Карта восточного побережья Соединенных Штатов была разложена на соседнем сидении джипа. Скоро мы доберемся до Аппалачей. Меня это устраивало. Возможно, горный воздух придаст мне сил и поможет восстановиться.

*** 

Следующей ночью я подъехала к северо-западному краю Национального заповедника Мононгиела в Западной Вирджинии. Красочные лиственные деревья пестрили на фоне обрывистой горной гряды и согревали мою душу.

Дарвин высунул голову из окна. Запах плодородной почвы и опавших сосновых иголок кружил вокруг нас. Звук веселого птичьего пения и стрекотания крылатых насекомых заставлял меня чувствовать себя менее одинокой. Хотя я боялась, что одиночество — это единственный способ выживания для женщины в этом новом мире.

Я разбила лагерь возле заросшей пешей тропы и плюхнулась рядом со своим скромным костром. Сверчки стрекотали в густой осоке. Грызуны шуршали в опавшей листве. Заросли горного овса посвистывали под беспокойным полетом совы. «Могла ли я построить здесь будущее, в этом полном жизни месте? Обеспечит ли изоляция мир, которого я искала?» Я провела пальцами по спине Дарвина, и его тело вытянулось в ответ. Видимо, он был согласен остаться здесь.

Следующие три дня мы провели в довольстве и лени. Я не хотела уходить от джипа, пока не убежусь в отсутствии угроз. Так что постепенно мы пробирались сквозь близлежащие колючие кусты и исследовали узкие тропинки и лесные закутки.

На четвертую ночь я смазывала пистолет у огня, защищенного стеной молодых деревьев и камней. Вдруг что-то зашуршало возле Humvee. Дарвин, развалившийся рядом со мной, не насторожился. Я вернулась к пистолету.

Затем я услышала шарканье ног, шаги были тихие, но уверенные. Дарвин не пошевелился. Я повесила карабин на плечо и приблизилась к грузовику.

Лесной шум утих, и в тишине я ощутила ее присутствие. Она трепетала во мне, неслась по моим венам.

— Анна?

Мелодичное щебетание эхом раздалось в ответ. Я последовала за ним в чащу. Торчащие стебли и шипы царапали мои ноги. Листья папоротника били по лицу. Но шум от моего продвижения по лесу не мог сравниться по громкости со звуком моего бьющегося сердца.

Анна присела на склоне, поросшем сахарными кленами и крупнолистными буками. Опавшая листва цеплялась к подолу ее платья. Она захлопала в ладоши, увидев меня. Затем побежала, золото ее волос в лунном свете напоминало металлические ленточки.

Я последовала за ней. Мы шлепали по болотам и переходили течения вброд. Я шла через сухостой, мои легкие горели от быстрой ходьбы. Мы двигались все дальше и дальше.

Моя спина ныла под весом карабина и от скорости, с которой мы шли. Но я всегда оставалась далеко позади. У меня никак не получалось ее догнать. Затем я ударилась о влажную каменную стену, укрытую ковром лишайников и плаунов, и упала на спину.

Она стояла на утесе надо мной. Я жадно и тяжело дышала, обдумывая, что делать дальше. Моему призраку не нужно было карабкаться наверх. Она могла просто воспарить. Моя грудь ныла — не от утомления, а от отчаяния. Анна изогнула розовые губы в улыбке и покружила подолом платья. Я жаждала быть с ней, подержать ее.

Я уперлась носком ботинка в скалу и начала подниматься, используя корни как ступеньки и хватаясь руками за растения. Когда я добралась до вершины, Анна расправила руки, изображая самолет, и побежала к другой стороне. Я тяжело дышала, мои плечи поникли.

Она запела сопрано на бегу:

Божья коровка, божья коровка, лети домой,

Твой дом горит, твои дети улетели.

Я догнала ее на полянке. Она стояла перед огнем, окруженным неглубоким каменным очагом. «Огонь? Это часть галлюцинации?»

Ее глаза блеснули, когда я подошла ближе. Она продолжила свою песенку:

За исключением одной, и это малышка Энн,

Которая заползла под грелку.

