Изабель Кеннер подняла на Фолла темные глаза, наполненные слезами. Сделав глубокий вдох, она попыталась остановить рыдания.
— Да, я должна рассказать кому-нибудь обо всем,— с трудом проговорила она.— У меня такие неприятности...
— Расскажите мне. Вероятно, не все так уж плохо, как вы думаете.
Она попыталась улыбнуться сквозь слезы. Потом вдруг засмеялась, как показалось Фоллу, немного истерически.
— Перестаньте,— резко произнес он.— Ну, перестаньте же!.
— Я не могу...— говорила она продолжая смеяться.— Я не могу... Я только что потеряла бриллианты стоимостью триста тысяч долларов.
— Что?
— Да. И что хуже всего — это не мои бриллианты.
4
Париж. Вечер. Весна. На Елисейских полях в наступающих сумерках автомобили начали включать фары.
Вот осветилась ярким пучком света Триумфальная арка.
В одном из зданий на боковой улице, не более чем в десяти минутах ходьбы от больших модных салонов и ресторанов-люкс, маленький человечек включил настольную лампу и уселся за пыльным столом. Медленно разворачивал он свою покупку: булка, чесночная колбаса и немного сыра. Он сидел в пальто, потому что ему было холодно. Ему всегда было холодно.
Он осмотрел письменный стол. Никаких сообщений. Он отлучался на час. Никаких посетителей он не ожидал. На стеклянной двери, ведущей в его контору, матовыми буквами было написано на четырех языках — испанском, английском, французском и немецком — «Разменная, экспорт-импорт, Морис Ле План».
Но никто никогда не заходил в этот узенький чуланчик менять деньги. И вообще никто никогда сюда не заходил. И хотя слова «экспорт-импорт» приближались к -истине, никакого импорта, собственно, не было.
Директор и единственный служащий этой никому не известной фирмы развернул газету и углубился в изучение результатов последнего футбольного матча между Дижоном и Лионом.
Он съел половину булки и колбасы. Это был хилый, хрупкий человечек. По французскому паспорту, который лежал у него в кармане, ему было сорок лет, волосы седые, глаза карие, особых примет не имеется.
Его имя, согласно тому же паспорту, Морис Лe План, французский гражданин по рождению. Но две последние записи, не соответствовали действительности. Его настоящее имя? Он сам с трудом помнил его. Он жил в стольких странах, под столькими, фамилиями... Сам он считал, что родился в Вене и был незаконнорожденным сыном австрийского кавалерийского офицера и венгерской портнихи. Одно время у него была даже фотография его отца. Во всяком случае, это была фотография человека в форме офицера австрийского кавалерийского полка. Но абсолютной уверенности в том, что это его отец, у него не было. Сначала он жил у приемных родителей, затем оказался в сиротском доме. А потом? Он мог бы назвать несколько тюрем. В семи различных странах. Он мог бы написать целую книгу о тюрьмах. Но... предпочел изменить имя.
Имя Ле План он взял после освобождения Европы. Он прочитал в газете, как какой-то государственный деятель заявил, что сейчас, когда Германия уже не представляет никакой угрозы, Европа должна выработать план. План. Ему понравилось, как звучит это слово. План. И он решил окрестить себя этим именем. Ле План. Отличная фамилия! Как насчет имени? Морис звучит очень по-французски. Морис Шевалье. Морис Ле План.
Имя Ле План отлично прижилось к нему. На бирже он нашел эту интересную работу. Правда, как всегда, он действовал только в качестве посредника между покупателем и продавцом. А в этой работе всегда много неприятностей. Всегда одна сторона немного страдает: или покупатель, или продавец..
И на своем жизненном опыте человек, известный под именем Морис Ле План, убедился, что виноватым всегда оказывается посредник. И посредник же всегда расплачивается. Правда, в том деле, к которому Ле План примкнул сейчас, все обстояло несколько иначе. Эта прибыльная экспортная торговля была организована гораздо лучше.
