привыкший к беспрекословному повиновению. Уилл не раз слышал подобный тон – и

ныне, как всегда, внутренне напрягся, не желая ему подчиняться.

– Вы, я вижу, невысоко цените слово Норана из Тэйнхайла, – сказал он холодно, чувствуя

себя оскорблённым больше, чем прежде.

Риверте посмотрел на него в упор – и вдруг улыбнулся.

– Вы ошибаетесь. Цену слову Норана я знаю. И не думаю, что вы замыслите удрать, стоит

выпустить вас за ворота – если вы это имеете в виду. Но за этими стенами шастает

множество людей, чья честь, увы, никак не сравнится с честью Норанов из Тэйнхайла.

Многие из них приложат все усилия, чтобы убить вас, пока вы находитесь под моей

опекой, и тем самым развязать войну между нашими странами.

«А разве мы и так не в войне?» – хотел спросить Уилл, но вовремя прикусил язык. Риверте

неотрывно смотрел на него.

– Я понятно изъясняюсь, Уильям?

Он кивнул. Риверте кивнул в ответ.

– Вы сняли камень с моей души, – серьёзно сказал он. – А теперь, если позволите, я тут ещё

немного поработаю. Вам лучше подняться в вашу комнату – на этом диване вас вусмерть

заедят клопы. До конца коридора и налево, там по лестнице вверх, снова налево и третья

дверь справа. Найдёте? Или мне вас проводить?

– Благодарю вас, – пробормотал Уилл, вставая. Он не мог толком ни отвечать, ни

соображать под этим пристальным, цепким взглядом синих глаз, бархатисто

поблескивавших в полутьме.

– Это недолго продлится, – сказал Риверте внезапно. – Смею верить, вскоре мой сюзерен

сменит гнев на милость и позволит мне вернуться в столицу. Пока же вам придётся

потерпеть моё общество и общество людей, от которых в некоторой степени зависит срок

моего изгнания. Но обещаю, что впредь не буду вам досаждать их вниманием.

– Недолго? – из всего сказанного Уилл уловил лишь одно, и замер, словно громом

поражённый. – Вы… вы собираетесь уехать из Даккара?

– Если только будет на то воля господня, – вытягиваясь в кресле, с чувством ответил

Риверте. – Между нами говоря, ненавижу эту дыру.

Уилл закусил губу и, поспешно поклонившись, отступил. Риверте кивнул ему на

прощанье и отвернулся.

Следуя указаниям графа, он нашёл свою комнату без труда, разделся и лёг в прохладную

постель. Последние слова Риверте всё ещё звучали у него в голове; он думал, что не уснёт

до рассвета, но заснул почти сразу. Ему снился Роберт – и разговор, состоявшийся между

ними через несколько дней после того, как Уилл узнал о своей грядущей участи; разговор,

поразивший его ещё больше, ещё глубже, разрушивший всё, что он знал о мире,

перевернувший всё с ног на голову. Разговор, из которого следовало, что Уиллу теперь,

когда он узнал о планах Риверте, придётся перестать мешкать – напротив, ему надо

спешить, иначе всё пойдёт прахом…

Во сне, так же как наяву, Роберт стоял у окна, отвернувшись от него, и холодным,

отстранённым голосом спрашивал, помнит ли ещё Уилл их отца. И во сне Уилл, как и

наяву, ответил: «Да» – о, да, он помнил, разве он мог забыть?.. Да, ответил Уилл наяву и во

сне, конечно, я помню.

И тогда Роберт обернулся, посмотрел на него и сказал, что он должен сделать.

Глава вторая

Гости графа Риверте пробыли в Даккаре ещё четыре дня. Все эти дни Риверте держал

слово и больше ни разу не посылал за Уиллом, предоставляя его самому себе. Большую

часть дня Уилл проводил либо в библиотеке, где в самом деле обнаружилось немало

потрясающих трудов, ознакомиться с которыми он всегда мечтал – либо у себя, после

того, как он понял, что библиотека была одним из излюбленных мест хозяина Даккара в

этом замке. Разумеется, у Риверте был кабинет, но, когда у него доходили руки до дел, он

предпочитал работать в библиотеке, и не раз Уилл, слишком захваченный чтением,

замечал его лишь тогда, когда насмешливый резкий голос просил освободить любимое

хозяйское кресло. Впрочем, говоря по правде, было это всего дважды, но Уиллу хватило,

и, не решаясь снова подвергнуться риску встречи, он целые дни просиживал в своей

комнате, за столом у окна, перед раскрытым трудом Чиртозе, или отца Гаудиса, или

Святого Альберта, то листая пергаментные страницы, то глядя в окно.

