 М. 22 Янв. 87», на основании которой датируется это письмо.

Письмо это содержит ответ на письмо Черткова от 20 января 1887 г., в котором Чертков пишет о том, чем он руководствовался, выражая желание печатать драму «Власть тьмы» с обоими вариантами: «Дорогой Лев Николаевич, разумеется, вы лучше, вы одни можете рассудить, в каком виде издать вашу драму. Передайте Ив. Ив. Петрову ваше желание и он будет следить за тем, чтобы оно было в точности выполнено. Я же распорядился так единственно потому, что в вашем отсутствии требовалось дать указание. А мотивы мои были следующие: 1. Большинству, всем читателям, дорого и полезно прочесть драму в обоих вариантах. И им конечно удобнее не тратиться для этого на два экземпляра. 2. Новый вариант предполагает сбывшимся всё то, что изложено в первоначальной редакции, и потому, при чтении последовательном обоих редакций не разбивается общее впечатление. 3. Если в строго художественном отношении при таком чтении несколько и разрушивается цельность или гармония, пропорциональность отдельных частей всей драмы, то это будет заметно только для таких читателей, которые поразвитее и способны к литературной критике. А такие читатели сразу поймут, что новая редакция конца 4 действия вставлена в виде варианта. Те же менее развитые читатели — преимущественно крестьяне, которые этого не сообразят, ничего не потеряют от последовательного чтения обоих вариантов, но напротив много выиграют. 4. Выиграют они потому, что первоначальная редакция придает драме много захватывающей трагичности, которая сделает книгу особенно привлекательною и популярною; а новый вариант вносит вместе с смягчающим элементом вообще, еще в частности весьма нужное и ценное освещение тех обстоятельств народной жизни, отсутствие света — которые способствуют образованию таких несчастных людей, как описанные женщины преступницы.

Вот какие были мои мотивы. Но повторяю, я знаю, что вам все это виднее и вы лучше рассудите. Сейчас не могу больше писать. Рукописи вышлю вам безотлагательно. Не пришлете ли вы мне для переписки черновые вашего рассказа?».

¹ Исаак Борисович Файнерман (1863 (?) —1925) по профессии сперва учитель, затем журналист. Одно время разделял взгляды Толстого. Летом 1884 года жил в деревне Ясная поляна, исполнял обязанности учителя, но не был утвержден в должности, несмотря на то, что принял для этого православие. Был участником нескольких земледельческих коммун, устраивавшихся единомышленниками Толстого. Написал ряд статей о Толстом, издал под псевдонимом Тенеромо книгу «Живые слова Л. Н. Толстого за последние 25 лет его жизни», изд. К. И. Тихомирова. М. 1912. О нем см. прим к письму № 76, т. 85 и к письму Толстого к ному от 14—26 ноября 1886 г., т. 63.