Никколо посмотрел на него и засмеялся. Теперь его смех был спокойнее, однако в нем по-прежнему слышались издевательские нотки. Он надвинул шляпу на глаза, так что поля касались бровей, и ответил:

— По-вашему, мне больше делать нечего, кроме как думать о чужих свадьбах?

Низар выразил надежду, что Никколо воздерживается от подобных шуток в присутствии племянницы. В этой щепетильности гостя было что-то женское. Он уже подготовил свою дежурную улыбку в ожидании ответа и, не дождавшись, захихикал, сжав руки и согнувшись так, словно его щекотали:

— Право же, это слишком! Вечно вы такого наговорите, Никколо!

Джулио посмотрел на Низара с извиняющейся улыбкой и проговорил как можно мягче:

— Прошу вас, не обращайте внимания.

Никколо же издал едкий, язвительный смешок:

— Да мне-то что!

Затем склонил голову набок и через пару минут захрапел.

Низар полистал, стоя за прилавком, номер Burlington Magazine, затем тихонько коснулся тростью спящего Никколо, чтобы попрощаться. Тот даже не пошевелился. Когда же Низар закрыл за собой дверь, он зевнул шумно и протяжно:

— Интересно, кто придумал, что картины обязательно должны висеть в музеях? Лучше бы дали их мне — я бы все продал! Эх, дорогой мой Джулио, будь у нас хоть одна картина известного художника — не прозябали бы в нищете.

— Да уж, — задумчиво ответил тот. — Но ведь к ним не подберешься — все заперты за семью замками.

— А что если торговать поддельными древностями? — Никколо разразился своим трубным смехом, потом широко зевнул:

— Раньше хоть в деревне было чем поживиться, и вот на тебе — чиновники со своими проверками, описями. Совсем нас разорили!

Затем спросил уже несколько спокойнее:

— И что он тебе сказал?

— Кто?

— Ну, тот тип, который приходил насчет Кьярины.

— Ах, ты об этом! У меня уже из головы вылетело…

— Ну, так что он сказал? — Никколо терял терпение.

В этот момент входная дверь заскрипела, заставив братьев обернуться: это был Никкьоли. Так и не получив ответа на свой вопрос, Никколо вновь поспешил притвориться спящим.

— Я по дороге столкнулся с Низаром, он сказал, ваша Кьярина выходит замуж. Мои поздравления! Вы извините, если я недостаточно весел для такого события — просто у моего мальчика кашель…

Джулио улыбнулся:

— Похоже, уже вся Сиена знает, что к нам приходили свататься.

— Да, слухи в нашем городке разлетаются быстро! Представьте себе: как-то встретил на улице друзей — оказалось, они уже знают, что я уволил свою служанку за то, что та не ладила с малышом.

— Подумать только!

— Такова Сиена, что поделать — на то воля Господа! Может, я и живу здесь только из желания знать о других больше, нежели о себе самом. В большом городе никогда столько не узнаешь! А у нас в крови это любопытство, ничем его не искоренить! Скажу вам по секрету — я бы вообще выгнал из Сиены всех приезжих. Нам и без них хорошо, ведь мы одного поля ягоды! А что Никколо, опять спит? — спросил кавалер мягко и даже как-то робко.

— Как видите. И так весь день!

— Расскажите-ка мне про вашего будущего зятя, хороший человек?

— Да я пока о нем не расспрашивал.

— Я всегда к вашим услугам, только назовите имя — тут же все разузнаю, с преогромным удовольствием!

Джулио продиктовал ему имя.

— Положитесь на меня — уже через час вы будете знать, сколько ему лет, из какой он семьи и вообще, стоящая ли это партия.

На этом кавалер откланялся.

— Хватит притворяться! — сказал Джулио брату.

— Я, между прочим, спал, и даже сны видел!

