Ле План, серый габардиновый костюм которого от ветра замирающих моторов плотно облегал его худое тело, торопливо шел по грунтовой дорожке, стремясь опередить на таможне других пассажиров. Когда человек ожидает решения вопроса, касающегося его жизни или смерти, он становится нетерпеливым и грубым. Ле План буквально проложил локтями путь к таможенному барьеру и, не в состоянии скрыть свою нервозность, наблюдал, как испанский чиновник изучал его паспорт. Затем, чиновник вернул ему документы и отсалютовал. Одетый в форму молодой испанец небрежно запустил руку в чемоданчик Ле Плана, осматривая его незамысловатый багаж, взятый в расчете на однодневную поездку.

Ле План предъявил сигареты. Руки его были влажными от волнения. Он засунул в рот сигарету, забыл прикурить ее, потом быстрым движением затянул молнию на футляре с туалетными принадлежностями и вышел из таможни торопливой походкой.

У барьера ожидало пять или шесть человек. Ле План увидел толстого мужчину в костюме из саржи, в теннисных туфлях, надетых на босу ногу, и в грязной панаме, прикрывающей лысину. На сломанном носе белела длинная полоска пластыря.

Барней Кохилл вышел вперед. Они пожали друг другу руки. Затем Кохилл поспешил взять из рук Ле Плана чемоданчик.

— Как прошел полет? — вежливо поинтересовался он.

Но Морис Ле План не ответил. Он просто не в состоянии был что-либо произнести. Никакого свертка у Кохилла он не заметил. Но, может быть, он вынул бриллианты из несессерчика? Нет, нечего льстить себя пустой надеждой.

— У меня здесь машина,— сказал Кохилл.— Поедем в город?

— Нет... нет... Зайдем лучше в бар, здесь. Я возвращаюсь в Париж следующим рейсом.

— Ну что ж, тогда о’кей. Пожалуйста, проходите сюда.

Он пошел вперед. Морис Ле План плелся за ним. Он уже увидел ответ в глазах Кохилла. В них были страх и желание всячески умилостивить Ле Плана.

Бар был маленький и тихий. Пилот и штурман завтракали в другом конце бара. Завтрак состоял из кофе и сладких сухариков — обычный завтрак для жителей острова. Они быстро переговаривались с барменом на одном из диалектов испанского.

— Что вы желаете? — спросил Барней Кохилл, бросая панаму на стойку бара.

— Кофе.

Пока Кохилл заказывал, Морис Ле План закурил, наконец, сигарету, которая все еще торчала у него во рту. Теперь он чувствовал себя увереннее. Он все понял. Недаром он посредник. Наступило время торговаться. Нужно соблюдать максимальное спокойствие.

— Может быть, заказать стаканчик чего-нибудь к кофе?— спросил Кохилл.— Например, коньяк?

— Это отнюдь не визит вежливости,— сказал Ле План.

— О! — Кохилл в смятении взглянул на своего гостя. Лицо Ле Плана абсолютно ничего не выражало, оно напоминало Кохиллу лица продавцов лотерейных билетов у входа в парижское метро. Лицо, механически глядящее на прохожих, механически предлагающее купить их товар. Но что они при этом думали — на лице невозможно было прочитать. Да это и не нужно.

—-Где посылка, Нора?

— Я хочу вам все объяснить,— начал Кохилл, почесывая свою красную толстую шею — Вчера вечером, когда я звонил вам, вернулась невеста. Она привезла с собой подарок. Но потом получилась неувязка. Она вдруг стала говорить, что потеряла его.

 Он остановился, чтобы перевести дух, наблюдая за Ле Планом. Но Ле План ничего не произнес. Он положил дымящуюся сигарету рядом с блюдцем и отхлебнул черного кофе.

— Я хочу, чтобы вы правильно поняли,— продолжал Кохилл.— Я здесь совершенно ни при чем. Даю вам честное слово, жених, я был абсолютно уверен, что сегодня утром принесу вам подарок. Я до полуночи разыскивал эту девчонку. Я не мог уснуть. Никогда в моей жизни...

— Значит, подарок у нее,— перебил его Ле План.— И теперь она заявляет, что потеряла его. Конечно, она его не потеряла.

— Да, я тоже так думаю. Как она могла его потерять? Невозможно быть такой беспечной, чтобы потерять сверток в триста тысяч долларов. Она клянется, что никто у нее его не крал. Но уверяю Вас, жених, я не верю ей. Не беспокойтесь.

