А ещё я иногда пишу маленькие рассказы о светлых Ангелах. И с этим я тоже ничего не могу поделать. Знаете, как это обычно начинается?.. Вот сижу я, например, вечером на диване — и вдруг ни с того ни с сего мне в голову приходит фраза: «А в пещере было темно…» Сначала я слышу только одну эту фразу, но почему-то мне не хочется её терять. Я мысленно присматриваюсь к этой тёмной пещере, и вдруг в её глубине начинают слабо вырисовываться контуры героев. А когда вход в пещеру приоткрывается и туда проникает дневной свет, их образы становятся совсем отчётливыми. И, наконец, наступает момент, когда я вижу их точно под ярким солнцем…

А почему рассказы именно об Ангелах? Попробую объяснить. Мне как-то довелось прочитать книгу святителя Игнатия (Брянчанинова) «Слово о смерти». В ней он в частности рассуждает о природе и свойствах этих загадочных существ — Ангелов Небесных. Глубокие мысли серьёзного богослова восхитили меня. А что за дивный у него стиль!.. Словом, тема меня зацепила.

Мои рассказы ничем не похожи на богословские рассуждения. Очень простые истории. Но почему-то иногда, будто помимо моей воли, в них залетают два-три прекрасных Ангела. И, признаться, я бываю очень рада гостям. Но если Светлым Ангелам некогда со мной возиться, то и рассказ мой не только не пишется, но даже и не придумывается.

А знаете, о ком мне хотелось бы сейчас написать? Вы не поверите. О моем буром коте, Андерсене. Жаль, что я рисовать не умею, я бы его нарисовала. Это была бы, что называется, «картина маслом». Он бы сидел в центре, в царственной позе, как лев. Мордой повернулся бы к нам, шерсть переливалась бы на солнце. Уши были бы настороженно подняты, как будто он внимательно слушает, а взгляд умный, спокойный. А вокруг была бы изображена только светло-зелёная трава. Но цвет должен быть насыщенный, не бледный. На этом фоне бурый окрас Андерсена должен хорошо смотреться. Знаете, а он на самом деле такой и есть, Андерсен, — умный, внимательный, красивый… Только в жизни мне не приходилось видеть его в окружении свежей зелёной травы. В городе, во дворе, где он гуляет, травы что-то не очень много. А у той, что есть, очень уж запылённый вид, — для картины не годится. По крайней мере, не для той, которую я себе представила.

Всё время его вспоминаю, Андерсена. Взяла бы его на дачу на выходные. Может, уселся бы он тут, рядышком, на траве, смотрел бы на меня своими умными глазами, слушал, ушами пошевеливал. Нет, скорей всего, он охотиться пошёл бы. Здесь мышей, видимо-невидимо. Даже не верится, что Андерсен с его утончённой натурой, может иногда превращаться в хищника. И как только в нём всё это вместе уживается? Загадка.

Так я обычно и провожу свои летние выходные: на даче, за зелёным столом с пальмами. Вы, наверное, решили что я «ботаник», заучка? Честно говоря, есть немного. Но я же не только перевожу чужие и сочиняю свои рассказы, — ещё я время от времени посещаю разные конференции. Впрочем, это кажется из той же оперы… Вспомнила! — я же цветы выращиваю на даче, гладиолусы! И у меня есть грядка с луком и петрушкой!

Если приедете в гости, сами всё увидите. Кстати, я могу прочитать вам пару-тройку своих рассказов. Они коротенькие. По три странички примерно.

Хорошо всё-таки, что сейчас вечерами светло! И время за разговорами летит незаметно. Но всё равно, пора собираться домой. Завтра на работу.

Понедельник

В понедельник, открывая входную дверь в «Лавку», я даже удивилась: дверь поддалась непривычно легко. Но потом я всё поняла: прошлой ночью некому было охотиться, некому загромождать мою дорогу дохлыми мышами. Отсутствие привычных, аккуратно сложенных мышиных трупов, неожиданно расстроило меня. Дальше — ещё хуже. Когда я включила свет в зале, мне показалось, что перегорела по крайней мере половина лампочек. Помещение у нас старое и очень обширное, через окна свет попадает только в большой зал, да и в нём, по крайней мере, два угла остаются недостаточно освященными. Такая уж планировка. А уж о двух кладовках и маленьком складе и говорить не приходится: они вовсе без окон.

Оказалось, лампочки не перегорели. Но, в магазине, всё равно, было тускло. «Что же тут не так?..» — пыталась понять я. И не вдруг дошло до меня, что мне просто не хватает Андерсена.