Они зажгли газовую лампу, так как в лавке было уже темно. На улице мелькали знакомые лица: кто-то шел мимо, кто-то останавливался поглазеть на витрину. Никколо, сидя на своем привычном месте, от скуки принялся обсуждать прохожих:

— Это тот самый безумец, которому пришлось бежать из Сиены, когда выяснилось, что он присвоил себе братово наследство… Видишь тех двух женщин? Одна из них — вон та, дурнушка — вышла замуж только потому, что ее отец согласился выплатить долги будущего зятя. А вот и графиня — принципиально не берет в дом прислугу женского пола, и правильно делает — не то, что маркиза: та застала собственного мужа с гувернанткой. Про этого священника, каноника из Собора, я слышал, что он путается с тетушкой молодого человека, который давеча скупил у нас все книги по химии. А это любовница барона — того, что ездит на автомобиле; погоди, сейчас увидим и его… Ну, что я тебе говорил? Вот он, собственной персоной! Небось, назначил ей свидание, — Никколо потирал руки от удовольствия.

— А вот и гувернантка, любовница маркиза — что же тут удивляться, ты только посмотри на нее: молодая, хорошенькая! А маркиза-то погляди, ходит расстроенная — тут совпадение налицо. От меня ничто не ускользнет! Вот эта девушка с крашеными волосами — содержанка одного богатого графа, помещика из Поджибонси. Кто, как не он, покупает ей все эти дорогие наряды? А отец ее только рад… Мне это поведал один ее старый знакомый. Уф, до чего же омерзительна эта пожилая синьора, смотреть противно, как она вечно шамкает: зубов во рту совсем не осталось. То ли дело баронесса — та себе вставила новые: говорят, ездила во Флоренцию к одному американскому доктору и потратила кругленькую сумму. Зато теперь вот прогуливается с офицерами!

Тут Никколо вдруг помрачнел.

— А вот и наш братец пожаловал.

Действительно, в лавку вошел Энрико, прихрамывая больше обычного.

— Что пришел?

— Надо — вот и пришел.

— Полноте, — сказал Джулио, обращаясь к Никколо.

— Я слышал, приходил тот самый молодой человек свататься к Кьярине?

— Ты-то откуда знаешь?

— Что значит — откуда? Она как-никак моя племянница. Ну, что скажешь?

— Да ничего особенного.

— Что говорит, как себя держит?

— Худенький, волосы рыжие, немного малахольный, но в целом выглядит порядочно.

— И что это его к нам принесло! Будем надеяться, это подарок судьбы! И потом он первый — он же и последний, выбирать особо не из чего!

— И что я должен ему ответить?

— Ну, если у них любовь, то зачем же его прогонять! А ты, Никколо, видел его?

Никколо принялся вытирать пыль с сундука, делая вид, будто занят и ничего не слышал. Тогда Энрико сказал:

— По мне, чем жениться — лучше пулю в лоб!

— Как видишь, некоторые думают по-другому.

— Да, потому что они глупы, — Энрико произнес последние слова шутливым тоном, словно готовя публику к своей очередной выходке. — Тоже мне, радость — жениться, чтобы потом у тебя выросли рога!

Сказав это, он сморщился, как мышка, и визгливо засмеялся, брызгая слюной.

Энрико с самого детства был нахален и дерзок: про таких обычно говорят, что ничего путного из них не выйдет. Только угрозами можно было его образумить — он боялся, как бы его не выгнали из дому. В последнее время Энрико стал особенно непокладист; вообще-то жилось ему с братьями неплохо, особенно с тех пор, как в доме появилась хозяйка, так что он старался вести себя сдержаннее. Поначалу он пытался командовать и держался развязно, однако будучи, по сравнению с братьями, человеком недалеким и ограниченным, присмирел. В глубине души он по-прежнему был о себе высокого мнения, и самолюбие его сильно страдало от чужого неодобрения. Энрико постоянно казалось, что братья обсуждают, критикуют его за глаза. Он был мнителен, и даже как будто кичился этой своей болезненной подозрительностью.

Теперь, когда истекал срок очередного векселя, Энрико сильно беспокоился, смогут ли они оплатить столь крупную сумму или, по крайней мере, погасить ее частично уже проверенным способом.

— Джулио, ты всегда действовал осторожно и наверняка, надеюсь, ты и теперь придумаешь, как нам выкрутиться, — самому Энрико нечего было предложить, так что он в который раз пытался свалить ответственность на брата под видом притворного доверия.

— На этот раз нам остается только одно — молить Бога о помощи.