Джон Норман
Дикари Гора
Хроники Противо-Земли – 17
1. Ког и Сардак. Переговоры в Дельте.
- Сколько их там? - спросил я Самоса.
- Двое, - ответил он.
- И они, в самом деле, живы? - переспросил я.
- Да, - подтвердил мой собеседник.
Во второй ан, задолго до рассвета, посланец Самоса прибыл во внутренний двор-озеро моего дома в городе каналов Порт-Каре. Это место – база множества пиратских кораблей, бич моря Тассы, это мрачный драгоценный камень в её мерцающих зеленых водах. Дважды он ударил по створке морских ворот, тупым концом своего копья, сделанного из дерева Ка-ла-на. Он предъявил перстень с печаткой, принадлежавший Самосу из Порт-Кара, первому капитану совета капитанов. Проснуться у меня получилось быстро. Утро, в начале весны, было холодным.
- Надвигаются тиросцы? - Я спросил белокурого гиганта Турнока -бывшего крестьянина, пришедшего, чтобы разбудить меня.
- Я так не думаю, Капитан, - ответил он.
Девочка что была около меня, испуганно натянула меха по самое её горло.
- Замечены рейдеры Коса? - спросил я.
- Вряд ли, Капитан.
Рядом со мной звякнул металл. Это дёрнулась цепь, прикреплённая к ошейнику моей девчонки. Под мехами она была раздета. Цепь соединяла её широкий стальной ошейник с рабским кольцом в ногах моей постели. Тяжелая цепь.
- Значит, он пришёл по делу, не касающемуся дел Порта-Кара? – поинтересовался я.
- Я думаю, что скорее всего, нет, Капитан, - отозвался Турнок. – Мне кажется, что он прибыл совсем не по делам Порта-Кара.
Он стоял у двери, и маленькая масляная лампа освещала его бородатое лицо.
- Это были спокойные времена, - пробормотал я, - пожалуй, они продлились слишком долго.
- Капитан? – переспросил он.
- Ничего, - не стал я объясняться.
- Ещё так рано, - прошептала девушка рядом со мной.
- Тебе не давали разрешения говорить, - прикрикнул я ей.
- Простите меня, Господин, - пролепетала она.
Я резко сдёрнул тяжелые меха с моей каменной лежанки. Девушка быстро подтянула вверх свои ноги и откатилась в сторону. Сидя на краю кровати, я рассматривал её сверху вниз. Она пыталась прикрыться от глаз Турнока, и я подтянул её к себе.
– О-о-о, вздохнула она.
- Вы встретитесь с ним в зале для приёмов? - спросил Турнок.
- Да, - ответил я.
- О-о-о, - простонала девушка. - О-о-о!
Теперь, когда она перевернулась на спину, стало хорошо видно небольшое, красивое клеймо в верхней части её левого бедра, чуть ниже ягодицы. Я поставил его сам, ещё, когда был в Аре.
- Хозяин, я могу говорить? – спросила она.
- Да, - разрешил я.
- Но мы не одни, - сказала она. – Здесь есть посторонний!
- Тогда, молчи, - ответил я ей.
- Да, мой Господин, - простонала рабыня.
- Вы скоро туда подойдёте? - спросил Турнок.
- Да, - ответил я ему. - Скоро.
Девушка со страхом смотрела на Турнока через мое плечо. Потом она прижалась ко мне, закрыла глаза, задрожала и расслабилась. Когда она вновь взглянула на Турнока, она сделала это так, как делает принуждённая к покорности рабыня, сжатая в мужских руках.
- Я сообщу посланцу Самоса, что Вы подойдёте с минуты на минуту, -сказал Турнок.
- Да, - подтвердил я.
Тогда он покинул комнату, поставив масляную лампу на полку около двери.
Я смотрел вниз в глаза девушки, удерживаемой в моих руках.
- Вы сделали меня рабыней, - сказала она.
- Ты и есть рабыня, - заметил я ей.
- Да, мой Господин, - согласилась она.
- Ты должна привыкнуть к своему рабству, во всех его гранях, - сказал я ей.
- Да, мой Господин, - ответила моя рабыня.
Я отстранился от неё, и сидел на мехах с краю кушетки.
- Девушка благодарна, что Хозяин прикоснулся к ней, - сказала она.
Я не отвечал. Благодарность рабыни – ничего не значит, как и сама рабыня.
- Ещё так рано, - прошептала она.
