К концу мая события начали развиваться с головокружительной быстротой. 25 мая «Правда» призвала к «четырехсторонней координации объединения Германия». После важного заседания Президиума (27 мая) по германскому вопросу верховным комиссаром в Восточном Берлине был назначен Владимир Семенов. Командующий группой советских войск в Германии генерал-полковник Чуйков в мае был направлен в Киев, где принял на себя командование Киевским военным округом. В Германии его заменил Андрей Антонович Гречко, до этого командующий войсками Киевского военного округа с 1945 года. Это назначение имело смысл, если вспомнить, что Гречко был близок к Хрущеву еще с тех времен, когда они вместе подавляли антисоветские выступления в Западной Украине[406].

Руководители СЕПГ так же, как Семенов, провели со второго по четвертое июня в Москве, получая инструкции по вопросу новой «линии», которая смягчала сталинскую экономическую политику СЕПГ, принятую в июле 1952 года. После возвращения на родину Политбюро СЕПГ устроило 9 июня совещание и объявило о своем «новом курсе» в партийной газете «Neues Deutschland» (11 июня). Советы настаивали, чтобы об этих изменениях было сообщено незамедлительно. К сожалению, новый курс не регулировал рабочие нормы, что было одной из важнейших причин недовольства в рабочей среде. Понимая, что новая линия партии приведет в шок верных партийцев, которые должны проводить программу в жизнь, когда Рудольф Херрнштадт, член Политбюро СЕПГ, попросил у Семенова двухнедельной отсрочки, тот отказал, заметив: «Через четырнадцать дней у вас, может, и государства уже не будет»[407]. Борьба за власть разгоралась и в Политбюро СЕПГ, в которой министр государственной безопасности Вильгельм Цайссер и Херрнштадт пытались сместить Вальтера Ульбрихта. В редакционной статье в «Neues Deutschland» (14 июня) Херрнштадт критиковал сохранение рабочих норм.

Сцена для событий 17 июня была подготовлена[408].

Когда Евгения Питовранова, ставшего начальником аппарата в Карлсхорсте после ареста Берия, кто-то из газетчиков попросил рассказать о «фашистском путче», случившемся 17 июня 1953 года в Восточном Берлине, он ответил: «Путч — это преувеличение. Просто люди отреагировали на ошибки руководства страны. Это был нарыв, который не мог не разорваться. Более того, недопустимо в таких обстоятельствах использовать танки»[409]. С этим согласится не каждый отставной офицер КГБ, помнящий те времена. Однако все согласятся, что забастовки и демонстрации в Восточном Берлине и других городах ГДР стали полной неожиданностью для Москвы и тех сотрудников аппарата МВД, которые еще оставались в Восточной Германии[410]. Очень многие рассказывали о событиях, начавшихся 16 июня и ставших опасными на другой день. Мы же постараемся сосредоточиться на реакции советской и американской разведок на эти события, используя до сих пор неизвестные архивные материалы[411].

16 мая 1953 года в 11.45 утра Вадим Кучин, ведущий специалист по Германии, который служил в Карлсхорсте с 1945 года в качестве помощника действующего представителя МВД полковника И. А. Фадейкина, составил доклад об обстановке для заместителя министра внутренних дел Богдана Кобулова, отвечающего за внешнюю разведку. Вопреки правилам МВД Кучин подписал доклад, где содержалась резкая критика восточногерманской партии, и как автор и как ответственный за информацию. МВД в Москве получило первый подробный доклад из дезорганизованного аппарата о развивающемся кризисе[412]. Описание беспрецедентного вызова восточногерманскому режиму, наверняка, вызвало шок у советского руководства. Более поздние научные исследования материалов из восточногерманских и советских архивов (архив КГБ к ним не относится) дают гораздо более подробную картину июньских событий. Эти недавние исследования показывают, что доклад Кучина, основанный на донесениях агентов МГБ Восточной Германии, партии и правительства Восточной Германии, лишь скользит по поверхности. Зато он показывает, в каком состоянии находился аппарат в Карлсхорсте, когда разразился кризис[413].

