Странное поведение государя вскоре стало для Дашковой личной проблемой. В январе во время смены караула во дворце император разбранил Михаила Дашкова за неправильную расстановку караульных. Столкновение оказалось серьезным, причиной чего могло послужить неудовольствие Петра развивавшимся сближением Екатерины и Дашкова, который выразил ей полную лояльность и желание помочь занять трон. Екатерина вспоминала преданность Дашкова: «При самой кончине Госуд[арыни] Имп[ератрицы] Елисаветы Петровны прислал ко мне князь Михайла Иван[ович] Дашков, тогдашний капитан гвардии, сказать: „Повели, мы тебя взведем на престол“. Я приказала ему сказать: „Бога ради, не начинайте вздор; что Бог захочет, то и будет, а ваше предприятие есть рановременная и несозрелая вещь“»^[110].

Беспокоясь о безопасности мужа, сознавая его импульсивность и, возможно, подталкиваемая чувством ревности, Дашкова решила отослать его куда-нибудь подальше от Петербурга. Кажется, она также боялась, что и ее вышлют в Москву, из-за того что ее муж впал в немилость. Во вторую неделю января 1762 года она обратилась к дяде и сестре с просьбой помочь получить для Михаила Дашкова назначение за границу. Их усилия увенчались успехом, и, к ее большому удовлетворению, Дашкова узнала, что муж должен немедленно отправиться послом в Константинополь. В феврале он уехал из столицы в Москву, а затем в свою усадьбу Троицкое, где и оставался до начала июля. Должно быть, он знал, что в столице вскоре произойдут драматические перемены. Пока он ожидал бурных петербургских событий, для его жены единственным противоядием от сердечной боли, вызванной его отъездом, кажется, был заговор. «Я осталась одна, — писала Дашкова, — больная и печальная; силы мне придавали лишь размышления над проектами, которые рождались в моей голове и тут же мною отвергались, но тем не менее занимали меня настолько, что я довольно сносно переносила боль, вызванную разлукой с любимым и уважаемым супругом» (37/56).

Недовольство и презрение к новому императору возрастали и питали жажду перемен. Особенно неприятными для Дашковой было прусское влияние при дворе и поддержка Петром Фридриха Великого. Петр планировал непопулярную войну с Данией в интересах своего родного Гольштейна. Поэтому он приказал прекратить боевые действия против Пруссии и согласился на невыгодное перемирие, отдав территории, завоеванные русской армией в тяжелых боях. В это же время, 11 апреля 1762 года, Екатерина родила сына Алексея, отцом которого был не Петр, а Григорий Орлов, поэтому сын получил титул графа Бобринского. Соглашение с Пруссией было подписано 5 мая, и вскоре, 9 июня, Петр дал большой праздничный банкет, на котором, под звуки пушек, предложил три тоста: за императорскую семью, за прусского короля и за мир. Считая, что она является членом императорской семьи, Екатерина не встала, но Петр, видимо, посчитал, что она оскорбила тем его идола Фридриха II; в гневе он оскорбил ее публично, назвав дурой, отчего Екатерина разрыдалась.

«Предательский» союз Петра с Пруссией против австрийцев и его ужасное отношение к жене укрепили решимость Дашковой. Она часто встречалась с Робертом Кейтом, очень критично относившимся к императору британским посланником, о котором она сказала: «Этот почтенный старик любил меня как дочь» (33/53). Из-за ее частых встреч с дипломатами и официальными лицами других стран Дашкову стали подозревать в том, что она находится на содержании иностранных держав. Хотя ей хронически не хватало денег, она заявляла, что никогда не брала денег ни у англичан, ни у французов, ни у кого-либо еще. И все же растущие долги, главным образом из-за расточительного образа жизни мужа, заставляли ее соблюдать строгую экономию. «Я вообще тратила очень мало: только на содержание очень умеренного стола для себя, дочери и прислуги, платья же носила, полученные еще в приданое» (42/60).

