Здесь же сказано и о работе в Германии независимых агентов МВД. И аппарат в Карлсхорсте, и военная контрразведка в Потсдаме получили задание «мобилизовать всех агентов на выяснение обстоятельств, ставших причиной беспорядков, и выявление организационных центров в Западной Германии и ГДР». Были предприняты меры для установления контактов с имеющимися «агентурными группами в Западном Берлине и Западной Германии для выяснения планов на будущее реакционных кругов Западного Берлина и Западной Германии, а также иностранных разведок»[444].

Еще одним указанием на то, что Берия пришлось на время отложить свои планы реформировать работу МВД и его подразделений в Восточной Германии, является комплектование оперативной группы под руководством генерал-лейтенанта Амаяка Кобулова, «для квалифицированного проведения этой работы». В нее также вошли опытный оперативный работник Кучин, отлично знавший условия работы в Германии, и полковник Андрей Ковалев, ведущий аналитик по Германии из московского центра[445].

В заключение было сказано, что на тот же день, то есть на 20 июня, назначено совещание с руководством MfS ГДР для выработки мер по «укреплению органов MfS ГДР, усиления пограничных служб, а также надежной охраны объектов MfS и тюрем ГДР». В понедельник 22 июня доклад был отправлен заместителю министра Богдану Кобулову с визами Короткова и Савченко — тех самых офицеров внешней разведки, которые позднее будут давать показания против Берия[446].

Несмотря на неразбериху в Карлсхорсте, кто-то в управлении внешней разведки МВД должен был продолжать работу, так как московский центр разослал требование в зарубежные резидентуры собрать информацию, которая могла бы «пролить свет на истинные причины... народных демонстраций в Берлине». 28 июня пришел единственный ответ из Парижа, где содержится признание в невозможности ответить на запрос. А ведь это совершенно нехарактерно для парижской резидентуры, обычно поставлявшей материалы только высшего качества о германских проблемах[447]. Ввиду того, что запрос на информацию был отправлен вскоре после 17 июня, Берия и его люди, вероятно, все еще возглавляли МВД.

Итак, парижская резидентура практически не ответила Москве, однако один из ее источников имел возможность опросить французского журналиста, заявившего, что побывал в Берлине в дни беспорядков и даже посетил Восточный Берлин вместе с Арно Шольтцем, западногерманским редактором газеты «Der Telegraf», принадлежавшей Социал-демократической партии. Рассказ журналиста, переданный в Москву резидентурой, содержал, по-видимому, именно то, что ждал от нее центр: «Почти достоверно известно, что представители и агенты Социал-демократической партии содействовали, по крайней мере, частичному изменению требований строительных рабочих из экономических в политические и выведению людей на демонстрацию... План действий был выработан задолго до событий в аппарате СДП.

Отсутствовала только дата. Она зависела от обстановки... 16 июня начались беспорядки, однако руководство СДП не назначало этот день заранее... Берлинские социал-демократы, не дожидаясь приказа своих лидеров, стали проводить их директивы в жизнь»[448].

Доклад из Парижа стал последним документом о положении в Германии среди имеющихся в архивах Службы внешней разведки и полученных до ареста Берия. Представители советской системы, на чьей бы стороне они ни находились в противоборстве сил между Берия и Хрущевым, стремились заявить о своей позиции. В памятной записке Хрущеву, подписанной Дмитрием Шепиловым, главным редактором «Правды», приводится донесение очевидца событий 16—17 июня П. Наумова, корреспондента этой газеты в Восточном Берлине. Наумов дал фактический, достаточно точный пересказ того, что тогда происходило, например, появление советских войск утром 17 июня и враждебное отношение к ним толпы. Он отмечает довольно частое появление около колонн мотоциклистов с западноберлинскими и американскими номерами, подозревая их в помощи мятежникам. На самом деле представители союзников имели полное право находиться в Восточном Берлине, и проверке народной полицией могли подвергаться лишь автомашины граждан Западного Берлина. Наумов делает упор на том факте, что в демонстрации принимали участие не только рабочие, но и многие граждане, как бы обязанные поддерживать режим, например, члены партии. Ему претит трусость СЕПГ и ее неумение понять настроение людей. Но вот что здесь интересно: финальный параграф, в сущности, противоречит всему, сказанному выше, и будто приписан второпях: «Нет сомнений, что вся операция была тщательно продумана... заранее и контролировалась из одного центра». Это мнение записано 22 июня и совпадает с той линией, которая доминировала в последующей оценке событий и была направлена против Берия[449].

Соколовский и Семенов, очевидно, не подозревали о готовящемся аресте Берия. Рекомендации, изложенные в докладе от 24 июня, отражают их решимость проводить в жизнь «новый курс», улучшать положение в ГДР, поддерживать реформистские силы внутри Центрального комитета СЕПГ[450].

Через два дня на заседании Президиума Берия был арестован. Эми Найт в своем подробном описании этого дня в книге «Beria: Stalin’s First Lieutenant» предлагает несколько противоречащих одна другой версий. Официальные протоколы заседания Президиума «отсутствуют», так что остаются только различные воспоминания победивших участников заговора по устранению Берия[451]. Что бы на самом деле ни происходило 26 июня, очевидно одно — Берия был захвачен врасплох. Остальные тоже остались неинформированными. 29 июня 1953 года, например, Иван Тугаринов, директор так называемого «малого» КИ, отправил заместителю Берия по внешней разведке, с надписью «Товарищу Кобуло-ву Б.З.», копию восемнадцатистраничной памятной записки «О позиции западных держав в отношении германского вопроса», подготовленную его группой. Основанная в первую очередь на открытых материалах, памятная записка заканчивалась следующим образом: «Приведенная информация показывает, какие серьезные разногласия существуют между США и Англией относительно переговоров с СССР по германскому вопросу в ближайшем будущем. Эти разногласия стали, очевидно, одной из главных причин отсрочки Бермудской конференции»[452]. Эта информация предполагала, что гибкость, проявленная Москвой по вопросу Германии, произвела впечатление на западных союзников. Берия эта памятная записка должна была заинтересовать, если бы он получил ее. То же относится и к Кобулову, арестованному в один день с Берия.

В обвинительном заключении, а также объяснениях, данных по поводу ареста Берия на июльском пленуме ЦК КПСС (1953 год), оппоненты Берия старались представить все так, что все его действия в МВД были основаны на его шпионской деятельности на благо «германской и английской разведок». Но, даже не принимая это во внимание и помня, что Берия стремился свести счеты с теми сотрудниками службы безопасности, которые были близки к прежнему руководству, как объяснить его удар по руководителям зарубежных резидентур в критический момент? Берия должен был отчаянно стремиться получить информацию о реакции Запада на сигналы, которые он посылал, в частности, по германской проблеме. И его действия поэтому кажутся бессмысленными — если только он, подобно другим в Москве, не подозревал о грядущих июньских событиях. Вероятно, он думал, что располагает достаточным временем для намеченной им реорганизации. Евгений Березин, один из старших офицеров аппарата в Карлсхорсте, отозванных в Москву, вспоминает, как Берия говорил его группе: «В Германии изменилась ситуация, значит, надо менять подход к ней. Мы должны привлечь для работы в Германии наиболее интеллектуально развитых людей. Вот причина реорганизации нашего штата в Германии, особенно в провинциях».