И вынуждены они всю свою жизнь, так никогда и никем не открытые, покорно и безрадостно тянуть лямку. И слишком часто неповторимые миры, однажды родившиеся в чьей-то душе, так и не получив развития, чахнут. На чей-то равнодушный взгляд может показаться, что ничего особенного в этих людях никогда и не было: просто родился человек, прожил сколько-то долгих (или недолгих) лет, воспитал (или не сумел воспитать) детей и умер. Никто и не догадывается, что этот неприметный человек вывел однажды новое растение, или придумал необычное, изысканное блюдо, или даже открыл никому до сих пор неизвестную звезду. Но за целую жизнь так и не удалось ему найти своего слушателя, выразить себя, выговориться. Здесь, на земле, неповторимый голос его души так никогда и не прозвучал. Но это не значит, что душа его молчала.

 Фиалка

В нашу квартиру, выходящую окнами во двор-колодец, попадает недостаточно солнечного света, и поэтому нежные фиалки у меня не приживаются. Зато рост неприхотливых диффенбахий ничем не остановишь — разрастаются и вширь, и вверх. Однажды я всё-таки рискнула и купила маленькую голубую фиалку в горшочке. Решила, что если буду тщательно и кропотливо ухаживать за ней, то она обязательно приживётся.

Но не тут-то было. Не прижилось нежное растение. Не понравилось фиалке расти одной среди толстокожих, непрошибаемых, к тому же ядовитых, диффенбахий. Для того чтобы жить и цвести, голубой фиалке нужны другие условия, — и она увяла, так никогда и не расцветя. Но это не значит, что она была слабее могучих диффенбахий. Просто фиалка — это фиалка. Она — другая. Ей нужны свет, простор, тепло и воздух.

Мне кажется, так случается и со многими людьми. Не получив в своей жизни достаточно света, тепла и простора, они увядают, так и не успев расцвести. Вот почему так важно хоть однажды в жизни встретить созвучную тебе душу — того, кто говорил бы с тобой на одном языке. И когда это случается, ваша душа, на несколько мгновений приоткрываясь, расцветает подобно голубой фиалке. Видимо, в такие минуты наше сердце и получает долгожданные свет, тепло и простор. К счастью, такое всё-таки случается. Всё происходит, по-видимому, просто, словно невзначай, — наверно, так же, будто бы сам по себе, зарождается в тучах дождь.

Мне, как и многим моим друзьям, не раз посчастливилось встречать в жизни созвучные души. К сожалению, из-за многочисленных обязанностей, взваленных на наши плечи, нам редко удаётся встретиться. Но иногда мне достаточно знать, что где-то на земле — близко или далеко — живёт родственная мне душа. И, когда задумываешься об этом, на мгновенье ощущаешь себя частью чего-то целого, огромного, важного. Мне кажется, в такие минуты любой человек, маленький и хрупкий в сравнении со Вселенной, может ощутить себя полноправной её частью, одним из крошечных обретённых миров в нашем большом затерянном мире. Наверное, это и есть редкие минуты счастья.

Андерсен заболел

Андерсен всегда вертится у моих ног и тоже внимательно осматривает каждого вошедшего посетителя, — а потом, по своему усмотрению, или налаживает с ним контакт, или равнодушно удаляется в угол комнаты. А то и вовсе прячется в кладовку… Андерсен никогда не улыбается посетителям, как могут улыбаться собаки, но чаще всего выглядит доброжелательным. Не знаю, как у него это получается!

Однажды во время обеденного перерыва я заметила, что с моим бурым котом происходит что-то странное. Андерсен тяжело дышал, хвост его поник, и шерсть тоже изменилась: потеряв прежнюю пушистость, она пригладилась и приобрела довольно унылый оттенок, — потемнела что ли…

— Ах, ты мой бедный! — всплеснула я руками и попыталась погладить кота по голове. Но Андерсен повел себя непривычно. Вместо того чтобы по обыкновению замурлыкать в ответ, он, поджав хвост, с трудом доплелся до подстилки в углу комнаты и лег на живот. А потом беднягу залихорадило, и у него началась рвота.