Но в настоящий момент он думал не о делах. Только вчера он оформил очередной контракт, а пока еще не было необходимости подготавливать следующий. Он думал о своей любовнице, которая сейчас в своей уютной квартирке на бульваре Пуасонье готовит форель по-каннски. Его любимое блюдо. К сожалению, ему не придется отведать этот деликатес. Ее патрон совершенно неожиданно явился из Марселя. Патрон, оплачивающий квартиру.
Поэтому Морис Ле План ограничится булкой и чесночной колбасой, которые он и съедал в одиночестве в своей конторе. Он терпеливый человек. Посредник всегда должен довольствоваться тем, что Бог пошлет. Вот так-то.
Он перевернул страницу, на которой были изложены результаты футбольного матча, и поискал свой гороскоп. Он родился под знаком Тельца, и его гороскоп гласил: «В ближайшие дни будь осторожен в выборе друзей. Если в рискованном деле наметится неуверенность, действуй быстро, чтобы избежать серьезных неприятностей».
Он улыбнулся и перевернул- страницу. Гороскоп на прошлой неделе обещал ему большое состояние. А теперь — «будь осторожен в выборе друзей». Разве не на этой основе держится его бизнес? Вчера он сделал хороший выбор, и на этой неделе ему больше ничего не придется выбирать. Поэтому гороскоп не имеет никакого смысла.
Раздался телефонный звонок. Громкий, как сигнал тревоги, в этой тихой комнате.
Он взглянул на телефон, не снимая трубки. На его лице появилось выражение страха и ненависти. Этот звонок не предвещал ничего хорошего. Он облизнул губы и снял с рычага своего врага. Металлическая трубка пронизала его холодом.
— Алло,— спокойно произнес он.
Он услышал, как где-то на междугородных станциях переругивались телефонистки: «Зачем вы разъединили? Говорит Барселона. Говорит Пальма-де-Мальорка. Одну минуточку».
Морис Ле План привалился к столу, замерзая в своем зимнем пальто. Он слышал, как бьется его сердце. Голос говорил по-английски:
— Это жених?
— Да, я жених,— ответил Морис Ле План.— Кто говорит?
— Нора,— назвался мужской голос.
— Да?
— Я решил, что мне лучше связаться с вами как можно скорее,— продолжал голос.— Невеста не поехала в путешествие. Вместо этого она вернулась сюда.
Морис Ле План судорожно сжал трубку, уставившись испуганными глазами на темное пятно на стене конторы. Он думал: «Это в первый раз».
Но во всем когда-то должен быть первый раз, даже в таких вещах, которых ты больше всего боишься. И вот, наконец, это случилось. Случилось без всякого предупреждения. Но страх постепенно проходил. Как ни странно, Ле План вдруг совершенно успокоился. Он считал, что знал, каким должен быть его следующий шаг в этом деле.
— Сколько вы хотите? — спросил он.
Но он ошибся. Ужасно ошибся. Голос там, далеко, звучал оскорбленно. Он был шокирован.
— Слушайте, вы меня неправильно поняли. Никакого надувательства с нашей стороны нет. Отнюдь нет! Просто она струсила. Она испугалась. Честное слово.
Морис Ле План судорожно глотнул воздух. Каким же идиотом он был, посеяв в голове Кохилла мысль о возможности вымогательства. Перед его мысленным взором встала эта голова с тусклыми черными волосами, с лысиной в виде тонзуры, с острым орлиным носом и хитрыми глазками. Теперь, когда он подал Кохиллу эту мысль, тот непременно ею воспользуется.
— О! — Ле План старался говорить спокойно.— Так, значит, подарок все еще у нее?
— Конечно, у нее. Вот почему я вам и звоню. Я не хочу, чтобы вы там волновались. Мы собираемся просто вернуть этот подарок вам, чтобы не было никаких неприятностей.
— Это очень мудро с вашей стороны,— сказал Морис Ле План.
— Но каким образом мы можем вернуть вам этот подарок? Сейчас у нас туговато с деньгами. Может быть, прислать в Париж ее мужа, если она оплатит проезд?
— Нет,— решительно заявил Ле План.— В этом нет необходимости. Я сам приеду за подарком.
— Но...
— Я вылетаю ближайшим рейсом. Понимаете?
— Послушайте, мне очень жаль, что так получилось. Но это не моя вина.