Бешено ускоряющиеся вопросы сменяются паническими чувствами. И вот наконец приходит одна догадка, затмевающая все остальные и как кувалда вдребезги разбивающая остатки моих сомнений: если это может случиться с Хакимом, почему не может случиться со мной? Меня охватывает паника. Часть моего сознания заражается этой догадкой. Сердце колотится как заведенное, страх выжимает из меня все соки. Я забираюсь в угол этого безотрадного пространства, но нигде не могу спрятаться. Не могу спрятаться от себя.

Не знаю, сколько прошло времени, перед тем как я снова открываю глаза. Первая мысль кажется маразматической: я еще жив. Я встаю и начинаю ходить из угла в угол. Я еще жив, и что дальше? Напрашивающийся логический ответ — пока ничего. Ничего не меняется. Я был виновен и виновен до сих пор. Весь мир и я знаем, что я пытался изнасиловать двух девушек. Это новая реальность. Единственная реальность. И сейчас мне надо выбирать.

Надо? Я должен радоваться, что у меня вообще есть выбор. Все останется как есть и моя прежняя жизнь не вернется? Или же стоит попробовать дать себе второй шанс?

Это даже не вопрос — в глубине души я уже знаю, что делать. Я чувствую. Я хочу бороться. Идти дальше. Встряхнуться и начать сначала. Ничто не останется по-прежнему из-за того, что я совершил, и эта мысль поселится во мне навсегда. Но в компьютерной игре моей жизни у меня несколько жизней. Что бы ни случилось, можно всегда начать с чистого листа.

Через два дня я просыпаюсь в своей комнате. Подхожу к зеркалу и спокойно созерцаю то, что в нем отражается. А что бы увидел в нем кто-то другой? Если бы стоял в комнате и наблюдал за тем, как я смотрюсь в зеркало. Что бы прочел он в моем отражении?

Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф увидели бы предателя. Смюлдерс — неожиданное везение. Доктор-неумейка — безнадежный случай. Гровер — последователя. Мои родители — неудачу. Друзья — объект сочувствия.

Я вижу преступника. Грандиозное заблуждение. И больше ничего. Воздух. Зеркало больше ничего не отражает. Я без труда вижу себя насквозь. Или же я распознаю что-то еще? Частичку чего-то? Я вижу то, что должен был разглядеть гораздо раньше. Я вижу перед собой чистый холст. Потенциальную картину.

Сегодня утром у меня встреча со Смюлдерсом. Несмотря на недавний «рецидив», наши свидания идут своим чередом. Я настроен позитивно. Две ночи я прокручивал в голове сценарии предстоящей беседы. Я продумал любой ее поворот. Я не выкуриваю ни одной сигареты. Не пью кофе. Я направляюсь прямиком в кабинет к Смюлдерсу, на верхний этаж служебного крыла.

— Посиди пока, — говорит его секретарша. — Господин Смюлдерс подойдет через десять минут.

Этого я не ожидал.

Десять минут кажутся вечностью. Я нервно нарезаю круги по его кабинету. Здесь тоже висит немало картин. Старых мастеров. Кабинет обставлен в классическом стиле. Тяжелое антикварное бюро темного цвета без компьютера. Диван «Честерфилд» в углу и безвкусный глобус для хранения крепких спиртных напитков. Как раз когда я хочу крутануть эту штуковину, в кабинет входит Смюлдерс.

— Прошу прощения, присаживайся. Задержался на совещании, и сейчас снова надо бежать, так что давай сразу к делу — Смюлдерс садится за стол и настойчиво указывает мне на стул.

До сих пор встреча не отвечает моим ожиданиям. Сценарии с первого по третий тут же отпадают. Придется импровизировать.

— Чудесные работы развешаны у вас здесь по стенам, господин Смюлдерс. Классические работы. Я думал, Вы предпочитаете современное искусство.

— Необязательно. С чего ты взял?

Вопрос. Открытый вопрос. Я на него рассчитывал. Теперь можно начинать.

— Я тут кое-что обнаружил, за прошедшие месяцы, — я выдерживаю драматическую паузу. — Я обнаружил, что вы очень любите искусство. Я обнаружил, что вы так сильно любите искусство, что даже заказали лично себе несколько работ. Или точнее, я обнаружил, что вы на средства больницы купили себе три картины современных художников, которые были доставлены вам на домашний адрес. Как вы это объясните, господин Смюлдерс?

