Опять повисло молчание. Толстяку было весьма уютно в этом молчании, рыжий слишком озаботился содержимым своей кружки, куда попал не то мотылек, не то какой-то непонятный жучок, подлежащий изъятию, а длинноволосый впал в странную задумчивость. Казалось, до пришествия троллей это состояние было для него несвойственно, и молодой человек до сих пор не может оправиться от удивления.

Хэрибонд понял, что по доброй воле никто ему здесь ничего не расскажет, и потому сам нарушил молчание.

— Видите ли, — молвил он, — я тут… в общем, по делу.

— А сюда за просто так никто и не ходит, — живо откликнулся толстяк и уставил на Хэрибонда свои светлые, тусклые глаза. — Мы сразу так и поняли, что ты тут по делу. Верно?

Рыжий пожал плечами неопределенно. Длинноволосый поставил ногу на скамью и опять начал перематывать обмотки. Вдруг он радостно вскрикнул:

— Нашел!

И вытащил из-за обмоток плоский нож.

— Я-то думал, что потерял его, а он вон где закопался, — прибавил длинноволосый, по-детски радостно улыбаясь.

— Поздравляю, — сказал Хэрибонд нетерпеливо. Ему хотелось продолжить разговор.

— Что? — удивился длинноволосый.

— Ну, поздравляю, что ножик нашелся, — пояснил Хэрибонд. — Это ведь важно для тебя, не так ли?

— Да ладно, — отмахнулся длинноволосый. — Нашелся и нашелся.

— У меня было важное дело, — Хэрибонд вернулся к прежней теме.

— У всех важное дело, — заметил толстяк и принялся пересчитывать глиняные плошки, стоявшие у него на полке.

— Моран, — сказал Хэрибонд.

Мгновенно повисла настороженная тишина. Хэрибонд усмехнулся. Он догадывался, что имя Морана производит в Истинном мире ошеломляющее действие на людей. Только не знал, какой силы может быть это воздействие. Что ж, вот и проверим.

— Джурич Моран, — с нажимом повторил Хэрибонд. — Я встречал его.

Его собеседники вдруг расслабились. Рыжий сказал, водя пальцем по столу:

— Да кто ж его не встречал…

— Я, например, — робко вставил длинноволосый.

Рыжий повернул голову к нему:

— Что?

— Я не встречал Джурича Морана.

— Подумаешь! Я тоже его не встречал, — презрительно оборвал рыжий. — Это еще не повод гордиться.

— Я ищу город Гоэбихон, — Хэрибонд решил зайти с другого бока.

— Что? — Все трое воззрились на Хэрибонда как на ненормального. — Что ты ищешь?

— Гоэбихон, — Хэрибонд твердо решил, что не даст себя больше сбить и смутить. — Город такой.

Рыжий засмеялся. Толстяк плюнул и начал пересчет плошек заново: он сбился. Длинноволосый побледнел, его глаза расширились, а ноздри чуть покраснели.

— Город? — переспросил он. И покачал головой. Прядь его белых волос попала в кружку рыжего.

Рыжий вынул их, сунул себе в рот и стал жевать. Парень с негодованием отобрал у рыжего свои волосы и обтер их об одежду.

— Гоэбихон, — еще раз сказал Хэрибонд. — Город.

— Ага, город, как же… — длинноволосый с негодованием отбросил за спину засаленную прядь. — Нету больше никакого Гоэбихона. Пропал.

— Гоэбихон — по ту сторону Серой границы, — сказал толстяк. — В любом случае, его здесь не существует. Не в этом мире.

— А через границу можно как-то… перейти? — спросил Хэрибонд нерешительно. — Может, нелегально? О цене я бы сговорился. Проводники-то найдутся? Ну, за плату?

Ответа он не получил. Все трое пожимали плечами, переглядывались и помалкивали. Неожиданно из-под стола донесся голос:

— Я знаю!

И сразу же по полу что-то с торопливым стуком пробежало. Хэрибонд едва удержался, чтобы не вскрикнуть.

То, непонятное, выскочило на волю из-под стола, с того конца, который был дальше от толстяка — хозяина таверны.

В первый миг Хэрибонду показалось, что существо — один из тех карликов, которые подлежали непременному вылавливанию и повешению на балке. Но затем существо выпрямилось и оказалось человеком обычного роста и размера. Более того, Хэрибонд уже встречал сегодня этого человека. Не узнать пестрые клочья ниток в волосах и феерические лохмотья было невозможно.