Вопреки своим жалобам, Риверте не выглядел слишком утомлённым гостями и явно не

желал, чтобы они заскучали. Каждое утро, обычно ближе к полудню – ибо накануне

господа вальенцы пьянствовали до зари – даккарское общество седлало лошадей и

отправлялось на охоту или на прогулку, сопровождая сборы шумом, приличествующим

небольшой войне. Женщины всегда ехали верхом, как и мужчины – по мнению Уилла, это

было в высшей степени неприлично, но он уже понял, что в Вальене придавали

благопристойности куда меньше значения, чем в Хиллэсе. Почти всегда гостей

сопровождали грумы, пажи и егеря, и непременно – собаки, целая свора визгливых,

вздорных и невоспитанных животных. Уиллу нравились собаки, но не те, которые с лаем

кидались на каждого проходящего мимо и норовили повалить на пол и вытереть грязные

лапы о сорочку. Риверте же, похоже, любил именно таких собак – судя по их количеству и

по ласке, которой он одаривал каждого пса, тыкавшегося мордой ему в колено.

Неудивительно, что псы его обожали.

Впрочем, не только псы.

За пять дней, проведённых в Даккаре, Уилл успел уяснить несколько неутешительных, но

полезных для усвоения вещей. Во-первых – и это стало неприятным открытием – его

комната находилась на одном этаже со спальней Риверте. Больше того – их покои

располагались по одной стороне, дверь в дверь. Уилл не знал, была ли то случайность или

просчитанный ход, свидетельствовавший о том, что Риверте решил не упускать своего

узника из виду – но комфорту и спокойствию Уилла это никак не способствовало. Это

было второе открытие: судя по всему, его милость граф Риверте вообще никогда не спал.

Нагонявшись со своими гостями и собаками по полям и лесам, он закатывал очередную

«небольшую пирушку», после чего отправлялся работать – не раз Уилл, идя из библиотеки

с новой книгой, видел полосу света под дверью его кабинета. Проработав час или два,

Риверте шёл к себе, но вовсе не для того, чтобы предаться отдохновению,

умиротворяющему размышлению или молитве. Во всяком случае, Уилл сомневался, что

молитва может сопровождаться подобными стонами, ахами и ритмичным скрипом

кровати.

В Даккаре были тонкие стены и поразительная слышимость – это было третьим

неприятным открытием, которое сделал Уилл.

Разумеется, он не прислушивался к этим звукам. Он даже начал немного привыкать к ним,

хотя каждую ночь ему приходилось натягивать на голову подушку, чтобы уснуть, ибо

непристойные звуки из-за стены – к несчастью, именно той, к которой примыкала его

кровать – не смолкали до самого утра. Иногда они, правда, затихали ненадолго, но потом

всё начиналось сызнова и смолкало только с рассветом, а ещё через полчаса Уилл слышал

хлопок двери и бодрые шаги за стеной – Риверте вставал и направлялся к конюшням,

чтобы объездить лошадь. Уилл подумал, что, быть может, именно в этом секрет его

непобедимости и прочих талантов. Он продал душу дьяволу, чтобы получить способность

обходиться без отдыха. У Святого Альберта в «Поучении искушаемым» был описан

похожий случай.

Впрочем, жаловаться Уиллу было не на что. Ему не было скучно благодаря книгам – тем,

что он взял с собой и которые нашёл в библиотеке Даккара. Он тосковал по брату

Эсмонту и, немного, по матери и Тэйнхайлу – с самого рождения он никогда с ними не

расставался. Но в общем-то он ждал худшего. Риверте больше не задирал его и вообще не

обращал на него внимания, ограничиваясь небрежным кивком при случайной встрече в