Кучин считает, что волнения среди строительных рабочих Восточного Берлина начались уже 11 июня, когда был объявлен «новый курс» ГДР. На одной из строек была объявлена двадцатичетырехчасовая сидячая забастовка против «повышения норм». Вечером 13 июня члены профсоюза (района Friedrichsham) рабочих-строителей медицинских учреждений организовали круиз на пароходе, во время которого выработали план протеста против предполагаемого повышения норм[414]. Несмотря на то, что лидеры восточноберлинского отделения СЕПГ бьши извещены о предполагаемых событиях, они «никак не реагировали на информацию, хотя и продолжали вести подготовительную работу, связанную с повышением норм»[415].

Вечером 15 июня строительные рабочие на Сталин-аллее решили объявить забастовку, если новые нормы не будут отменены. Они послали письмо с жалобами премьер-министру Гротеволю, требуя ответить к двенадцати часам следующего дня[416]. В тот же вечер этот вопрос обсуждался на собрании берлинского городского комитета СЕПГ. Несмотря на угрозы, члены городского комитета СЕПГ проголосовали за новые нормы и приняли резолюцию утром объяснить рабочим свою точку зрения. Однако представители СЕПГ, явившиеся на заводы, были освистаны рабочими. Около 11.30 рабочие вывесили флаги и, требуя пересмотра норм, отправились в центр города. По дороге к ним присоединялись рабочие из других районов. Доклад Кучина, в котором большое место уделено заседанию городского комитета СЕПГ (донесение агента), показывает, насколько серьезно было недовольство рабочих. Хотя правительство ГДР объявило, что рабочие «по доброй воле» приняли увеличение норм на 10 процентов, но увеличение еще на 25 процентов было сделано по распоряжению городского комитета СЕПГ. Более того, предусматривалось снижение зарплаты на 35 процентов тем, кто не выполнит норму.

Попытки Партийных активистов предотвратить демонстрацию были встречены агрессивно. В одном случае, Бруно Баум, функционер СЕПГ, ответственный за строительную промышленность, едва избежал расправы, умчавшись на автомобиле с места событий. Колонна рабочих продолжала шествие к дому правительства ГДР на Лейпцигерштрассе. Там они потребовали, чтобы к ним вышли президент Пик и премьер-министр Гротеволь. Требование осталось без ответа. И тогда рабочие направились к зданию Центрального комитета СЕПГ. Два грузовика, где находились партийные пропагандисты с громкоговорителями, были разбиты забастовщиками. Активисты потребовали третий грузовик для собственных нужд, при этом был серьезно ранен один из членов СЕПГ[417].

Когда демонстранты пришли к зданию Центрального комитета СЕПГ, они опять потребовали, чтобы к ним вышел Пик, повторяя лозунги, разносившиеся с громкоговорителя на грузовике. Поначалу они касались только рабочих норм. Но постепенно требования перерастали в политические. «Долой СЕПГ!» «Требуем свободные выборы и единый Берлин!» Приблизившись к полицейскому управлению Восточного Берлина, колонна остановилась, и люди стали кричать: «Мы, рабочие со Сталин-аллее, призываем всех рабочих города начать общую забастовку в семь часов утра 17 июня!» Кучин считает, что целью демонстрантов было вовлечь в забастовку рабочих всех предприятий Берлина. В самом деле, когда немного позже государственное радио ГДР попыталось предотвратить всеобщую забастовку, объявив, что «совещания о нормах» начнутся на всех строительных предприятиях в то же время, что и забастовка, демонстранты поломали несколько уличных громкоговорителей. Кучин также отмечает присутствие молодых людей на мотоциклах западного производства, которые ездили вдоль колонны, сообщали новости и подбадривали демонстрантов. А те уже принялись останавливать машины и мотоциклы, сообщая всем и каждому о всеобщей забастовке и угрожая всем, кто собирался выйти на работу[418].