— Умберто, что я сделал тебе?

Убальдини снова ринулся на него, но был остановлен необыкновенным ударом. Это был прием «битвы диких зверей», «змеиное жало», он слышал о нём, но не знал его. Бедро его в паху было в крови. Он шатался, но и тогда пытался броситься на противника.

— Умберто, что я сделал тебе?

— Стойте! — закричали Тентуччи и Рокальмуто, но как раз в это мгновение Джустиниани, отражая новую атаку полуослепшего от ярости Убальдини, ударил его в грудь, в центр креста, образованного царапинами, и Умберто без чувств упал на руки Рокальмуто. Шпага Джустиниани на три дюйма проникла в грудь левее правого соска.

— Рана в грудь, на высоте пятого межреберного пространства, проникающая в грудную полость, с повреждением легкого, — осмотрев рану, объявил хирург, — будет чудом, если он выживет…

— Невозможно, — покачал головой Тоско, — если он верил в Бога, поторопитесь со священником, у него губах кровь.

Тентуччи замахал руками и отвернулся, и тут увидел Джустиниани. Тот поднял выпавшую из руки противника шпагу, методично вытирал ее и вставлял в ножны. Он успел уже надеть рубашку и сюртук, и сейчас явно спешил. Он всей его фигуры веяло странным покоем, силой и безразличием. Заметив взгляд банкира, Винченцо приблизился, зажав под мышкой смертоносное оружие.

— Я хотел бы пригласить вас и мессира Тоско на обед, Карло, моя кухарка обещала восхитительную лазанью с фаршем и грибами, — он поспешно открыл дверцу кареты и положил на сидение шпаги, — давайте поторопимся, я голоден, как волк.

Неизвестно, хотел ли Тентуччи есть. Судя по его виду, он вообще ничего не хотел, но Джустиниани почти силой впихнул его в карету, пригласил и доктора, но того попросил остаться его коллега. Джустиниани, даже не обернувшись на пожиравшего его потрясенным взглядом Рокальмуто и лежащего на скамье раненого, велел ехать на площадь Венеции.

В карете оба долго молчали, первым заговорил Джустиниани.

— Я должен извиниться, Карло, я не учел, что вы не привыкли к ристалищу и виду крови.

Тентуччи покачал головой.

— Причём тут кровь… Вы себя не видели.

Джустиниани несколько секунд молчал, вдумываясь в слова собеседника, потом уточнил:

— А что видели вы?

Тентуччи странно покачал головой, точно отгоняя дурной кошмар. Глаза его уже утратили выражение ужаса, но казались больными и усталыми.

— И я, дурак, вам еще советы давал… Вы — сам дьявол.

Джустиниани усмехнулся.

— Ну, что вы… Я несколько лет преподавал в фехтовальной школе в Вермичино, — пояснил он, — вы же сами говорили, что я не должен искать смерти. Я и не искал и сказал вам, что не дам себя убить. Но чего я так и не понял, так это главного. Зачем он подстроил дуэль? Зачем вызвал меня?

— Он, бесспорно, хотел вас убить. Но после первого же выпада я понял, что будет убит он, вы играли с ним как кот с мышонком… Вы могли прикончить его на второй атаке.

— Надеюсь, это не упрёк? Я не мог одновременно не дать себя убить и пощадить его. В таких случаях один всегда остается на ристалище. Но не слышали ли вы случайного слова, обрывка разговора между ними, который хоть что-то объяснил бы?

Тентуччи покачал головой.

— Нет, они почти не переговаривались.

— Дьявольщина, — Джустиниани неожиданно напрягся, — я забыл вам сказать. Когда вы договаривались об условиях дуэли, я видел в окне с лестницей человека. Я не разглядел лица, но…

— Слуга?

Джустиниани пожал плечами.

— Не похоже, он явно прятался.

Карета подъехала к дому, и тут Винченцо с изумлением увидел Луиджи и Донату, встретивших его на пороге, в дверном проеме показалась и Джованна. Все были бледны и взволнованы. Джустиниани торопливо выпрыгнул из кареты.

— Что случилось? — его обеспокоенный взгляд столкнулся со встревоженным взглядом Луиджи.

Луиджи, трепеща, оглядел хозяина.

