— Точно. Здесь никто не станет препарировать представителя человеческой расы. Об этом я смело могу не беспокоиться. Меня совсем небольно зарежут, чтобы я случайно не разболтал о подпольной лаборатории, — сказал Авденаго. — Чистая смерть, так сказать.

— Простите, — тихо промолвил Халсэбарг и замолчал. — Я упустил из виду…

— А вы многое упустили из виду! — заговорил Авденаго, разъяряясь. — Например, тот незначительный факт, что я тоже являюсь троллем. Не по рождению, разумеется, здесь ваши данные точны, а по обстоятельствам. Я гораздо в большей степени тролль, нежели человек. Если уж быть совсем откровенным, то с людьми у меня уже давно нет ничего общего…

— Да, но генетически… — Халсэбарг пытался обороняться от обвинений Авденаго, который был теперь охвачен праведным гневом.

— Кстати, о генетическом, — подхватил Авденаго. — Не будете же вы утверждать, что наши обряды усыновления ровным счетом ничего не значат?

Халсэбарг промолчал.

— Я такой же тролль, как вы или Джурич Моран, — заключил Авденаго. — И, кстати, я намного знатнее вас.

Моран заставил его прервать свою речь. Что-то странное творилось с Джуричем Мораном на протяжении всего этого времени: он ежился, вертел головой, то обхватывал себя руками, то ронял руки и болтал ими, бессильными, вдоль тела, он втягивал голову в плечи и приседал, он, наоборот, изо всех сил тянулся к потолку… И вдруг послышался отчетливо различимый треск, как будто поблизости рвали ткань. Джурич Моран начал увеличиваться в размерах. Его грудная клетка раздалась, плечи надулись непомерными мышцами, ноги сделались как столбы. Физиономия Морана исказилась, превратилась в беспорядочный набор черт — нос, подбородок, брови, рот, — налепленных в как попало на вытянутую основу, имеющую лишь отдаленную сходству с овалом лица. Кожа этого страшного, исковерканного лица потемнела; теперь она представляла собой ком грубых складок.

Горло Морана завибрировало на очень низких нотах. В поисках спасения от этого страшного звука Авденаго прижал ладони к ушам, но гудение проникало в самое естество, оно наполняло воздух, и от него на всей земле не нашлось бы укрытия.

Жуткое чудище наклонило торс, точно минотавр, нацеливающийся на жертву, и с силой ударило в стену «бункера-2».

По бетону пробежала темная трещина, странным образом напоминающая одну из морщин на лице Морана. Мгновением спустя этих морщин на белой стене сделалось больше. Моран еще раз толкнул преграду. И еще, и еще…

А затем он пошатнулся, скорчился и рухнул на пол. И сверху на него обрушилась стена.

В образовавшийся пролом хлынула вода.

— Вытаскиваем его! — закричал Халсэбарг.

Авденаго тупо уставился на гору бетонных обломков.

— Он утонет! — снова крикнул Халсэбарг. — Скорее!

Авденаго расставил ноги пошире, наклонился и поднял один из обломков. Отбросил в сторону. Спина у него сразу заболела. Авденаго выругался и взялся за второй обломок.

Халсэбарг орудовал рядом, сноровисто и мощно, как машина.

Вода прибывала — она уже залила все помещение. Авденаго не видел, насколько велик «бункер-2». Очевидно, достаточно велик, потому что плеск волн доносился очень издалека. А может быть, виной тому было эхо, которое создавало ложное впечатление о размерах подземелья.

Моран не подавал никаких признаков жизни. Авденаго отбросил еще один кусок бетона. Вода плеснула, забрызгала Авденаго. Холодные волны покусывали его повыше колена.

— Я нашел Морана! — сказал Халсэбарг. — Я держу его. Снимите эту плиту, скорее.

Авденаго, преодолевая сопротивление воды, продвинулся вперед на два шага. Халсэбарг держал Морана за голову, чтобы тот не захлебнулся.

— Лучше я его подержу, — предложил Авденаго, — а вы скиньте плиту. У вас лучше получается.

Халсэбарг не стал спорить. Передал ему Морана и отшвырнул последний обломок. Моран был свободен.