Взяв себя в руки, я быстро составила еженедельный отчёт по продаже и ещё до обеда отвезла его нашему бухгалтеру. Он у нас один на четыре площадки. Пока меня не было, магазин украшала табличка «Переучёт».

Во второй половине дня посетителей было всего двое. Первый, это — пожилая дама, с ярко красными губами, в нелепой летней шляпе. Дама интересовалась фарфоровыми статуэтками. Затейливая синяя шляпа с широкими полями, явно мешала ей рассматривать экспонаты. Дама долго не могла выбрать между «Ветреной пастушкой» и «Парящим купидоном». Предпочла, в конце концов, «Купидона». Я не стала мешать ей своими советами. Судя по шляпе, вкус у неё был экстраординарным. Да и честно говоря, «Купидон» и «Пастушка» друг друга стоили: я бы ни за что на свете ни ту, ни другую статуэтку не купила.

Надо сказать, настроение у меня с самого утра было скверное, и я едва удержалась, чтобы не сказать даме что-нибудь ехидное. Меня так и подмывало невинным тоном заметить: «Эта статуэтка удивительно подходит к вашей шляпе». Надо признать, шляпка была исключительно дурацкой. И совпадение облика дамы с её выбором тоже было сильным. Но дело, наверно, было не в моём ехидстве и не во вкусах покупательницы… Просто в отсутствие Андерсена мой характер явно начал портиться.

Ближе к вечеру на смену даме в шляпе зашла дама без шляпы. Она выбрала ужасную, громоздкую, бесформенную керамическую вазу. Мне, наверно, следовало хоть немного порадоваться тому, что две безвкусные вещи покинули магазин, — но почему-то радости по-прежнему не было.

«Интересно, как бы Андерсен отнесся к дамам и их выбору?» — подумала я. Ведь не понравился же ему африканский идол… Я никогда не поверю, что кот разбил его случайно. Андерсен безошибочно чувствует и людей, — сразу, как только они входят. Видит состояние их душ, понимает их намерения… Именно поэтому, он отпустил свою первую хозяйку Марью Ивановну, а не увязался за ней и не стал канючить, просясь домой. А ведь было видно, как Андерсен привязан к своей прежней хозяйке… Но он понимал её замысел и соглашался с ним, он чувствовал, что его оставляют с тем, кто будет его любить. И ещё знал, что путь, в который пришлось собираться Марье Ивановне, нужно идти налегке.

Сейчас, снова вспоминая об Андерсене, я хотела только одного, чтобы Пётр Иванович, скорее его вернул. И, конечно, чтобы наша затея — моя, Андерсена и бабы Любы — оправдалась. Ведь мы шли на ощупь, едва разбирая дорогу. Что собственно у нас есть? Мой любимый кот, поселившийся в доме чужого, одержимого страшным искушением человека, — и невесть где живущая, невесть о чём думающая, почти воображаемая сестра Петра Ивановича. Что же из всего этого выйдет?

Пытаясь отвлечься от нахлынувших мыслей, я открыла, какой-то альбом, перелистнула несколько страниц… Ничего интересного. Открыла и тут же закрыла ноутбук: очень раздражал синий фон «рабочего стола». Походила из угла в угол. И, наконец, набрала телефон бабы Любы.

Вторник прошёл как во сне. Кажется, я показывала кому-то значки с гербами городов, потом какие-то марки из мира животных… Мне казалось, что я также бесполезна, как и эти значки… Да и посетители были сонными и никому ненужными, словно марки с животными. Но вечером, вспомнив, что мне срочно нужно купить пряники, я оживилась. Завтра ко мне обещала зайти баба Люба!

Среда пролетела незаметно, посетители вели себя вежливо. Средних лет супружеская пара долго копалась в книгах. Читатели выбирали, перелистывали их, а некоторые из страниц даже умудрялись прочитать целиком. Видно было, что процесс их увлекает, и они никуда не спешат. Я тоже никуда не спешила, — видимо, поэтому меня нисколько не раздражала их медлительность. Впрочем, меня вообще никогда не раздражают посетители, часами роющиеся в нашей Библиотеке. Может, конечно, слово «роются» и не самое деликатное, но зато верное. А что же им ещё остаётся! Хороших книг у нас, к счастью, достаточно, а места на полках не хватает. Вот и приходится некоторые из них раскладывать на столе в стопочки… В конце концов, супруги купили «Четвёртый позвонок» Мартти Ларни и ещё, кажется, три книги. Кстати, я недавно с таким удовольствием в третий раз перечитала «Четвёртый позвонок»! Правда? Вам тоже нравится? Ну, ещё бы.