Авденаго криво пожал плечами:

— Сами приказали.

— Мало ли что я приказал! Я вот завтра прикажу яду в систему городского водоснабжения напустить — что, ты и этот приказ выполнишь?

— Ну… — протянул Авденаго неопределенно.

— Вот видите! — Моран повернулся к Анохину. — С кем приходится работать? Палач!

— Сочувствую, — сухо проговорил Анохин. — Однако время уже позднее… Мне бы хотелось прийти с вами к какому-либо конкретному заключению.

— Мы отправляемся домой, — заявил Моран. — И еще раз хорошенько все обдумаем. Вы же видели, какой у меня компаньон? Зверь! Если я допущу ошибку, принимая столь ответственное решение, он просто сживет меня со свету. Авденаго, дорогой, мы уходим. Я хочу в уют и тепло родного дома… Чай у вас, прямо скажем, поганый, мусье Анохин. Могли бы что-нибудь получше покупать.

— Они нарочно, — пробурчал Авденаго. — Чтобы показать, как плохо у них с финансами.

— А, — сказал Моран, — тогда понятно. Прибедняются? Это почтенно. Ну, Анохин, бывайте. Я вам звякну на неделе.

Джурич Моран тяжело поднялся и двинулся к выходу. Авденаго поплелся за ним.

Было уже темно. Авденаго то и дело спотыкался о какие-то железные коряги. У него не оставалось сил даже на то, чтобы завидовать Морану, который хорошо видел в темноте и двигался легко. Район был незнакомый, от этого Авденаго тоже становилось не по себе. Он не любил оказываться в чужих местах.

Они прошли пару кварталов, когда Моран вдруг замер на месте и прошипел:

— Тс-с-с.

— Да я, кажется, молчал, — фыркнул Авденаго.

— Я и говорю — тс-с-с, — зашелестел голос Морана. — За нами кто-то идет.

— Вам почудилось. Тут нет никого.

Моран молча покачал головой и вдруг стремительно, как летучая мышь, метнулся в сторону. Авденаго остался стоять один посреди тротуара, ощущая себя дурак дураком. Во мраке за углом происходила какая-то странная возня, и спустя пару минут Моран явился под тусклый свет фонаря, подталкивая кулаком в шею какого-то субъекта в длинном черном пальто.

— Что это? — спросил Авденаго.

— А? — рявкнул Моран и наградил субъекта новым тычком. — Следил за нами! Сволочь!

— Я вам не сво… — напористо заговорил субъект, но Моран перебил его:

— Молчать! Говорить будешь, когда спросят! Ты зачем следил? А?

— Позвольте, я объясню! — Голос субъекта зазвучал тверже. — Вы же мне слова сказать не даете.

— И не дам! — разъярился Моран. — Кто ты такой?

— Халсэбарг! — крикнул незнакомец. — Вот кто!

— Что-что? — переспросил Моран, опуская кулак, уже занесенный было над головой незнакомца.

— Халсэбарг, — повторил тот. — Мое имя. По-здешнему — Иван Дмитриевич Следников.

— Ты зачем шпионил, Следников? — спросил Моран.

— Я не шпионил, — ответил Халсэбарг. — Я охранял.

— Нет, ты именно шпионил, — злобно настаивал Моран. — Хотел удостовериться, что мы насовсем от вас ушли и ничего с собой попутно не украли. Да? Что ж, ничего удивительного. Вполне закономерные мысли для таких, как вы. Все вы — низкой касты. Вот ты — точно низкой касты. Видно по сложению, чертам лица и цвету кожи. Что молчишь? Нечем возразить, да? Правда глаза колет?

Халсэбарг обиженно произнес:

— Разумеется, я не могу похвастаться таким же высоким происхождением, как вы, но все же я родом из хорошей семьи… Во всяком случае, я не настолько низок родом, чтобы вы…

Однако Моран его не слушал.

— И вы, геморройные плебеи, еще осмеливаетесь подозревать меня, тролля из высших, самого знаменитого Мастера из числа Мастеров Калимегдана, меня, Морана Проклятого…

— Черного Властелина, — подсказал Авденаго.

Моран быстро обернулся к нему:

— Да, и Черного Властелина! — подхватил он. — А?

— Выслушайте меня! — взмолился Халсэбарг. — Я вовсе не следил за вами. Просто я обязан удостовериться, что вы благополучно добрались до дома.

— Я живу в Питере подольше твоего, ты, выкидыш пьяной обезьяны, и до сих пор всегда благополучно добирался до дома.

