Борис перевел глаза на Женю.

— Я же вам объясняла, — сказала она с раздражением, — что для такого перехода там нет подходящих людей, иначе бы наши товарищи не отправились вдвоем.

Василий Федорович сердито откашлялся.

— Ну, мне об этих переходах судить трудно. Правда я думал, что монбланов и эльбрусов здесь нет… Но вот вам наш альпинист… Объясните ей, Борис Николаевич.

— Я полагаю, — твердо сказал Карцев, — что если люди в горах попали в беду, мы обязаны помочь.

— Вот вам, здравствуйте!-развел руками Василий Федорович. — Какими же реальными возможностями мы обладаем?

— Мои помощники — оба альпинисты. Правда,они не врачи а зоологи, но из врачей тоже можно найти охотника.

Василий Федорович встал, вытирая платком шею и лоб, блестящий от пота.

— Ну, собирайте людей, Карцев. Только смотрите, сами там не сплошайте!

Павел положил пятый камень рядом с четырьмя голышами, лежащими ровным рядом на берегу, над водой. Наступило пятое утро этой фантастической жизни — на крошечном клочке суши, на островке, в окружении вод заколдованного озера.

Ежась от холода, Павел осмотрелся по сторонам. Над водой в косых лучах восходящего солнца дрожал розовый туман, ровной полосой закрывавший подножия далеких гор восточного берега. Слева сквозь туман просвечивал — совсем близко! — северный берег. Справа тянулась полоса мелководья, из которой, как пальмы, вздымались мощные стволы гигантских тростников.

— Дьявольская ловушка! — пробормотал сквозь зубы Павел, спускаясь по каменистому обрыву.

Темнела вода, чуть поблескивая тяжелыми, свинцовыми отблесками зари. Стволы тростников уходили в мрачную, непроницаемую черноту. Павел осторожно опустил кончик ботинка в воду.

Кусая губы от злобы, он выждал, пока нога сквозь кожу ботинка не ощутила легкого удара. Тогда резким рывком он выбросил ногу на берег, сморщив лицо гримасой отвращения. В воздухе мелькнуло длинное полупрозрачное тело странного существа и шлепнулось на землю. Павел придавил его ногой, с омерзением разглядывая панцырь утолщенной головы с темными, неподвижными бусинками глаз и длинными серповидными челюстями, впившимися в кожу ботинка. Вытянутое, расчлененное тело извивалось и дергалось, пытаясь освободиться от придавившей ноги.

— Черт тебя возьми, — сказал Павел, растаптывая отвратительное существо с таким ожесточением, словно бы ему привелось уничтожить самого ненавистного врага.

Это был ежедневный ритуал, бессмысленный и бесполезный, — ловля и уничтожение неистребимого противника.

Туман рассеивался. Павел продолжал всматриваться в поверхность воды. Гладь озера застыла в безмолвии и неподвижности. Луч солнца скользнул по зеркалу воды. И сейчас же, словно вспаханная невидимым плугом борозда, по воде пробежала узкая полоса, от которой по сторонам пошли невысокие, тяжелые волны.

Борозда стремительно приближалась.

— Гадина! — пробормотал Павел, смотря на нее исподлобья.

Он нагнулся, поднял камень, швырнул в воду. На солнце блеснул фонтан ослепительных брызг. Полоса изогнулась тупым углом. Из воды мотнулся огромный черный раздвоенный хвост, и пятиметровое тело, внезапно обрисовавшееся силуэтом чудовищной рыбы ушло в глубину.

— Опять забавляешься? — услышал Павел бодрый голос Петренко. — Доброе утро, дружище!

— Ничего доброго не вижу, — отозвался Павел не оборачиваясь. — По-моему здесь не один, а несколько этих крокодилов. Они стали шнырять здесь беспрерывно.

Петренко подходил, с трудом ковыляя. На загорелом лице, припухшем от сна, топорщились рыжеватые, растрепанные усы. Однако, не смотря на легкие гримасы, подергивавшие лицо при каждом шаге, глаза его лучились бодростью и оживлением.

— Необходимо что-то предпринимать, — поднялся Павел ему навстречу. Как твоя нога, Григорий?

