— Я тут подумал… Некрасиво вышло с Люсей…

— Это мягко сказано, — фыркает старший. — А я тебя предупреждал насчет Эдика!

— Да, да, — досадливо морщится Гоша. — Ты, как всегда прав, о великий старший зануда. Но я вот подумал…

— Очередная гениальная идея? — иронически.

— Да! — с вызовом. — Предлагаю компенсировать Лютику… моральный ущерб.

— Каким это образом?

— У нее же день рождения через неделю. Давай ее пригласим… к нам? Стол накроем, цветы. Устроим Люсе праздник.

— Ты думаешь, ей не с кем отпраздновать день рождения? — в голосе Григория искренне недоумение.

— Да есть с кем, наверное, — Гоша едва заметно улыбается. Иногда старший брат ему кажется непроходимо дремучим. Или просто — наивным. — Я имею в виду — не в сам день рождения. На следующий. Или через день. Я думаю, Люсе будет приятно.

— Ну… я согласен.

— Отлично. Надо только придумать, что ей подарить. Такое… особенное.

— А я уже придумал, — вдруг усмехается Гриша.

— Что?

— Так я тебе и сказал!

Телефон вибрировал в кармане весь очередной сеанс массажа. При первом же звонке она достала его, посмотрела, что это не мать и не бабушка — звонки от них она принимала всегда. А остальные — подождут. Но этот неизвестный номер был чрезвычайно настырен. И очередной звонок настиг ее буквально за дверью квартиры клиента. Ну, кто там такой нетерпеливый?

Нетерпеливый буквально оглушил ее из трубки, стоило только нажать на кнопку приема вызова.

— Люся, какого черта трубку не берешь?!?

— Гриша?

— Нет, Папа Римский! — рявкнул. И, чуть мягче: — Я час до тебя дозвониться не могу! Почему не отвечаешь?!

Собственно, самый очевидный вопрос — какое он имеет право так на нее орать? Но этот вопрос так и остался незаданным. А вот первая мысль: «Если орет, значит, что-то случилось». Именно об этом и спросила.

— Ничего не случилось, — отвечает Гриша уже гораздо спокойнее. — Это я думал, что у тебя что-то случилось. Если час на звонки не отвечаешь.

— Я работала, Гриш, — Людмила прислоняется к стене лестничной площадки. А ведь он ее напугать умудрился. После его криков подумалось почему-то о плохом. О Гошке, например. Что у него что-то случилось, рецидив какой-то или осложнение. А тут… — Ты же видел, как я работаю. У меня руки заняты. Лучше не отвлекаться, мышцы-то разогретые. Ну, ты же должен понимать, я тебе объясняла…

— Я помню, — уже совсем спокойно. — Ну… гхм… извини…

— Но что-то все-таки случилось? — ведь есть у него повод с такой настойчивостью дозваниваться? И, кстати, надо все-таки сохранить его номер. В тот, самый первый раз, когда он звонил, она этого не сделала, повода не было — подумаешь, один из многочисленных клиентов. А потом его номер просто затерялся в череде других.

— Да не то, чтобы случилось… — на самом деле, он растерян, даже смущен. Собственной реакцией на длинные гудки при попытках ей дозвониться. Не привык он к такому! Но старается свою растерянность не показать. — Ты во сколько освобождаешься?

— В восемь.

— Однако… Допоздна работаете, Людмила Михайловна. Ладно, в полдевятого встречаемся у Леонида. Успеешь? Адрес помнишь?

— А… Помню, вроде бы. Примерно. Но… зачем?

— Машину твою на полноценный сервис поставим.

— Нет! — как он не понимает, что без машины она как без рук! — Гриша, я не могу без машины остаться! Спасибо, но не стоит…

— Кто тебе сказал, что без машины останешься?

— Но ты же только что сказал, что на сервис поставим мою «Ниву».

— Люсь, вот приедешь — я тебе все объясню.

— Гриша, я не понимаю… Может быть, не надо…

— Да что за день сегодня такой, что все со мной спорят? — вздыхает он. — Встречаемся в полдевятого у Леонида.

— Гриша, правда, я не думаю, что…

— Ко мне пришли, — резко. — Вечером, у Леонида. До встречи.