Я протянула руки, чтобы обнять ее маленькую фигурку. Ее изящный подбородок приподнялся. Веснушки на носу сверкнули в свете пламени. Затем она растаяла завесой тумана между моих пальцев.

— Нет. Пожалуйста. Нет, — обнять ее было все равно что обнять струю воздуха или луч лунного света. Мои руки никогда не ощущались такими пустыми. Я сжала их в кулаки, пока моя надежда когда-нибудь обнять ее еще раз воспламенилась и прожгла свой путь к моему сердцу.

Ее силуэт обрел плотность над каменным очагом. Пламя танцевало в считанных дюймах за ней. Затем огонь разгорелся сильнее и превратился в подобие руки с когтями. Она потрескивала над ней. Я опять потянулась к Анне. Рука сжалась и утащила ее в сердцевину огня.

И я нырнула за ней.

*** 

Мое лицо и руки обжигало болью, пока я лежала в какой-то грязи. Жар от огня подогревал боль, которая была доказательством, что моя погоня за Анной не была сном.

Внезапно раздался низкий голос:

— Полоумная.

Я вздрогнула и открыла глаза. Хозяин голоса склонился надо мной. Длинные черные волосы полотнами свешивались по обе стороны его смуглого лица. По другую сторону огня пожилой мужчина с седыми косами сидел на бревне. Дарвин лежал у его ног.

Пожилой сказал:

— Оставь ее в покое, Барсук.

Барсук выпрямился, но остался стоять рядом со мной.

— Она покрыта ожогами. Что если она опять попытается броситься в огонь?

Пожилой встал и подошел ближе. Я задрожала от нервного напряжения и холодного воздуха, коснувшегося моих ожогов. Я больше не чувствовала вес своего карабина. И не видела его поблизости.

Мужчина присел передо мной на корточки. Смуглая дряхлеющая кожа говорила об его индейском наследии. Черные и красные перья были вплетены в кожаные аксессуары в его волосах и на одежде.

— Ты преследуешь призраков или они преследуют тебя?

Мои плечи съежились от видения.

— Зависит от призрака.

Беззубая улыбка пересекла его морщинистое лицо.

— Полагаю, то, что правдиво в нашем мире, правдиво и в мире духов. Дети — наши проводники. Они хранят правду.

Должно быть, у меня все еще продолжались галлюцинации. Как иначе он узнал бы о детях, которые меня преследуют? Я сдвинула голову на несколько дюймов. Карабин был прислонен к стволу черемухи в нескольких ярдах от меня.

Его голос смягчился:

— Здесь тебе не нужен порох, женщина. Мы — мирные люди.

Я не отводила глаз от ружья.

— У меня есть лечебные травы для твоих ожогов. Ты можешь встать?

Я приподняла верхнюю часть тела. Мой проницательный пес встал в предвкушении. Его инстинкты еще меня не подводили. Если он доверял им, значит, и я должна.

Барсук помог мне подняться на ноги. Моя кожа покрылась мурашками под его прикосновениями, но я не отреагировала. Я спросила пожилого:

— Чего вы хотите?

— Нация сильна настолько, насколько сильны сердца ее женщин. Ее воины могут быть храбры и многочисленны, но когда кровь ее женщин проливается на землю, сражение проиграно.

Дарвин оставался неподвижным, как будто ожидая, пока я последую его доверию. Я не собиралась позволять старику уйти от вопроса.

— Чего вы хотите? — спросила я снова.

Он вздохнул.

— Великий Вождь Сиэтл говорил о конце жизни и начале выживания. Дело не в наших желаниях. Дело в надежде. Идем.

Я кинулась к карабину. Напряжение утихло во мне, как только я схватила винтовку. Позади меня оба мужчины стояли неподвижно и ждали. Возможно, у меня была паранойя, но я не собиралась ослаблять бдительность. Я встала, расправила плечи и кивнула.

Они повели меня через лес и завершили этот поход у ручья, огражденного несколькими постройками, сооруженными из сухих веток и хвои. Я последовала за пожилым к его постройке в центре лагеря, Дарвин шел рядом. Старик указал на кроваво-красное шерстяное одеяло и стал копаться в своих корзинах с сушеными травами и мазями.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: