Предплечье у него мощное, впрочем, как и плечи, и шея. Большой мальчик. И ужасно красивый. Господи, какое же счастье, что люди не умеют читать мысли друг друга! Но даже глаза поднять страшно, лучше уж вот так работать, опустив взгляд на его руки. И разговаривать с ним тоже становится сложно. Она себя заставляет, но Люсю подводит даже ее общительность. Хорошо хоть, часто выручает Гоша, который обычно сидит тут же, рядом. Но не всегда. Сейчас Георгий в соседней комнате, смотрит хоккей, ожидая своей очереди.

Ну вот, с руками она закончила.

— Раздевайся. Буду шею тебе мять, — неужели это ее голос звучит так хрипло?

Гриша без лишних разговоров стягивает через голову футболку. Люся не выдерживает и на секунду зажмуривается. Да когда же она привыкнет к тому, какой он?! С досады приходится прикусить губу. Встает за его спиной, руки ему на плечи. Кожа такая… теплая, плотная, гладкая… Как с этим справляться?!

— Гриш, хочешь, к телевизору перейдем? Посмотришь, пока я буду доделывать?

— Не хочу отвлекаться.

А она вдруг, неожиданно даже для самой себя, наклоняется к его уху и спрашивает негромко:

— Нравится?

— Очень, — так же тихо отвечает он.

Начинает работать, все-таки годы практики позволяют ей собраться с мыслями. Но думает все время только об одном. Вот его голова, слега наклоненная вперед. Коротко стриженый темноволосый затылок. Разворот широких плеч. И отчетливо вдруг представляется, как она обхватывает эти здоровенные плечи, прижимает его затылком к своей груди. И утыкается губами в темную макушку. Картина такая яркая перед глазами, такая желанная. Кажется, она пропадает…

— Все, Гриш, я закончила. Сейчас уколемся и за Гошу возьмусь.

— Спасибо… Лютик, — он протягивает руку за футболкой, лежащей на столе. Она отводит глаза и молчит.

Потом он уходит на кухню, возвращается со всем необходимым для укола.

— Садись. Гриш, в какую мы вчера ставили?

— В правую.

— Ну, давай мне тогда левую.

Невооруженным взглядом видно, что этот этап лечебных процедур ему совершенно неприятен. Не потому, что больно, а потому что неловко. Это заметно по тому, как он резко задирает вверх штанину просторных шорт, обнажая могучее бедро, и как отводит взгляд, упорно глядя куда-то в сторону. Людмила опускается на одно колено.

— Ногу расслабь.

— Я расслабил.

— Нет, не расслабил. Ну же, Гриша! — она пытается руками встряхнуть его ногу, но ее пальцев не хватает, чтобы обхватить такое бедро.

— Я сам!

— Ну, давай сам.

Он дергает ногой, ставит ее аккуратно на пол.

— Ну вот, другое дело. Сиди спокойно, — быстрый укол, плавное движение поршня, она прижимает мокрый комок ваты к ноге. — Все, свободен. Иди, полежи теперь.

Он встает и, слегка прихрамывая и прижимая руку к бедру, идет к выходу из комнаты. Она, ему вслед:

— Без подушки, помнишь?

— Помню.

Людмила встряхивает головой, словно отгоняя наваждение.

— Гоша, ну где ты там? Иди к мамочке.

Позже, делая массаж Гоше и перешучиваясь с ним, Люся ловит себя на мысли, что они для нее кто угодно, но уже не клиенты. Как-то так неожиданно и незаметно случилось.

— Ну что, Лютик, мы с тобой надолго не прощаемся, — они оба вышли ее провожать.

— Ну, видимо, да, — Люся смущенно улыбается. Она только что выдержала бой с собственной совестью. Деньги было брать неловко. Но и не взять — тоже странно. Да и нужны ей деньги, у Люды есть обязательства перед семьей.

— Тогда — до встречи!

— Хорошо. Все мои рекомендации извольте выполнять.

— Мы помним! — на удивление слаженным хором.

— Гош, мне не кажется, что это хорошая идея.

— Хорошая, хорошая. И Люся уже согласилась.

— И все равно… Ну, подумай сам — где она, и где твои знакомые?

— Послушай, когда ты уже расстанешься со своими предрассудками относительно Люси?! Она замечательный человек и нечего…

— А я не о ней говорю! — перебивает его старший брат. — А о твоих друзьях-мажорах! Ты думаешь, ей будет комфортно с ними?

— Уверен, что Люся сможет с кем угодно поладить, — упорствует младший. — И потом, это мой день рождения, кого хочу, того и приглашаю.

— Мне это не нравится.