«В ближайшие дни будь осторожен в выборе друзей»,— печально вспомнил Ле План предсказание гороскопа. Какой смысл таился за словами этой жирной свиньи? Ле План полагал, что он отгадал этот смысл: Кохилл боялся репрессий. Если дело повернется плохо, он хотел Кеннера и его жену сделать козлами отпущения. Он хотел сыграть роль посредника: я, мол, здесь ни при чем. «Но я не собираюсь умирать за тебя, мой толстомордый дружок,— мрачно думал Ле План.— Если ты на это надеешься, то жестоко ошибаешься. Вообще-то я мирный человек, но, когда надо, могу постоять за себя».

— Ну и что же вы предлагаете? — спросил он.

— Конечно, вы не сможете взять посылку и улететь следующим рейсом. Это исключено. Но не беспокойтесь — я вам ее привезу.

«Гороскоп говорит: „Если в рискованном деле наметится неуверенность, действуй быстро, чтобы избежать серьезных неприятностей. Я должен его предупредить. Это не детская игра. Это может оказаться очень опасным». Ле План сказал:

— Моя организация всегда стремится избегать каких бы то ни было неприятностей. Но если они возникают, у нас есть специальные люди, в чью обязанность входит ликвидация этих неприятностей. Вам ясна моя мысль?

— Да, конечно, мне все ясно. Послушайте, я хочу, чтобы вы поняли одно: все это дело не имеет ко мне никакого отношения, понимаете? Никакого!

Ле План взглянул на покрывшееся испариной жирное лицо своего врага и улыбнулся.

— Конечно. Да, я верю вам. Но, к сожалению, у нас мало времени... В подобных случаях у нас действует определенная стандартная процедура...

— Процедура? — Барней-Кохилл почесал свой жирный нос.— Что значит — процедура?

— Кажется, у вас, американцев, есть такое выражение — «крайний срок». Так вот, если товар не доставлен в срок в Нью-Йорк, мы обязаны выплачивать компенсацию. Время уже идет. Я могу послать другого курьера самое позднее завтра и хочу, чтобы вы это ясно поняли.

— Да, конечно, все ясно. Я обещаю вам сегодня же доставить посылку,

Ле План встал и аккуратно потушил сигарету. Затем из смятой пачки достал новую.

— Вот и отлично,— сказал он.— А что вы собираетесь предпринять?

— Давайте поедем в город. Я поручил двоим разыскать эту стерву. Вы не беспокойтесь, они, вероятно, уже нашли ее. Мы сейчас нагоним на нее страху!

Ле План вздохнул и посмотрел на теннисные туфли Кохилла, надетые на босу ногу. «„Если в рискованном деле наметится неуверенность...“ Да, произошло худшее,— подумал он.— Сейчас он потребует выкуп, а его у меня нет. Посредник всегда расплачивается».

— Ну, пойдемте же,— поторопил его Кохилл.

«Да, но посредник иногда расплачивается той же монетой». Огромная черная тень от самолета, поднимающегося в воздух, распласталась на дорожке. «Как раз на нашем пути»,— отметил Ле План. 

Чак Кеннер прижал телефонную трубку к своей белокурой голове, растянувшись на полу спальни в ожидании, пока клерк проверит список постояльцев отеля. С самого утра Чак висел на телефоне, и вроде бы на сей раз счастье улыбнулось ему. ‘

— Мистер Фолл? Да, кажется, у нас остановился такой джентльмен. Одну минуточку. Да, совершенно верно, он приехал вчера ночью.

— А леди была с ним? Миссис Кеннер?

— Нет. Только мистер и миссис Фолл: Больше никого.

На лицо Кеннера в этот момент страшно было взглянуть. Но голос оставался спокойным.

— Это отель «Соль де Самбра»? В Кэмп де Маре?

— Да, сэр.

Какая-то тень прошмыгнула между Кеннером и окном. Чей-то голос произнес:

— В Полленсе йроверены все отели и пансионаты. Их там нет.

— Я нашел их,— сказал Чак.— Они устроились в Кэмп де Маре.

— О, как я рада, что эта телефонная охота окончена,— снова произнес голос.

Чак повернул голову к владелице этого голоса и сел на полу. Он посмотрел на нее, не скрывая выражения злобы, которую сейчас чувствовал.

На Мэгги был легкий «голубой халатик фасона «бэби». Он прекрасно гармонировал с ее загаром и белокурыми волосами. Нагнувшись, она предоставила возможность Чаку заглянуть за вырез халатика так глубоко, что он мог увидеть, где кончался загар и начинались белые бедра.