— Убирайся! — приказал толстяк оборванцу. — Немедленно убирайся!

— Вот еще! — возмутился тот. — Не буду я убираться. Я такой же, как и все. Вы не убираетесь, и я останусь. Имею право.

— Нет, — возразил толстяк спокойно. — Никаких прав. Ты — другой. Ты не один из нас.

— Я же человек, — настаивал оборванец, переминаясь с ноги на ногу и беспокойно поводя глазами.

— Я тебе сказал, убирайся, — повторил толстяк.

Оборванец повернулся к Хэрибонду:

— Видишь? Меня никак не зовут. Меня только прогоняют. Теперь убедился?

И хмыкнул, довольный собственной правотой.

Толстяк взял с полки плошку, осмотрел ее, убедился в том, что она треснутая, и швырнул ею в оборванца. Тот даже не попытался увернуться. Плошка угодила ему в голову и разлетелась на куски. Оборванца отбросило ударом к стене. Из ранки на голове потекла кровь.

Беловолосый наблюдал за этим широко распахнутыми глазами и несколько раз облизнулся, как будто вид чужой крови пробудил в нем жажду.

— Я был в Гоэбихоне! — сказал оборванец, глядя на Хэрибонда, мимо остальных. — Слышишь, ты? Этого города больше нет. Вот и все, что от него осталось.

И он потянул себя за волосы, перетянутые цветными нитками.

Толстяк молча поднял вторую плошку.

Оборванец засмеялся и выбежал из таверны. Ступеньки резко, неприятно скрипнули под его шагами, потом все стихло.

Толстяк побуравил немного взглядом дверь, захлопнувшуюся за сумасшедшим, пожал плечами и поставил плошку на место.

— Переночуешь у нас? — обратился он к Хэрибонду как ни в чем не бывало.

Голос хозяина прозвучал так дружески, что Хэрибонд вдруг ощутил к нему полное доверие. «Наверное, эти люди стали такими странными из-за передвижения Серой границы, — подумалось Хэрибонду. — Вот в чем дело. Что ж, их легко понять. Я бы тоже сбрендил, если бы вдруг вместо человечьего мира очутился в троллином… Тут какая хочешь психика не выдержит. А так — они совершенно нормальные люди. Добрые даже».

— Я бы провел здесь ночь, — кивнул Хэрибонд. — Неохота на улице ночевать.

— Зачем на улице, когда есть таверна, — подхватил толстяк. — Я тебе на полу постелю. Выспишься на полу?

— Мне доводилось и на голой земле, — сообщил Хэрибонд с достоинством.

— Вот и хорошо, — сказал толстяк.

Они посидели еще немного за столом, но почти ничего не ели, не пили и не разговаривали. Длинноволосый заснул, уронив голову на стол. Рыжий выходил куда-то несколько раз, но неизменно возвращался. Толстяк наконец выглянул в окно, объявил, что наступает вечер, и пошел готовить гостю постель.

Постель состояла из охапки полусгнившего сена. Хэрибонд внезапно понял, что невероятно устал. Слишком много впечатлений и странностей вместил в себя минувший день.

Поэтому он едва дождался минуты, когда можно было встать из-за стола, растянуться на полу, сгрести себе под голову побольше сена и наконец заснуть.

Он проснулся от того, что его трясут. Вцепились в плечо сильными костлявыми пальцами и изо всех сил мотают, аж об пол стукают.

— Что?.. — вскрикнул Хэрибонд.

— Тихо, ты, тихо, ты, — донесся шепот. — Разбудишь толстого, а он очень уж больно дерется.

— Пусти, — Хэрибонд вырвался из цепкой хватки и сел. Сено было таким сырым, что даже не зашуршало. В темноте Хэрибонд протянул руку и нащупал чье-то костлявое колено. Некто стоял рядом с ним в темноте.

— Ты кто? — спросил Хэрибонд невидимку.

— Я? Ну, Евтихий, — протянул в ответ голос, неприятно знакомый.

— Это у тебя нитки в волосах, верно? — прошептал Хэрибонд. — Мы виделись нынче, да?

— Нитки? — удивился Евтихий. — Это вовсе не нитки, глупый ты дурак. Почему никто из вас не понимает? Почему ты, например, не веришь? Почему ты видишь в этом только нитки? Это — Гоэбихон. Все, что от него осталось. — Хэрибонд услышал, как сумасшедший садится рядом с ним, даже ощутил его дыхание. — Думаешь, я безумен, да? Ношу в волосах целый город. А ты бы так смог?