— Придется смириться. А все-таки странно, да?

— Что?

— Что у нас дни рождения с разницей в неделю. Вот я прямо чувствую с Люсей такое родство душ…

— С чего бы вдруг? — старший раздражен. — Ничего общего.

— Ну, и что думаешь?

Они в кабинете Григория, обсуждают отчет коммерческой службы. Гоша морщится, ерошит волосы.

— Да что тут думать, Гриш. Не сработало, сам же видишь. Я, вообще-то, изначально и предполагал такой результат. Эластичность спроса по цене никакая.

— Слушай, прекрати эти заумствования и нормальным языком скажи!

— Не прибедняйся. У тебя высшее экономическое образование, между прочим. Обязан понимать.

— Ой, не смеши меня! Высшее экономическое, тоже мне.

— Тебе принести из отдела кадров копию твоего диплома?

— Гошка, мы с тобой оба знаем, как я его получил.

— Ну, — улыбается младший, — не без моей помощи. Но поступил и учился в университет на заочном все-таки ты!

— Ни фига! Это ты меня заставил. А учились там мои деньги и контрольные, которые ты за меня делал.

— Ты так говоришь, будто к этому вообще не причастен.

— Почему? — усмехается Гриша. — Я туда… ходил. Иногда. Ножками, ножками. Тот еще подвиг.

— Ладно, не ной. Я не верю, что ты не понял, о чем я говорил.

— Понял, — вздыхает Григорий. Отодвигает в стороны бумаги. — Все эти игры с ценами — как мертвому припарка. На прибыли не сказывается.

— Я тебе то же самое сказал.

— Не вылезем мы сами, Гош. Деньги нам нужны. Какие-то другие… деньги.

— Я ищу, Гришка, ищу. С банками засада, конечно. Столько нам не дадут, не с нашим балансом. Но… не все варианты еще отработаны. Я несколько удочек закинул. Может быть, что-то выстрелит.

— Ну, дай Бог. Лишь бы нас при этом не зашибло.

— Да нам терять уже все равно нечего.

— И то верно.

Над тем, что надеть на день рождения к Гоше, она думала неделю. Очень было неожиданным это приглашение. Неожиданным и очень-очень приятным. Ей ужасно хотелось быть там красивой, настолько, насколько она сможет. Недельные размышления ничего не дали, и поэтому в воскресенье они с Ритой идут по магазинам. Рита смеется над Люсей, над тем, что ей все не нравится. Но потом идеальное платье все же находится — темно-синий креп, пышная юбка, умеренно глубокий вырез, предваряемый рядом маленьких пуговиц. На Люсе оно сидит безупречно. Черные босоножки и подходящий к платью клатч у нее нашлись. Ну что ж, она готова!

День рождения Гоша отмечает дома. Он сказал ей, что не хочет пышного празднования, камерное мероприятие, только для своих. Люсе лестно, что ее причислили к «своим». Но Людмила понимает, что настроение у Гоши совсем не подходящее, чтобы закатывать огромный банкет на тридцатилетие. Да и, похоже, денег лишних нет на это все.

Поэтому в субботу вечером Люся стоит перед такой знакомой дверью в «Синей звезде». И когда дверь распахивается, на пороге стоит Григорий. Джинсы, рубашка, пиджак. Элегантный и улыбчивый. Снова непривычный.

— Привет, Лютик.

— Привет, Гриш. А где именинник?

— Сейчас прискачет. Жорка! — кричит, обернувшись, в недра квартиры, — Люся пришла! Давай, помогу снять пальто.

А, потом, забрав у нее верхнюю одежду, восхищенно:

— Ух, ты! Ничего себе… Как красиво.

Она не может сдержать довольной улыбки. Как приятно. И, оказывается, господин Свидерский может быть любезным и галантным.

Однако, как позже выяснилось, это был последний повод для улыбки. Она была абсолютно чужой на этом празднике. Ей вежливо улыбались при знакомстве и тут же забывали о ее существовании. Гоша был слишком занят. Гриша пару раз подходил к ней, но его тоже постоянно дергали какие-то знакомые. Причем, судя по разговорам, даже здесь, на дне рождения брата, его интересы крутились преимущественно вокруг работы. То он неподалеку от нее негромко и серьезно обсуждает с высоким худощавым блондином (Макс, вспоминает Людмила) ход какого-то судебного процесса. То с приземистым полноватым мужчиной с забавной мимикой и редким именем Степа выясняет детали лизингового (слово-то какое смешное) соглашения. В общем, Григорию тоже не до Люси, хотя она несколько раз ловила на себе его взгляд. И так приятно видеть его одобряющую улыбку.