Весь остаток дня Линда ухитрялась избегать всякого общения с Дейвидом. Его отъезд сразу после чая облегчил эту задачу, хотя при мысли о том, что он собирается постоянно жить в «Мэноре», у нее перехватывало горло.
Во время своей болезни Линда пыталась убедить себя, что Дейвид не представляет для нее серьезной угрозы. Даже если он не пожелает выкинуть из головы бредовую мысль о том, что Тони его сын, доказательств этого просто не может существовать! А раз так — ему никто не поверит. Зачем родителям Алана оскорблять его память?! Ведь Тони в любом случае их внук. Главное — поскорее уехать отсюда. Англия достаточно велика для двоих, думала Линда. Рано или поздно Дейвиду надоест изводить ее. Этот эпизод пятилетней давности принадлежит прошлому, а не будущему!
И все-таки, лежа вечером в постели, Линда поймала себя на том, что вспоминает, как впервые почувствовала свою беременность. К тому времени она уже была замужем за Аланом, и у того не было ни малейшей причины сомневаться, что Тони — его сын. У Алана не было, а у нее…
Последующие пять лет Линда упорно пыталась убедить себя, что ошиблась. Дети иногда рождаются преждевременно — особенно крупные! Тони вполне мог быть ребенком Алана — ведь до свадьбы они уже жили вместе. Почти целый год…
К несчастью, Линда сама в это не верила. Что бы она ни делала, страх не покидал ее. Тони был ребенком Дейвида, и это сидело у нее в подсознании. Те две недели перед свадьбой, что она провела в «Эбби-Грэйндж» без Алана, сломали ее жизнь.
То, что произошло между ней и Дейвидом, мучило Линду. Они поженились с Аланом через несколько дней после ее возвращения в Лондон и тут же отправились проводить медовый месяц на Кипр. И все это время Линда терзалась сомнениями. Не могло такого случиться, твердила она себе, ей все приснилось! Но сон очень скоро превратился в кошмар без конца.
По иронии судьбы, когда она почти виновато призналась мужу, что ждет ребенка, тот пришел в неописуемый восторг. Ее попытки хоть как-то поставить причину его радости под сомнение были решительно отвергнуты. Когда Тони должен был родиться в Йемене, месяцев шесть спустя, Алан решительно настоял на присутствии при родах.
И с тех пор был настоящим отцом! — думала Линда, тщетно пытаясь удержать непрошеные слезы. Конечно, пока брат был жив, Дейвиду в голову не приходило предъявлять свои права на ребенка. Он, должно быть, ничего и не подозревал, пока не увидел Тони. Боже, и зачем только ему понадобился ее сын?!
Ну и черт с ним! — сердито сказала себе Линда. Что бы Дейвид ни предпринял, она будет все отрицать. У него нет способа заставить ее признаться!
А раз так, то нет ничего страшного в том, что Тони проводит время со своим дядей. В конце концов, малыш только что потерял отца, и если внимание Дейвида поможет ему пережить душевную травму, что она может иметь против? Меньше всего ей хотелось оттолкнуть от себя сына чрезмерной агрессивностью. Пока не кончится Рождество, можно позволить себе быть благородной, решила Линда. Постоянно противоборствуя Дейвиду, она лишь укрепляет в Тони желание видеть его.
Итак, на следующее утро, когда Тони вприпрыжку влетел в спальню, где Линда пила утренний чай, принесенный ей миссис Даркин, и спросил, можно ли идти на урок верховой езды с дядей Дейвидом, она не стала возражать.
— Почему бы и нет? — сказала она, заслужив восторженный вопль сына. — Если, конечно, дядя Дейвид не против. Но ты не удивляйся, если он не придет. У него и других дел хватает.
— Нет! — уверенно крикнул Тони, приплясывая от нетерпения. — Он вчера вечером сказал, что придет!
— Вчера вечером? — нахмурилась Линда и, отставив чашку, откинулась на подушки. — Когда это он успел?
— Когда бабушка ворчала на меня, что надо вымыть руки, — терпеливо объяснил Тони. — Ну, когда мы вернулись из поездки с дедулей… с дедушкой! — Он сморщил личико. — Почему нельзя говорить «дедуля»? Папа всегда так говорил!
— Какая разница, милый? Если бабушку это раздражает…
Линду неприятно укололо, что Дейвид договаривался о чем-то с Тони у нее за спиной. Было бы совсем неплохо предоставить ему некоторые права на ребенка, чтобы он наконец оставил ее в покое. Но вот только где граница этих прав? А от его безразличия к ее чувствам она, мягко говоря, устала. Дейвид постоянно подрывал ее авторитет, подбивая сына не слушаться!
— Так мне можно пойти с дядей Дейвидом? Ты не передумаешь?
— Ну, конечно нет, — неохотно пробормотала Линда. — А теперь пойди и умойся!
Пока Линда болела, Тони привык завтракать с ней наверху, но последние несколько дней они оба стали спускаться к общему столу. Однако сегодня утром Линда почувствовала, что не прочь вернуться к прежнему распорядку Мысль о возможной конфронтации с Дейвидом была совершенно невыносима.
Но как она могла бы объяснить все это Тони? Пришлось наскоро одеться и опуститься вниз, в мрачный сумрак холла.
Линда была готова к любым неожиданностям, но ее опасения оказались напрасны. Шарлотта еще не вставала, Тимоти уехал по делам, а Дейвид, как сообщила Тони миссис Даркин, уже позавтракал и отправился на конюшню.
— С час назад он съел миску овсянки, и теперь, полагаю, они с Джимом уже вычистили дюжину стойл. Но ты не беспокойся, малыш! Он велел сказать тебе, где его найти.
Тони просиял и радостно обернулся к матери.
— Слышала, мама? Дядя Дейвид меня ждет! Можно, я побегу? Я совсем не голоден!
Линда взглянула на миссис Даркин.
— Вы сказали, и Дейвид ел овсянку?
— Точно, миссис Бакстер. Я всегда говорю: без моей овсянки далеко не уйдешь. Когда Дейвид в «Мэноре», он питается кое-как. Я обязательно держу здесь для него наготове что-нибудь вкусное.
— Тогда мы тоже будем есть овсянку! — заявила Линда, надеясь, что Тони захочет и в этом походить на своего кумира. — Для Тони, думаю, чай, а мне можно чашечку кофе, как всегда.
Тони поджал было губы, но счел за лучшее не испытывать судьбу. И миссис Даркин заслужила его искреннюю благодарность, когда принесла овсянку с удвоенной скоростью. Линда, которая привыкла есть гренки с яйцом и кусочком бекона, с удивлением обнаружила, что ей тоже нравится овсянка, особенно со сливками.
— Теперь можно идти? — спросил Тони, демонстрируя пустую тарелку.
Линде очень хотелось подольше побыть с сыном, Некоторое время она боролась с собой, но, когда Тони кинулся к двери, остановила мальчика.
— Эй, погоди минутку! Я пойду с тобой. Только до конюшни, — добавила она, заметив разочарование на личике Тони. — Я хочу глотнуть свежего воздуха. А сейчас такое чудесное утро!
— Ладно, но ты не будешь долго собираться? — обеспокоенно спросил Тони. — Мне-то только надеть куртку… А ты так идти не можешь.
— Как — так? — Линда оглядела свою шелковую блузку бронзового цвета, которая, на ее взгляд, вполне гармонировала с новой шерстяной юбкой длиной почти до лодыжек. — Что, я выгляжу недостаточно элегантно для тебя? Я думала, эти цвета тебе нравятся.
— Нет, дело в туфлях! — нетерпеливо пояснил Тони, критически разглядывая ее «лодочки» на низком каблуке. — В конюшню надо идти в сапогах, это всем известно.
— Хорошо, я одолжу пару сапог у бабушки, — покорно согласилась Линда, вспомнив, что видела какие-то сапоги у двери в сад.
И непромокаемую куртку тоже можно одолжить, подумала она. Шарлотта об этом и не узнает.
Уже сунув ноги в резиновые сапоги, Линда задумалась — а зачем, собственно, это нужно? Принятое за завтраком решение воплотить в жизнь мысли, пришедшие в голову прошлой ночью, уже не казалось бесспорным. Вежливо общаться с Дейвидом, не впадая в конфронтацию, будет достаточно трудно. И все же, чем скорее она докажет ему, что его настойчивое преследование бесполезно, тем скорее наладит собственную жизнь.
7
На улице было прохладно. Задняя часть дома составляла одну сторону внутреннего двора, гаражи и хозяйственные постройки образовывали другую, а забор огорода — третью. Летом этот забор почти совсем скрывался за массой цветущих диких роз, а гаражи щеголяли вьющимися по стенкам глициниями.