Она участвовала в заговоре вместе с друзьями мужа, молодыми офицерами Преображенского, Измайловского и Семеновского полков гвардии, которые также были разочарованы правлением Петра. Среди них были те, кто затем сыграет важную роль в перевороте: Петр Пассек, Сергей Бредихин и братья Николай и Александр Рославлевы. Дашкова помогла склонить на сторону заговорщиков Кирилла Разумовского, хотя похоже, что Екатерина, Орловы или Панин переманили его на свою сторону еще раньше, с тем чтобы во время переворота он привел им на помощь свой Измайловский полк. Очень влиятельная персона, он был обязан своей карьерой и должностями фельдмаршала, гетмана Украины и президента Академии наук любовной связи (и, согласно некоторым источникам, тайному браку) его брата Алексея с императрицей Елизаветой. Кроме того, Дашковой удалось привлечь к заговору одного из самых важных его участников — своего родственника Никиту Ивановича Панина.

Если Екатерина заменила ей мать, которую она никогда не знала, то Панин заменил отца, который всегда отсутствовал. Широко образованный человек либеральных взглядов, он сыграл главную роль в развитии политических взглядов Дашковой. Панин был дипломатом, государственным деятелем и русским послом в Швеции. За два года до переворота он был отозван в Россию и назначен наставником (обер-гофмейстером) великого князя — пост, который он занимал до первой женитьбы Павла в 1773 году. Его назначение было большой победой Воронцовых над придворной группировкой Шуваловых, которые пытались назначить на эту должность Ивана Шувалова. Как наставник будущего императора, Панин надеялся (как оказалось, зря) воплотить в Павле идеал просвещенного монарха, дав ему соответствующее образование, научив читать труды французских просветителей и понимать европейскую историю так, как она описывалась, в числе прочих, шотландским историком Уильямом Робертсоном. Робертсон сыграет центральную роль в образовании сына Дашковой, которая тоже восхищалась им. Кроме того, Панин покровительствовал некоторым ведущим русским писателям — А. П. Сумарокову, И. Ф. Богдановичу и Д. И. Фонвизину — и приглашал их читать только что написанные сочинения великому князю. Позже он в течение почти двадцати лет возглавлял Коллегию иностранных дел. Во взглядах Панина, вероятно, нашла наиболее законченное выражение политическая программа либерально настроенного дворянства^[111]. Он был автором «Манифеста об учреждении императорского совета и разделении Сената на департаменты» и «Рассуждения о непременных законах». В своих трудах он противостоял деспотизму и описывал модель идеального государства, в котором власть разделена на законодательную, исполнительную и судебную. Будучи послом в Швеции, он познакомился со шведской формой конституционной монархии и стал ее твердым сторонником. По возвращении в Россию Панин пытался ограничить самодержавное правление, чтобы установить нечто вроде просвещенного абсолютизма. На форму и выражение его мыслей оказал существенное влияние труд Монтескье «О духе законов» — произведение, которое Дашкова и Екатерина также читали с воодушевлением^[112].

Дашкова обсуждала с Паниным необходимость реформ, ее политические идеи также были основаны на главном принципе Монтескье: индивидуумы имеют фундаментальные права, которые необходимо защищать от деспотизма и бесконтрольной власти правительства. Она разделяла мечты Панина о том, что когда-нибудь Россия будет управляться законом и конституцией, хотя ей казалась более подходящей английская модель, нежели шведская. Однако взгляды Дашковой не были демократическими по духу, прочно укореняясь в патриархальных и иерархических реалиях России XVIII века: «Каждый благоразумный человек, знающий, что власть, отданная в руки толпы, слишком порывиста или слишком неповоротлива, беспорядочна вследствие разнообразия мнений и чувств, желает ограниченного монархического правления с уважаемым монархом, который был бы настоящим отцом для своих подданных и внушал бы страх злым людям; человек, знакомый с изменчивостью и легкомыслием толпы, не может желать иного правления, кроме ограниченной монархии с определенными ясными законами, и государем, уважающим самого себя и любящим и уважающим своих подданных»^[113].