— У тебя все еще есть те сигареты? — спросила я.
Между решеток появилась чашка и ложка. Я подобралась ближе и приняла обмен. От комковатой коричневой жижи пахло моллюсками и чесноком. Я шумно втянула с ложки рыбный кусок и состроила гримасу.
— Тушеный морской язык, — сказал доктор, грациозно поднявшись вверх, словно завиток дыма, и проплыл по комнате. Мгновение спустя он вернулся с сигаретами и... огнетушителем?
— Тебе он не понадобится, — поджечь мою одежду было бы выходом, но доктор дал мне причину жить.
Он прикурил сигарету и передал ее мне. Я сделала затяжку и закашлялась.
— Так, кто он — Дрон?
— В данный момент его генетический код представляет собой гибрид тли и паука. И он продолжает меняться, а Дрон отчаянно желает оставаться человеком.
Так он мутировал.
— Ты сказал «паук»?
— Он делал себе инъекции сыворотки, полученной из геномных макромолекул различных видов пауков, — доктор опустил взгляд на укусы на моих ногах. — Она была непроверенной, так что проявились некоторые побочные эффекты. Но это замедлило его превращение в тлю.
Его честность взбудоражила меня. Во тьме его глаза возбуждено сверкали. Я нашла его любимую тему.
— А макромолекулы — это...
— ДНК, РНК и белки.
Я положила подбородок на колено и потерла переносицу.
— Значит, тля и паук. Никаких крыльев.
— У тли присутствует диморфизм крыльев (прим.: наличие у одного вида организмов двух форм, отличающихся по морфо-физиологическим признакам, но проживающих на одной территории. Здесь имеется в виду наличие особей с крыльями и без).
Мое сердце быстро заколотилось от сказанного доктором.
— Некоторые особи тли — как и другие виды насекомых — могут производить крылатое потомство, чтобы перемещаться с перенаселенных мест обитания и покидать опустошенные источники пищи. Это восхитительный пример эволюции. Но мы не видели крыльев у гуманоидных видов тли. А Дрон не позволяет мне его осмотреть полностью.
Наступил идеальный момент для моего вопроса.
— Ты исследовал физиологические параметры моего тела, крови и всего остального. Каков твой вердикт?
Свесив руку с колена, он, не ответив, стал ковырять щербатую напольную плитку между ногами. Ожидание для меня было мучительным.
Но все же доктор, облизнув губы, посмотрел мне в глаза и ответил:
— В твоей ДНК не хранится ни генома тли, ни генома нимфы.
Я не ожидала этого.
— Тогда, что там?
— Я все еще анализирую твою кровь, — его глаза метнулись в сторону. — Отсутствие генома тли в составе твоей ДНК ставит под вопрос твою способность связываться с ними. Айман описывал это как вибрацию, начинающуюся в его животе и выталкивающуюся через грудь, — он снова посмотрел на меня. — Это верно?
Я кивнула.
— Насекомые общаются, используя органы зрения, химические сигналы, тактильные ощущения и акустические средства. А у тли есть еще механорецепторы — это крошечные тактильные волоски на конечностях — чтобы чувствовать вибрации, которые ты производишь.
Я подняла руку к животу.
— Я не произвожу вибрации, я просто их чувствую.
— Это акустика. В животе насекомого есть тимпаническая мембрана, наподобие барабанной перепонки, которая реагирует на звуки. Это объясняет, как ты чувствуешь вибрации там, — доктор кивнул на мой живот.
— Ты думаешь, у меня есть эта мембрана? Думаешь, я мутирую как Дрон? — тушеный морской язык стал угрожать вернуться.
— Твоя эволюция — результат адаптации. Но это сложнее. Физическая трансформация проявляется через поколения. Твоя же — ...чудо.
Мой живот успокоился, и к губам подкралась улыбка. Рорк тоже бы так подумал.
— Если мы исследуем жизненный цикл паразитов и вирусов, крайне успешно мутирующих и адаптирующихся в иные формы, то сможем найти ответ. Ты не мутируешь как Айман. Твои способности — ответ на окружающие процессы, — искра знания осветила его глаза. — Аймана же укусили.
Ого, он находился в редком настроении и продолжал делиться со мной.
