Обдумаем-ка.

Ведьме-отравительнице нужны деньги. Она рассказывает о своих возможностях по кухням аристократок и бюргерских дочек в надежде на заказ, на то, что молва донесёт до возможного клиента весть о её талантах. Простолюдины её не интересуют. Им нечем платить. Наконец, её по сплетням находит заказчик, имеющий врага и готовый платить за его устранение, чтобы при этом самому остаться в безопасности. Для того, чтобы получить деньги, ведьме необходимо осуществить убийство — и тогда клиент безропотно заплатит. Как заплатил Чиньяно. Но предполагать, что эта мерзавка действует с помощью беса, не приходится — и его несчастный опыт, и опыт Пиоттино, и сон говорили о другом. Яды. Мази или порошки. Но ей нужно максимально дистанцироваться от преступления. Если её увидят близ дома жертвы — она смертельно рискует. Просто порвут на куски. А это означает только одно — необходим сообщник. «Убила с помощью дьявола…» Да, это и должно быть дьяволово отродье, но — облечённое в плоть и кровь. Лишённое жалости и чести. При этом — не привлекающее к себе внимания и не вызывающее подозрения. Человек без лица…

Чёрт возьми!! Конечно, он же видел его…

Вианданте поделился размышлениями с Леваро. «Если эти догадки верны, то кто может быть сообщником Вельо?» Прокурор недоумевал. «Есть ли такой человек? Ведь даже обезвредить вас она решила сама. Почему же тут она не прибегла к услугам неизвестного сообщника?»

— У неё под ногами горела земля. Возможно, времени на встречу с ним просто не оставалось, особенно, если они общались через дупло. А возможно, они и виделись, но тот отказался так — в открытую — рисковать.

Элиа задумался.

— Допустим. Ну, и кто это может быть? Впрочем, у нас есть человек, который это знает лучше всех, и завтра с утра я…

— Нет-нет, Леваро, — нервно усмехнулся инквизитор, — вы уже достаточно пообщались с нечистой силой. Предоставим-ка это Подснежнику. Я думаю, что о сообщнике мерзавки знают и те, кто расскажут о нём с полной готовностью. Поехали, но возьмите только двух охранников. Эти кавалькады с эскортом — такая нелепость.

— Но куда мы?

— К вдове Руджери. Только Бога ради, Элиа, не пяльтесь вы там на эту жабу с таким видом, словно вам кипятка в штаны плеснули…

Элиа смутился.

Не ожидавшая визита инквизиции женщина, тем не менее, не проявила ни удивления, ни замешательства. В зелёных глазах сверкали торжество и любопытство. Она знала об аресте Вельо и смерти Чиньяно, была довольна и заинтригована. «Что хотят господа?» «Немного. Когда ваша сестра видела Чиньяно, входящего к Вельо?» Толстогубая вдова чуть запрокинула голову и прикрыла глаза, вспоминая. «Постойте, помню! В день её именин, 12 августа». «Хорошо. Ваш муж скончался четыре дня спустя?»

— Да. Утром.

— Вспомните, в эти три дня в дом кто-нибудь приходил?

Донна Мария пожала плечами. «Наверное. Мои подруги, приказчики…»

— Нет-нет. Незнакомые люди. Может, разносчики, нищие, просящие милостыню или паломники?

Она не помнила.

— Может, ваша служанка?

Она снова пожала плечами и крикнула: «Анна!»

Появившаяся на зов молодая женщина лет двадцати пяти с рябым простоватым лицом на вопрос Вианданте ответила не сразу, сначала впав в столбняк от красоты пришедшего в дом мужчины, показавшимся ей небесным ангелом. Джеронимо методично и настойчиво повторил вопрос. Она слегка очнулась.«…Да, приходил. Да-да, был паломник, он шёл из Рима. „Он был в доме?“ „Нет, только на кухне, попросил хлеба“. „Что сказал?“ Анна пожала плечами. „Ничего… А! Он пошутил, что из Рима привозишь-де всегда три вещи — нечистую совесть, испорченный желудок да пустой кошелёк…“. „Как он выглядел?“ Служанка задумалась. „Невысокий. Лет сорока. Лицо чистое. Почти лысый. Говорил вежливо“. „А чего-то особенного на лице не было?“ Анна улыбнулась и покачала головой. „Он был совсем не такой, как ваша милость. Его и не запомнить было…“ „Анна, этот человек был убийцей вашего хозяина“. Она испуганно взглянула на него. „Вспомните его“. Служанка искоса бросила взгляд на госпожу. Снова задумалась.„…Постойте! На лице ничего не было, но у него… у него рука, правая, повреждена. И пальцы странные, как сведённые. Он и котомку брал левой, и краюху…“ На прощание инквизитор попросил вспомнить, что пил и ел хозяин в последние дни жизни, но этого Анна вспомнить не смогла.