— Немного лучше, — поморщился Петренко. — Но ходить толком все еще не могу.

Павел помолчал, машинально ковыряя каблуком каменистую почву.

— А я все-таки думаю, что надо попробовать прорваться, — сказал он, глядя себе под ноги.

— Как прорваться? Каким путем?

— А тем же, которым нас сюда занесло.

— Вброд?

— Да.

— Ты с ума сошел! Чтобы тебя сожрали эти… чудовища прежде чем ты сделаешь десять шагов?

— Ну, не съели же они нас, пока мы сюда шли!

— Бывает же сумасшедшее счастье… Но рассчитывать на него второй раз и испытывать свою судьба таким бессмысленным образом… нет, этого не будет! Слышишь, Павел? Я говорю тебе это как члену партии. Терять голову нет никаких оснований. Продукты у нас еще есть… Будем ждать.

— Но чего? Чего, — я тебя спрашиваю?

— Самай — умная девушка и альпинистка… И она найдет возможность придти к нам на помощь.

Петренко осторожно опустился на землю, поддерживая больную ногу.

— А эти… гады? — показал он на исполинское насекомое, раздавленное сапогом Павла. — Допустим, ты сумеешь проскользнуть незамеченный рыбами. Но от этой мерзости тебя не спасет ни шум, который ты можешь производить, ни быстрота передвижения. А один укус такой твари — и вот тебе результат.

Петренко похлопал по своей ноге, бережно перекладывая ее в более покойное положение, и прислушался.

— Ну, начинается, — сказал ей, досадливо морща лоб.

Послышался низкий вибрирующий звук жужжания. Через мгновение к нему присоединился другой, третий… Теперь уже весь воздух был наполнен слитым гулом, похожим на трещанье самолетного винта после остановки мотора: фр-р-р-р… фр-р-р-р…

Петренко вытащил из кармана маленький пистолет, взвел курок и, положив рядом с собой на землю, стал свертывать папиросу. Павел молча повторил его движения, внимательно обводя взглядом пространство над озером.

— Пожалуйста, встречайте первого гостя, — сказал он с легким возбуждением в голосе.

Блеснули на солнце тонкие, прозрачные, желтовато-серые крылья, и совсем близко от них повисло в воздухе вытянутое, расчлененное тело гигантской стрекозы с длинными лапками.

— Имей в виду, — сказал Петренко спокойно, — стрекоза бросается на свою жертву при двух условиях: если она находится прямо перед ней и проявляет себя движениями. Так что, когда заметишь, что она обратила к тебе глаза, остерегайся делать резкие движения.

— Словом, я полагаю, что положение атакующего всегда выгоднее, чем положение обороняющегося, — ответил Павел, поднимая пистолет и прицеливаясь — Я стараюсь бить в грудь. Здесь у них самые крупные нервные узлы.

Выстрел взорвал неподвижный воздух, несколько раз повторившись постепенно ослабевающими звуками эхо. Стрекоза метнулась в сторону и, беспорядочно дергая крыльями, стала планировать вниз. Сейчас же из воды метнулся черный силуэт, и насекомое исчезло в пасти исполинской рыбы.

— Карбон! — воскликнул с усмешкой Петренко. — Вот так истребляли друг друга рыбы, амфибии и насекомые в каменноугольную эпоху.

— С той разницей, что это не каменноугольные, а вполне современные гады, — заметил Павел. — Те же рыбы, лягушки, стрекозы, которые населяют нормальный мир, только увеличенные во много раз.

— Полагаю, что пора завтракать, — сказал, приподнимаясь, Петренко. Сейчас поднимут рев лягушки.

И, словно в ответ на его слова, из воды послышался густой басовый звук неправдоподобного урчанья:

Ур-р-р-р…

Павел махнул рукой.

— Давай есть.

Они расположились на крутом берегу островка спиной к воде. Ели молча, потому что из-за дикого, сверхъестественного рева нельзя было услышать даже собственный голос.

Павел автоматически совал в рот куски сала, сваренных вкрутую яиц, хлеба. Есть не хотелось, и пища казалась безвкусной, как вата. В голове тяжело ворочалась мысль о переправе с острова на близкий берег озера возникала и гасла, не находя выхода.