«Дело плохо! — поняла я. — Тут без врача не обойдёшься». Медлить было опасно. Кроме того, я совсем не могу думать о работе, когда Андерсену так плохо. Да и нескончаемый надоедливый дождь, кажется, отбил у людей всякую охоту ходить по магазинам.

Поэтому я повесила на дверь лавки табличку «Закрыто по техническим причинам», взяла в руки «Жёлтые страницы» и стала обзванивать ветеринарные клиники. Во многие клиники не дозвониться, постоянные короткие гудки. Наконец откликнулась девушка-диспетчер клиники с ободряющим названием «Спокойный сон». Она записала мою фамилию, адрес нашей лавки, а потом поинтересовалась возрастом Андерсена. А я и не знаю, сколько лет моему коту, ведь он поступил ко мне уже взрослым, хоть и явно не старым. Пришлось навскидку сказать, что Андерсену семь лет. На вопрос диспетчера о состоянии кота, я ответила, что состояние, судя по всему, тяжёлое.

— Назовите, пожалуйста, основные симптомы болезни, — бодро попросила диспетчер.

— Симптомы? — переспросила я и взглянула на скрючившегося в углу Андерсена. — Рвёт его, лихорадит… и…

— Может, усыпим котика? — прервав меня на полуслове, жизнерадостным голосом предложила девушка-диспетчер.

Я чуть не уронила из рук трубку.

— Значит, не хотите… — не дожидаясь моего ответа, заключила девушка. — Ну, хорошо, доктор выедет к вам через пятнадцать минут. Вызов и консультация платные, — безразличным тоном добавила она и повесила трубку.

Пригорюнившись, я облокотилась о стол и стала дожидаться ветеринара. Андерсен по-прежнему лежал в тёмном углу комнаты и тяжело дышал. «Спокойный сон, спокойный сон» — машинально повторяла я про себя название клиники, так словно оно застряло у меня в голове. Наконец до меня, кажется, дошёл смысл этих слов. «Какой ужас!» — вздрогнула я.

Примерно через полчаса в дверь позвонили. Распахнув её, я увидела на пороге долгожданного доктора. Он оказался человеком крупного телосложения с большими волосатыми руками. Яркая лысина на голове, аккуратно обрамленная чёрными волосами, напоминала вычищенное до блеска блюдце. Грубые черты лица, маленькие серые глазки, небольшой нос и очень толстые щёки. Короткие рукава рубашки в мелкую чёрную клеточку обнажали длинные руки, обильно покрытые волосами. «Он похож на взлохмаченного барсука», — невольно подумала я. Хотя, судя по картинкам, настоящие барсуки не в пример миловиднее.

С большого коричневого зонта ветеринара стекали крупные дождевые капли.

— Где пациент? — исподлобья взглянув на меня, громко спросил доктор. Я лишь слабо махнула рукой в сторону подстилки, на которой, завалившись на правый бок, лежал Андерсен. Мне было очень плохо. Мне казалось, что мой кот умрёт именно сейчас.

Пока врач осматривал Андерсена, я стояла рядом, тупо смотря то на доктора, то на непривычно неподвижного кота. Кот слабо реагировал на самые, казалось бы, грубые движения ветеринара, а тот немилосердно мял его, беспардонно ощупывал и несколько раз пытался перевернуть больного на другой бок.

— Так, — закончив осмотр, сказал доктор. — Ну, всё понятно.

Быстро окинув комнату взглядом, он грузно плюхнулся на стул, стоящий у журнального столика.

— Как у вас с деньгами? — без предисловий напористо поинтересовался ветеринар.

Ну что ж, к такому вопросу я была готова. Он меня нисколько не удивил. К сожалению, таким вопросом сейчас встречают пациентов не только в ветеринарных, но и человеческих поликлиниках. Иногда этим вопросом весь приём и ограничивается. Нет денег? — дело твоё, умирай или выживи, но медицину это уже не касается. Это забота пациента.

— С деньгами средне, — призналась я. — Но оплатить ваши труды, надеюсь, хватит.

— Вы так думаете? — скептически оглядев меня с головы до ног, спросил ветеринар.

— Ну, допустим, хватит, — уже почти миролюбиво предположил он. — Вопрос в том, стоит ли?