— Вы не ранены, ваше сиятельство? Мы так волновались…

Джустиниани отмахнулся.

— Мой Бог, что со мной могло случиться? — он помог Тентуччи выйти из кареты. — Обед готов? — осведомился он у Луиджи. Камердинер уверил его, что все готово.

У входа в дом Джустиниани снова заметил Джованну. Девица смотрела на него исподлобья, тяжело дыша.

— Что-нибудь случилось? — вежливо осведомился он.

Девица развернулась, пышные локоны заплясали на плечах и спине, и где-то в глубине залы снова хлопнула дверь. Джустиниани снова вспомнил о своем намерении сказать девице, что хлопать дверьми невоспитанно, но сегодня, при Тентуччи, этого делать не стал. Однако за обедом, — отменнейшим и вкуснейшим, — он поделился с Тентуччи тревогой. У него не очень-то получается ладить с девицей, он не педагог, и хотел бы поскорее выдать её замуж.

— Я все же посоветовал бы Элизео ди Чиньоло. Он довольно приличен. Правда, путался с Ипполитой Массерано, но к грехам юности надо быть снисходительнее. Не транжира, не игрок. Спокоен, рассудителен. Опыта пока маловато, но… — Тентуччи развел руками. Его лицо порозовело от хорошего вина, он успокоился.

Однако Джустиниани все еще было неловко.

— Все же — ради Бога простите за утреннее, Карло, я правда не ожидал, что дойдет до настоящей драки.

— За силу не извиняются, извиняться нужно мне — за слабость. — Тентуччи с аппетитом жевал грибы, — к тому же я сегодня стал сильнее, и это — благодаря вам.

Слова Тентуччи смутили Джустиниани, но не скрытой в них похвалой, а странным ощущением вины. Он все ещё не мог поверить, что в лице Карло обрел друга. Он по-прежнему не был с ним до конца откровенен и многого не рассказал.

Недоверие угнездилось в нем слишком глубоко.

На следующий день Джустиниани проснулся от легкой истомы — тело болело, чуть ныла щиколотка, хоть накануне он не оступался.

— Господи! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я. Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою: ибо милость Твоя лучше, нежели жизнь. Как туком и елеем насыщается душа моя, когда я вспоминаю о Тебе на постели моей, размышляю о Тебе в ночные стражи, ибо Ты помощь моя, и в тени крыл Твоих я возрадуюсь… — он еще дочитывал утренние молитвы, когда услышал, что Джованна спустилась сверху и хлопнула входной дверью.

Джустиниани снова подумал, где найти ей жениха. При этом, вспомнив слова Тентуччи, вынужден был признать его правоту. Он не хотел отдавать девицу за мерзавца, но за неоперившегося птенца — тоже, ибо какие мужья из вчерашних мальчиков? Он не решил, что ему делать — то ли спросить Джованну, по душе ли ей Чиньоло, то ли вначале поближе познакомиться с ним самому? Однако если Элизео ей не нравится — зачем терять на него время?

Джустиниани вздохнул.

После завтрака Джустиниани вспомнил, что хотел сходить в переплетную мастерскую — договориться о замене фронтисписов на двух весьма дорогих изданиях своей библиотеки и начал собираться. Но не тут-то было. День начался с визитов — у Джустиниани было ощущение, что весь свет сошёл с ума. Маркиз ди Чиньоло прислал ему фрукты и звал на сегодняшний вечер, от Массерано доставили приглашение на званый обед, донна Леркари передала цветы из своей оранжереи и карточку — звала на музыкальный вечер, герцогиня Поланти заехала лично, чтобы пригласить к себе в субботу.

Вскоре он понял, что причина всеобщего внимания к его персоне — дуэль с Убальдини. Умберто был доставлен домой в состоянии крайне тяжелом и сейчас висел между жизнью и смертью. Слухи же о победе Джустиниани в передаче Рокальмуто приобрели характер мистический. Ему приписали сатанинскую неуязвимость и дьявольское бесстрашие. Рафаэлло не пользовался большим авторитетом в обществе, и его словам всегда верили разве что наполовину, но и Карло Тентуччи немногословно подтвердил сказанное, огласив условия протокола о дуэли и коротко рассказав, что Джустиниани выглядел на ристалище как бог войны. На нём самом — ни единой царапины, противник ранен трижды.