— Дай угадаю. Его собственные охранники?
— Его любовница.
Я издала горький смешок. Создание стало опасным для своего создателя.
— Как он избежал немедленного превращения?
— На тот момент Дрон уже делал себе инъекции.
«Своей неиспытанной паучьей сыворотки».
— Что насчет тебя?
— Я не стану участвовать в его экспериментах.
— Я имею в виду, у тебя была любовница? Жена? Дети? — какого черта меня это волновало?
— Нет.
— Нет. Полагаю, ты и не стал бы заводить семью, учитывая, что создал вирус, предназначенный их убить, — поразившись реальности происходящего разговора, я затушила сигарету. — Почему ты всегда здесь? Даже спишь рядом с моей клеткой? С твоими боевыми псами у двери я никак не сбегу, — если, конечно, не сумею использовать свою связь с ними.
Вокруг его глаз появились морщинки, и в них не осталось ни следа былой живости.
Я убила его настрой искренности, но у меня оставался еще один вопрос:
— Как ты спутался с братьями Джабара?
— Мы вместе выросли на Окинаве[75] . Наших отцов направили туда. Они служили в военно-воздушном флоте США.
Японское наследие проявлялось в его шелковистой золотистой коже, миндалевидных глазах и густых черных волосах.
— Твоя мать была японкой, — догадалась я.
Доктор кивнул и выразительно посмотрел на мою чашку. Похоже, мы вернулись обратно к тюремщику и пленной.
Я заглотила суп.
— Мы с Айманом воссоединились в медицинской школе и вместе стали работать над проектом. Мы исследовали гипотезу об отношениях между энтомологической [76] и вирусной мутацией. Полагаю, этот проект и положил начало созданию вируса нимфы. Но у нас возникли фундаментальные разногласия, которые помешали нашей совместной работе.
Он с таким же успехом мог говорить о своей работе на другом языке. Но я поняла причину разногласия.
— Религия, — сказала я.
— Да. Так что я отделился от проекта, и дружба рассеялась.
— Звучит так, будто ты не содействовал массовому убийству осознанно. И все же, ты здесь.
Доктор поднял голову и встретился взглядом со мной.
— Я несу полную ответственность за случившееся.
Что-то зажглось в моем нутре, нечто разъедающее и непривычное. Я хотела простить его и не знала, почему.
После этого мы замолчали. Через некоторое время он встал и вышел из комнаты. Я продолжала лежать на боку, накрывшись пледом. Я притворилась, что это шерстяной плед Рорка и его кровать. Я могла чувствовать спиной его легкий улыбающийся шепот, его защищающие руки, стискивающие мою талию. Каждый вдох был для него и заряжал меня заново. Воображаемые пальцы прошлись по моему телу. Моя кожа покрылась мурашками. Я представила, как его щедрые губы раскрываются на моих. Его локоны были такими мягкими в моих руках.
Нити матраса стали покалывать кончики моих пальцев. Теплота заворочалась во мне и запульсировала между бедер — ощущение, которое я подавляла неделями. Я обмякла на кровати и позволила происходящему захватить меня.
Вдруг ручка на двери комнаты сместилась. Тяжелый вес навалился на нее снаружи. Пульсация внутри меня сменилась другим голодом. Царапанье прошлось по двери.
Это происходило из-за химического фактора, про который упоминал доктор? Я читала, что насекомые используют феромоны, чтобы привлекать внимание особей противоположного пола. Неужели тли-охранники почувствовали мое возбуждение? Может, я смогу использовать эту связь, чтобы их контролировать? Это бы был билет к Рорку, билет на свободу.
Я сосредоточилась на потоке вибраций. Если бы я просто смогла надежно ухватиться...
Боль пронзила мою голову за ушами. Звезды померкли перед начинающимся рассветом. Я стиснула зубы и напрягла мышцы, чтобы вцепиться в их голод.
«Эвелина!» Арабское рокотание сотрясло мое нутро. Связь между нами сформировалась. Злость и удивление Дрона стали моими собственными, они ощущались как насилие над моей душой. Его сущность просочилась сквозь камни башни и заполнила мои вздохи. Он приближался. «Что, черт подери, я натворила?»