Как ни мало удалось узнать о визитёре, это было лучше, чем ничего. Леваро, для которого догадка Вианданте выглядела не более чем гипотезой, после неожиданного подтверждения её в доме Руджери, стал лихорадочно рыться в памяти, но ничего похожего не вспомнил. Инквизитор считал, что о знакомстве Вельо с неизвестным лысым человеком от соседей узнать ничего не удастся. Вряд ли они демонстрировали на публике, что знают друг друга. Леваро положил проигнорировать указание начальника и завтра под пыткой выведать у мерзавки имя сообщника. 2Убила с помощью дьявола…» Вот и пусть назовёт, как его кличут…

Словно прочитав его мысли, Вианданте сказал, что этого имени им от самой Вельо не узнать. «Она раньше выдаст чёрта, чем его. Скорее всего, это тайный любовник. Но интересно, как они делились? Пополам? Или он брал больше? И что он отравил в кухне? Вино? Ведь женщина-то не пострадала…» Но это были праздные вопросы, обречённые остаться без ответа. Элиа предложил направить людей по следу — всё же не каждый в городе — левша с повреждённой правой рукой. Вианданте покачал головой. «Вряд ли он действительно левша. Наверное, в правой руке он держал в какой-то емкости отраву — потому и согнул пальцы и всё брал левой. Будь всё проклято».

— Постойте… — Леваро напрягся. — Если вы говорите, что общались они через дупло…

— Ну, и что? Узнав, что Вельо в Трибунале, он к дуплу и близко не подойдёт.

— Да нет, я не о том. Как он вообще узнавал, что у неё есть заказчик?

Вианданте задумался. «Не знаю. Во-первых, мог просто заглядывать туда ежедневно, а, во-вторых, мог быть и условный знак, например, она могла повесить горшок на тын, или развесить во дворе простыню. Что это нам даёт?»

— Заглядывать каждый день в дупло, значит, и — появляться там ежедневно. Приходить по условному знаку, значит, не приближаясь к дому, видеть его. Откуда это удобно сделать, не привлекая внимания?

Вианданте пожал плечами. «А откуда?»

— В двухстах шагах от дуба — старая сыроварня. Она почти не работает с тех пор, как открылась новая при монастыре. Но некоторые, живущие поблизости, ходят по-прежнему туда. Работая там, можно сверху видеть дом Вельо, да и заглянуть в дупло по дороге оттуда можно запросто.

— Тогда, и впрямь, есть смысл наведаться туда, только осторожно…. С молоком… я бы и сам пошёл…

Его прервал хохот фискала. «С вашей-то физиономией? Не смешите». Вианданте вздохнул, понимая правоту Леваро. Он был слишком заметен. С таким лицом только и можно служить мессу или оглашать приговор инквизиции. Вздохнул. «Кого пошлём?» «Салуццо. Он толковый». Джеронимо поморщился, мстительно вспомнив бестактность тощего денунцианта во время его болезни. Но, подумав, согласился. «Пойду и я, поднялся Элиа. Я сравню его с описанием Анны. Если это он — завтра и возьмём его».

Но Леваро преждевременно насмехался над инквизитором. Когда они с Луиджи Салуццо с кувшинами молока подошли к сыроварне, уже смеркалось. Хозяин вышел к ним, и одного взгляда Леваро хватило, чтобы понять, что невысокий лысоватый человек с серыми глазами, действительно, тот, кого описала Анна. Мысль Джеронимо о том, что служанке могло просто показаться, что их гость левша, оказалась неверной, ибо правая рука сыровара и, вправду, была изувечена — пальцы потемнели и ссохлись. Леваро понял, что перед ним — убийца. Не учёл только одного — считая лицо Джеронимо слишком запоминающимся, не думал, что его лицо тоже достаточно известно. Сейчас, подняв глаза на убийцу, понял — в нём узнали прокурора-фискала. Понимание это было столь явственным, что не нуждалось в словесном оформлении. Было ясно, уйди они сейчас — негодяя не будет здесь уже через минуту.