– Тебе было больно? Ты… ты постарайся об этом забыть, ладно?

Мальчишка удивлённо заморгал, семеня рядом с Уиллом по тёмной лестнице.

– Больно? Не-а… Когда батя лупит, больнее. И с лошади падать больнее, – он вдруг

ухмыльнулся, к изумлению Уилла, и ничего больше не сказал.

Они достигли конца лестницы и вышли в смежный коридор, соединяющий жилую часть

замка с людской. Здесь горели факелы в настенных креплениях, и Уилл только теперь

смог рассмотреть мальчишку.

Он был и впрямь тощим, но довольно рослым, таким же, как Уилл – и с волосами такого

же льняного цвета, как у Уилла. Впрочем, вероятно, на самом деле они были ещё светлее,

просто их очень давно не мыли. И вообще мальчишка был довольно неопрятен – Уилл

поразился, как Риверте мог положить себе в постель такого неряху. В этой мысли было

что-то гадкое, и он передёрнулся от неё.

Мальчишка заметил его изучающий взгляд, но не потупился, а довольно-таки нагло

ухмыльнулся.

– А что, сир, – сказал он, подбоченясь, – видать, не угождаете вы вашему хозяину как след,

раз он за мной посылает!

Уилл уставился на него в глубоком потрясении. Вместо смятения, стыда и ужаса,

закономерных в такой ситуации, маленький наглец являл совершенно неуместную

самоуверенность. Казалось, он прямо-таки гордится тем, что оказался жертвой гнусного

совратителя! И вдруг Уилл заметил, что в его правой руке что-то зажато.

– Что это? – он схватил мальчишку за руку и заставил его выпрямит её; недоумение

сделало его злым и заставило забыть о страданиях несчастного ребёнка. – Ты украл

кошелёк?!

– И ничего не украл, – надул губы тот, с неожиданной силой вырывая руку. – Я честный, за

кого вы меня, сир, держите? Или злитесь, что я понравился вашему хозяину? Так то не

моя беда, а ваша, что не умеете ему услужить!

Сразив Уилла наповал этим остроумным выстрелом, мальчишка злорадно свернул

глазищами и отступил на шаг, пряча руки за спину. Уилл смотрел на него, чувствуя, что

совершенно перестаёт что-либо понимать.

– Где ты взял кошелёк?

– Господин граф мне дал. Я заработал! Он всегда даёт нашим кошельки.

– Вашим? Кому – вашим?..

– Ну, нашим, староручьевским. – Старый Ручьём называлась та самая деревенька, в

которую сегодня ездил Риверте. – Тем, кого к себе возит.

– И… часто возит?..

– Не-а. Мне вот нынче повезло. Да не глядите так, говорю ж, не украл! Вот сами его

спросите, если не верите!

– Повезло? – не веря своим ушам, переспросил Уилл. – Говоришь, тебе повезло?!

– А то, – уже более миролюбиво отозвался мальчишка. – Знаете, сколько тут денег? Целая

куча! Я теперь куплю себе отару овец и матери косынку, и батька меня больше лупить не

станет.

Окончательно добив Уилла сим изъявлением жизненного прагматизма вкупе с вопиющем

безразличием к нравственности, мальчишка зевнул и спросил, можно ли ему всё-таки

пожрать и переночевать где-нибудь, потому как устал очень.

Уилл отвёл его на кухню и, не переступая порога, отвернулся и ушёл к себе. Теперь, когда

последние его сомнения – а с ними и последние надежды – развеялись, он снова думал о

своём брате.

– Как? – хрипло спросил Уилл два месяца назад, глядя на Роберта, отвернувшегося

наконец от окна и спокойно смотревшего ему в лицо. – Как, по-твоему, я это сделаю?!

Всё это казалось бы ему дурной, нелепой шуткой, если бы он не знал, что Роберт никогда

не станет шутить с подобными вещами.

– Ты окажешься близко от него, – проговорил Роберт. Он стоял, скрестив руки на груди,

его взгляд был непроницаем; сейчас он поразительно напоминал отца. – Так близко, как не

окажется ни один хиллэсец в ближайшее время. Если кто и сможет сделать это, то только

ты. Отчасти поэтому его величество и дал согласие на предоставление заложника от

Хиллэса.