Смюлдерс отодвигает стул и закидывает ногу за ногу. Отвечает он не сразу.

— Очень просто, мой мальчик. У меня тяжелая работа. Когда я прихожу домой, я продолжаю работать в своем домашнем кабинете. У меня там стоит компьютер, принадлежащий больнице. Триста больничных досье, а также несколько предметов декоративного искусства, тоже принадлежащих больнице.

Он самодовольно пожимает плечами, произнося последнюю фразу. Он лжет убедительнее, чем я предполагал, поэтому мне приходится сразу пускать в ход свой самый крупный козырь.

— Тогда другой вопрос. Когда я попал сюда больше трех лет тому назад, у меня на счету было около четырехсот тысяч евро. Я знаю, что вы распоряжаетесь финансами пациентов. Во всяком случае, все счета находятся под вашим непосредственным контролем. В настоящий момент у меня осталось девятьсот евро. Что случилось с моими деньгами? — Я пытаюсь не повышать голос. В приемной сидит секретарша, и этот разговор не должен закончиться преждевременно.

— Странно. Если ты прав, я могу попросить проверить, не произошло ли ошибки. Хотя, честно говоря, не думаю. Ты следил за тем, на что тратишь деньги?

Этот человек матерый обманщик. Херре в квадрате.

— На прошлой неделе я проверил, на что расходуются деньги. И выяснил, что расходуются они на искусство. Я обнаружил, что с тех пор как здесь нахожусь, эти затраты возросли в геометрической прогрессии. Я проверил стоимость недостающих картин. И обнаружил, что их общая стоимость составляет двести сорок тысяч евро. Я проследил за собственными тратами и сделал кое-какие выводы. Вы полагаете, что безнаказанно можете распоряжаться моими деньгами. Вы полагаете, что я не понимаю, что вы хотите подзаработать на мне. Что вы пытаетесь меня облапошить, — я не кричу, но произношу слова с ядовитым шипением прямо в лицо Смюлдерсу. — Но я пришел вам сказать, что вам это так просто с рук не сойдет.

Я невозмутимо откидываюсь на спинку стула.

Смюлдерс берет телефонную трубку и нажимает на кнопку. Он вызывает охрану. Он чует, что пахнет жареным.

— Мой дорогой мальчик, у тебя нарциссическое и шизоидное расстройство личности. Очевидно, что ты все это выдумал. У тебя паранойя. Иди и поразмысли о том, в чем и кого ты обвиняешь, а также о последствиях этого обвинения. Мы здесь для того, чтобы тебе помочь, а не для того, чтобы тебя облапошить, — Смюлдерс пожимает плечами и улыбается.

Мне надо поторопиться — в любой момент в дверном проеме может показаться охранник.

— Я просек ваш замысел, господин Смюлдерс. Кто поверит осужденному пациенту с шизоидным расстройством личности? Так, по крайней мере, вы рассуждаете. Конечно, вы сможете всех убедить, что правда на вашей стороне. Скорее всего, вы продумали свой план до мельчайших подробностей, включая необходимые доказательства. Но как вы все-таки объясните пропажу картин? Свалите все на меня? Скажите, что я их украл? Или уничтожил в припадке безумия? Вообще-то, мне все равно, что вы там насочиняли. Я пришел к вам с предложением и уверен, что вы захотите его выслушать, потому что такого выгодного предложения не получите никогда. Это для вас единственный способ выйти сухим из воды. Дайте мне пять минут, и мы оба покинем этот кабинет к обоюдному удовлетворению. Если же меня сейчас уведут охранники, которых вы вызвали, я завтра же свяжусь с прессой. Им не важно, заслуживаю я доверия или нет. А вот ваша репутация будет подмочена навсегда.

Адреналин бурлит в моем теле. С каким удовольствием я бы выкурил сейчас сигаретку. Я сделал все, что мог. Я сказал то, что задумал. Теперь остается ждать.

Двое охранников входят в кабинет Смюлдерса. Наступает момент истины.

— Господин Смюлдерс? Все в порядке?

Смюлдерс делает вид, будто витает в своих мыслях и не слышит вопроса. Трюк, чтобы обмозговать дальнейшую тактику.