- Да, - согласился я.
- И очень холодно, - сказала она.
- Да, - я вновь согласился с ней. Угли в жаровне, стоящей слева от большой каменной софы за ночь прогорели. В комнате было промозгло, от водоёма внутреннего двора и каналов тянуло холодом. Стены, возведённые из крупных камней, также, быстро выстывали и добавляли сырости, да и узкие окна, забранные защитными решётками, тепла не добавляли, хотя и были затянуты кожаными драпировками с пряжками. Мои ступни чувствовали влагу на плитах пола. Я не давал рабыне разрешения, залезать ко мне под одеяло, и она не была столь смела или глупа, чтобы попросить на это разрешение. Но я был снисходителен к ней этой ночью. Я не собирался оставлять её голой на каменном полу, в ногах моей постели, под тонкой простынёй, где из комфорта была только тяжёлая стальная цепь.
Я поднялся с софы и подошел к бронзовой купальне, в углу комнаты, напоенной холодной водой. Присел на корточки, и поплескал ледяной водой на лицо и торс.
- Что происходит, мой Господин, - спросила девушка, - почему этого человека из дома первого капитана Порт-Кара Самоса, прислали столь рано и так тайно?
- Пока не знаю, - ответил я. Я досуха обтёрся полотенцем, и повернулся, чтобы полюбоваться на неё. Рабыня полулежала на боку, опираясь на левый локоть. Цепь, связывающая её ошейник с рабским кольцом, установленным в ногах софы, лежала перед ней.
Под моим взглядом, она встала на колени, опёршись ягодицами на пятки, широко расставив колени, выпрямив спину, подняв голову и положив руки на бедра. Это – обычная поза коленопреклонённой рабыни.
- Даже если бы Вы знали, то Вы не сказали бы мне, не так ли? – спросила она.
- Нет, конечно, - согласился я.
- Я - рабыня, - сказала она.
- Да, - подтвердил я.
- Мне было хорошо с Вами, - сказала она, - и как рабыне тоже.
- Так и должно быть, - усмехнулся я.
- Да, Хозяин, - согласилась девушка.
Я тогда возвратился к софе, и сел на край. Она спустилась с постели, чтобы встать на колени на полу передо мной. Я смотрел на неё сверху вниз. Как прекрасна была эта порабощённая женщина.
- Возможно, заметил я, - Ты могла бы поразмышлять о том, что за дело привело эмиссара Самоса из Порта-Кара в мой дом этим утром?
- Я, Господин? - спросила она, испуганно.
- Да, ты, - сказал я. – Ведь это Ты когда-то служила Кюрам, противникам Царствующих Жрецов.
- Я рассказала всё, что знала, - воскликнула она. - Я рассказала все в темницах Самоса! Я была в ужасе! Я ничего не скрыла! Я выдала Вам всю информацию!
- Да, после чего Ты стала бесполезна, - заметил я.
- Кроме, возможно, того что я могла бы понравиться мужчине как рабыня, - заметила она.
- Да, это точно, - улыбнулся я.
Самос лично издал приказ о её аресте и порабощении. В Аре я предъявил этот документ ей, и сразу после этого, поскольку она понравилось мне, осуществил задуманное. Когда-то она была мисс Элисией Невинс, землянкой, агентом Кюров на Горе. Тогда, в Аре, городе, из которого я был изгнан, я поймал её и сделал своей рабыней. В её собственном доме она была мною схвачена, раздета и закована в кандалы. В её же доме, пока было время, я выжег ей клеймо, и заключил её прекрасную шейку в блестящее, несгибаемое кольцо рабства. До наступления темноты, и моего бегства из города, я ещё успел, проткнуть её уши, что здесь является последней стадией унижения и рабства. В гореанском образе мышления, это ясно даёт понять, что перед тобой рабыня.
В глазах гореан проколотые уши, этот видимая рана, нанесённая, для одевания чувственных и варварских украшений, обычно расцениваются как эквивалент, используемый для наиболее практических целей - это приговор к безвозвратному рабству. Обычно уши прокалывают только самым дешёвым или наоборот наиболее чувственным рабыням. Большинством гореан это рассматривается, как более оскорбительная и унизительная метка, чем прокол носовой перегородки, использующийся для установки кольца и поводка. Действительно, ведь такое отверстие не заметно со стороны. Некоторые рабыни, конечно, имеют и те и другие проколы.