Короткие гудки. Она растерянно смотрит на телефон. Как-то смешано все в голове. И недоумение от его повышенного тона, и раздражение от командирских интонаций и нежелания ее слушать, и удивление от самого факта звонка. Но самое яркое чувство — это теплота в груди от его финального «До встречи». От того, что увидит его сегодня. Она вздыхает и нажимает кнопку лифта. Пропадает. Нет, все, пропала уже.

Он приехал первым. Даже ждал ее целых три минуты. Ждал, разговаривая с Леонидом. Людмила не успела выйти из машины — ворота мастерской приглашающе распахнулись, открывая огромное темное нутро. И ей пришлось ехать туда. С господином Свидерским очень трудно спорить.

Внутри к ней первым подошел Леонид.

— Как девочку зовут?

— Девушку зовут Людмила Михайловна, — это сзади нарисовался мрачный Григорий. — Я тебе говорил, Леонид. Склероз уже?

— Обижаешь, — в противовес Грише Леонид улыбчив — Как можно Люсеньку забыть? Я про машину спрашиваю.

— Леонид Петрович, ты совсем сбрендил от постоянного вдыхания паров тосола? Кто машинам имена дает?

— Вот девушки и дают, — подмигивает Люсе Леонид. — Правда же?

— Правда, — усмехается Люся. — Девочку Мальвиной зовут. Можно Маня.

— Ну вот, Григорий Сергеевич, слышишь? — Леонид кладет ладонь на капот «Нивы», похлопывает. — Маня это, значит, у нас…

— Ну, выдумщики, — Гриша удивленно качает головой. — Ладно, мы тебе девочку Маню оставляем. Делай с ней все, что хочешь…

— Вот прямо все-все?

— Все-все. Но чтобы была как новая.

— Вас понял. Сделаю из нее снова девственницу.

— Леонид!

— Шучу, — автомеханик захлопывает рот рукой. И из-под ладони неразборчиво: — Верну в лучшем виде.

Люся уже даже не предпринимает попыток спорить с Григорием. Опыт показывает, что это бесполезно.

Она впервые едет в такой шикарной машине. Ну, если не считать Гошин «Ауди». И это волнует, потому что за рулем — он. И именно за рулем этого огромного джипа Гриша кажется на своем месте. Все его движения абсолютно ествественны, будто он родился для того, чтобы управлять машиной. Ничего лишнего, можно просто любоваться тем, как он разворачивает машину на не очень-то просторном пятачке, как уверенно ведет машину по узкому проезду. Начинать разговор ей как-то неловко. И он первым нарушает молчание.

— Сейчас до гаража доедем, подберем тебе что-нибудь подходящее на время.

Теперь она понимает, что он имел в виду. Но все равно — неловко.

— Гриш, может быть, не стоит… Такое хлопоты… — помолчав, все-таки добавляет: — Расходы…

— Считай, что это мой подарок тебе на день рождения, — они наконец-то выбрались на проспект.

— Ой… — вот теперь отказывать и отнекиваться точно нельзя. — Спасибо, Гриш. Это нужный и полезный подарок.

— Я тоже так думаю, — он вдруг улыбается, — что полезный. Это вам не цветочки-конфеты, — последнюю фразу он произносит так, будто цветы и конфеты являются его личными идейными врагами. И Люся не может не улыбнуться ему в ответ. А потом вдруг вспоминает, о чем хотела его спросить.

— Гриш, а что там с..?

— С чем?

— Ну… с тем… которому челюсть… сломали.

— А не знаю, — отвечает он беспечно. — Я к нему в больницу с передачами не ездил.

— А заявление? Заявление он написал? — она не выдерживает и спрашивает прямо.

— Ай-ай-ай, Люся, — усмехается он. — Не веришь Гошке? Он же сказал, что все будет в порядке.

— И все-таки? — настаивает Люся.

— Ну… пострадавший имел наглость предложить нам откупиться от него и его заявления значительной суммой денег…

— О, Господи…

— Я выдвинул встречное предложение сломать ему еще пару пальцев на руках… или ногах — на выбор. И еще ребра посчитать на предмет комплектности. Он отказался. И на этой жизнеутверждающей ноте мы расстались, вполне удовлетворенные друг другом.

— Удовлетворенные? Точно?

— Абсолютно. Все в порядке, Люсь. Правда. Не переживай.

— Да как не переживать-то? Если из-за меня все это… — а потом, непоследовательно и тихо: — Спасибо тебе.