– Но это же немыслимо, Роберт! Ты же сам видел, что он… как он и отец… – Уилл осёкся,

ему не хватало слов.

– А что, я разве прошу тебя вызвать его на поединок? – спросил Роберт с ледяным

сарказмом, от которого на душе у Уилла всегда делалось так тяжело и тоскливо. Он

немедленно осознал всю бездну своей глупости. Конечно, у Роберта и в мыслях не было,

что Уилл сможет одолеть Риверте в схватке. Новоиспечённый лорд Норан лучше кого бы

то ни было знал ничтожные способности своего брата.

Но как же, в таком случае, он предлагает Уилл сделать то, о чём он только что сказал?..

– Обычно в таких случаях используют яд, – продолжал Роберт, – но, увы, нам он вряд ли

подойдёт. Риверте уже много лет ежедневно принимает крошечную дозу нескольких

основных ядов. Его неоднократно пытались отравить, и всякий раз неудачно. Напасть на

него ты тоже не сможешь, и вряд ли тебе удастся устроить несчастный случай без помощи

слуг – а слуг он подбирает очень тщательно…

Роберт умолк. От его взгляда у Уилла засосало под ложечкой. Он всё ещё не понимал,

куда клонит его брат, хотя по виду Роберта было ясно, что он уже принял решение.

– Таким образом, – заключил лорд Норан из Тэйнхайла, – есть лишь одна возможность. Ты

должен усыпить его бдительность, заслужить его расположение и доверие. Ты должен

сделать так, чтобы он не боялся уснуть в твоём присутствии и не проснулся бы от звука

твоих шагов. Знай, у него очень чуткий сон, и ты не разбудишь его своим движением

лишь в том случае, если он будет всецело тебе доверять.

Он снова замолчал. Это было хуже любой пытки. Уилл сглотнул и робко спросил:

– Но как же я смогу…

– Очень просто, Уилл! – ответил Роберт с внезапным раздражением, казалось,

раздосадованный его недогадливостью. – Ты залезешь к нему в постель.

Несколько секунд Уилл не понимал, что это значит. Как это – залезть в постель? Не Роберт

ли только что сказал, что у Риверте чуткий сон, и проникнуть в его спальню будет…

И тут до него дошло. Уилл покачнулся. Глаза его помимо воли широко распахнулись. Он

во все глаза смотрел на Роберта, на своего единственного брата, который говорил, что он

должен будет сделать такое!

– Нет, – прошептал Уилл. – Нет, Роберт, ты не это имеешь в виду.

– Я имею в виду именно это! – Роберт наконец шагнул от окна, сердито дёрнув портьеру. –

Другого пути нет. Ты должен будешь стать его любовником и добиться, чтобы он

безмятежно уснул в одной с тобой постели. Когда это произойдёт, ты перережешь ему

горло. Вот и всё.

Уилл покачал головой.

– Я не сделаю этого.

– Сделаешь.

– Нет. Мужеложество – мерзкий грех перед господом. Ты знаешь, Роберт, что я мечтаю

посвятить себя богу, но если я сделаю то, что ты просишь, я никогда…

– Да, я прекрасно, чёрт подери, знаю, что у меня в братьях святоша и тряпка, а не

мужчина! – загремел лорд Норан, хряснув кулаком по стене. – Но я не прошу, я

приказываю! Проклятье, я сделал бы это сам, если бы король разрешил мне предложить

себя в качестве заложника. Но он сказал, что не позволит дому Норанов снова остаться без

главы, во второй раз за столь короткий срок. К тому же для Риверте я слишком стар. Ему

нравятся сопливые хилые щенки вроде тебя, и тебе даже не надо будет особенно перед

ним жеманиться, чтобы он ухватил тебя за зад. Какого черта, Уилл – если ты позволяешь

лапать себя этому старому борову Эсмонту, то почему бы не сделать то же одолжение

Риверте для пользы дела?

– Роберт, – сказал Уилл, закрыв глаза, – замолчи.

Тот, как ни странно, умолк. Тишина, повисшая между ними на долгие минуты, не могла

заполнить даже сотой доли той пропасти, которая всегда между ними была – но лишь

теперь Уилл в полной мере осознал её глубину и непреодолимость. Роберт презирал его

слишком сильно, чтобы даже попытаться понять и выслушать.