Халсэбарг не ответил. Он беспокойно оглянулся и вытащил из кармана складной нож. Щелкнуло лезвие, и в тот же самый миг весь мир для Авденаго перевернулся. Кто-то сбил его с ног и навалился ему на шею. Все существовавшее доселе, все, что составляло жизнь Авденаго, — все было разом отменено чьей-то чужой волей.

Авденаго, прижатый лицом к асфальту, задыхался. Из носа у него лилось густое и соленое, оно затекало в рот и мешало дышать. Но хуже всего было отчетливое ощущение, что нос вот-вот сломается.

Авденаго прилагал отчаянные усилия к тому, чтобы повернуть голову. Наконец ему это удалось, и он глотнул воздуха. И сразу после этого глотка, когда сознание вернулось к поверженному молодому человеку и живительный кислород поступил в мозг, пришло и осмысление ситуации. Он, Авденаго, лежит щекой в луже, а некто прижимает его к асфальту, наступив коленом ему на спину между лопаток.

— Моран!.. — бессильно просипел Авденаго.

Но Морана нигде не было.

На самом деле Моран был, и притом совсем неподалеку — и притом в самом жалком виде: с мешком на голове и связанными руками. Плотная ткань почти не пропускала воздух. И, что еще хуже, внутри имелись опилки, создававшие пылевую взвесь. Она набивалась в рот, в глаза, в горло, заставляла чихать и кашлять, она оседала в легких и стремительно убивала Морана.

Чей-то голос совсем близко проговорил:

— Точно он?

— Без ошибки, — ответил другой голос.

Оба говоривших держались совершенно спокойно. Судя по сноровке, с которой они затолкали в машину пленника, эти двое отлично знали свое дело.

Машина тронулась с места.

— Ты поранился. — Это Номер Первый.

— Пустяки. Едва задело. — Номер Второй. — Нож у него складной. Вот сволочь.

— Возьми пластырь, залепи. Салон кровью испачкаешь, — доброжелательно предложил Номер Первый.

Возня. Очевидно, Номер Второй вынимал из аптечки пластырь и заклеивал ранку. Машина резко развернулась, и Моран, связанный, фактически превращенный в куль, упал на что-то мягкое. Оно, это мягкое, сдавленно булькнуло. Ага, живое. Моран изловчился и боднул «это» посильнее. Оно опять испустило жалобный звук. Теперь похожий на кряканье. Очень хорошо.

— Часов шесть там у них в подсобке заседал, зараза, — сказал Номер Первый. — Чай пил. А? Ну как тебе это нравится — чай пил? Сколько можно чай пить? Я уж думал, он там ночевать останется.

— Я тоже так думал, — отозвался Второй. — Уж уходить собирался, а вот видишь, как хорошо, что мы с тобой остались! Дело того стоило. Зенкер будет рада. Такого улова у нас еще не было. Слыхал? Он сам говорил — «из высших»… А?

— Доложим сейчас, а разбираться Зенкер будет, очевидно, уже утром, — предложил Первый.

— Да она спит уже, наверное. Она рано ложится, — заметил Второй.

— Ничего, разбудим. Ради такой новости и разбудить не грех. У нас ведь подобных экземпляров еще не было. А Зенкер, по-моему, в глубине души даже не верила, что подобный экземпляр вообще существует в пределах досягаемости.

— Да ну?

— Точно. Она, конечно, виду не подавала. Она всегда такая… И сама не поддается сомнениям, и другим не дает раскисать.

— Точно, — поддакнул Второй.

— «Я, — говорит, — считаю факт реальным только после того, как он доказан», — процитировал Первый.

— Мудрено, — заметил Второй.

Они помолчали. Моран от всей души ненавидел эту Зенкер, кем бы она ни была.

Потом один из голосов спросил:

— А кто на него вышел?

— Турков, по-моему, о нем докладывал, — сказал Номер Первый. — Турков часто производит разведку в свободном поиске. Помнишь тот случай, когда он выследил троллиху с четырьмя ублюдками?

— Зенкер их упустила, — заметил Номер Второй.

— Да ладно, не экземпляры и были. Так, шваль, низшая каста. А этот — другое дело. Высший сорт. Зенкер глазам не поверит, как увидит завтра.

Двое похитителей снова замолчали.

Машина летела через ночной город, невидимый для пленника с мешком на голове, но очень хорошо ощутимый. Джурич Моран даже не подозревал о том, насколько сильно он сроднился с Петербургом. Улицы, набережные, площади, самый асфальт под ногами — все отзывалось Морану, все пыталось с ним разговаривать. «Мы здесь! — кричали перекрестки. — Мы моргаем тебе светофорами! Разве ты не видишь нас? Мы здесь, мы здесь! Почему ты нам не отвечаешь?»