Это был прежний Джурич Моран, такой, каким знал его Авденаго. Никаких монстров с непомерными мышцами. Просто Моран. Только пугающе молчаливый, расслабленный, вялый какой-то.

Халсэбарг взвалил его себе на плечо. Из раскрытого рта Морана текла вода, глаза медленно двигались в орбитах. Они слабо светились, и по этому признаку Авденаго понял, что его господин еще жив.

— Подземная река, — сказал Халсэбарг, шагая со свисающим Мораном в пролом. — Впадает в Екатерининский канал, если я не ошибаюсь. Поплыли. Вы плавать-то умеете?

Халсэбарг с удовольствием принял ванну, пару часов отдохнул — Авденаго уступил ему свою постель, — переоделся в сухое и чистое и, взяв двести рублей, отбыл на такси. Авденаго кое-как ополоснулся под краном и натянул свежую футболку. На большее у него сил не хватило. Он не заснул, а ухнул в забытье и очнулся уже утром, когда комната была залита солнечным светом. Этот свет воспринимался как блаженство. Как бы ни болела голова, как бы ни болела спина, как бы ни саднило горло.

Авденаго осторожно пошевелился. Он лежал на полу возле морановского дивана. Сгиб локтя болел, там вздулась неприятная шишка. Место инъекции.

Ночное происшествие медленно проступало в сознании: охотники на троллей, подземный бункер с бетонными стенами, Моран-монстр, разбивающий стену собственным телом…

Пес услышал, что Авденаго проснулся, чугунным ядором рухнул с дивана, где почивал рядом с хозяином, громко простучал когтями по паркету и, пользуясь слабостью Авденаго, тщательно вылизал его лицо.

— Пусти, животное, — взмолился Авденаго.

Пес осклабился и принялся чесать себе ухо.

Хватаясь за его холку, Авденаго сел. Моран был простерт на диване, рука тролля мертво свисала до самого пола.

Авденаго коснулся этой руки. Она была холодной и очень влажной.

Пора было начинать день. Совершенно очевидно, что хозяин вчера надорвался и проболеет, возможно, целую неделю.

На памяти Авденаго Джурич Моран никогда не хворал. Все гриппы, простуды и воспаления легких обходили его стороной. Но вчерашнее происшествие хоть кого с ног свалит, чему уж тут удивляться.

Авденаго кое-как поднялся на ноги. Вчера они с Халсэбаргом дотащили Морана до дивана и бросили там. Весь пол вокруг был заляпан грязными следами, диван — в потеках, покрывало безнадежно испорчено…

Моран всю ночь ужасно потел. Резкий запах троллиного пота застоялся в комнате. Нужно здесь все вымыть, проветрить, привести в порядок самого Морана, переодеть его, в конце концов… Попробуйте-ка все это проделать, когда у вас разламывается поясница и острые молоточки стучат по вашим вискам!

Возле деревни клубилась большая толпа. Если смотреть с расстояния, то она выглядела довольно жалкой — сотня, может быть, полторы сотни человек, пестрое, грязноватое пятно на дороге. Пятно это беспорядочно шевелилось, набухало по мере приближения, разрасталось, преграждая путь отряду — полусотне конников.

— Денис, — обратился к командиру один из солдат, — там, впереди, еще бунтовщики.

— Много? — спросил командир.

Денис выглядел уставшим, бледным, глаза потемнели, брови непрестанно хмурились.

Солдат сказал:

— Еще человек тридцать… Почти сплошь женщины.

— Плохо, — вздохнул Денис.

Солдат хотел что-то прибавить, но Денис тронул лошадь и выехал вперед. Теперь он уже различал в толпе лица, и все они казались ему вариантами одного и того же лица, с нечистой кожей и злыми глазами. Едва отведя взгляд от одного, он видел другое, точно такое же.

В солдат полетели первые камни и комья земли.

Денис закричал:

— Кто главный? С кем говорить?

Он еще раз обвел взглядом толпу. Безнадежно. Все одинаковые.

И вдруг случилось чудо. Из гущи крестьян вышел один. Он отделился от толпы и встал прямо напротив лошади командира.

— Я, — сказал он, рассматривая Дениса светлыми глазами. Зрачки в них плавали, как крохотные кусочки мяса внутри еще не застывшего прозрачного холодца.

— Ты? — переспросил Денис.