Автобус все еще стоял на остановке, и никаких признаков отправления не наблюдалось. Эти бездельники шоферы, конечно, никуда не уедут, раз есть возможность поглазеть на процессию. Мисс Дэвид ворвалась в автобус и заняла лучшее место, смахнув на пол узел какой-то женщины. Никто против этого не возразил, так как все пассажиры вышли из автобуса. На одном из сидений лежал маленький хорошенький чемоданчик, совершенно беспризорный, и на какое-то мгновение мисс Дэвид почувствовала знакомое ей искушение.
Но нет! Раз и навсегда нет! Эти бриллианты преподали ей достаточно ясный урок. «Боже мой!— думала мисс Дэвид,— Ведь меня могут посадить в тюрьму за то, что я сделала. Пусть это послужит мне уроком. Нет, я верну ей все бриллианты, все до единого камешка, и пусть миссис Кеннер будет мне благодарна за такую мою честность. Я даже верну ей ее шарфик. Вероятно, несессер кто-нибудь подобрал. Но, надеюсь, она не очень расстроится по этому поводу».
Да, но не хватает двух бриллиантов... Ну что ж, она даст миссис Кеннер адрес ювелира, у которого они остались, и миссис Кеннер может отлично туда сходить и забрать их сама.
Совершенно неожиданно звуки церковных гимнов, распеваемых длинной вереницей молящихся, заглушили звуки городского духового оркестра, доносившиеся с площади, где происходили бои быков. Потом раздался еще какой-то низкий звук. «Это часы на соборе»,-— подумала мисс Дэвид. Они отбивали половину первого.
— Когда, наконец, отправится этот автобус? — сердито спросила она стоявшего в стороне шофера.
— Сейчас отправится,— спокойно произнес тот, не делая никакой попытки двинуться с места.
— Сколько ей примерно лет? — спросил человек в штатском.
Ответ сеньора Рибаса утонул в звуках соборного колокола, находящегося совсем рядом с магазинчиком ювелира. Динг-донг. Машинально сеньор Рибас посмотрел на длинный ряд часов — семь штук,— висящих на стене его мастерской. Двенадцать, тринадцать... Третьи часы отстают на одну минуту.
— Около шестидесяти лет,— ответил сеньор Рибас.— Главное, что она была цветная.
— Черная?
— Нет, не африканка. Цвет кофе с молоком. Довольно эксцентричная женщина, сплошь увешана фальшивыми драгоценностями. С замашками леди, но неряшливо одетая и в туфлях со стоптанными каблуками.
Человек в штатском облизнул карандаш кончиком своего розового языка.
— И вы не знаете, как ее зовут?
Сеньор Рибас страшно волновался. Никогда не знаешь, как себя вести с этими полицейскими. Хочешь проявить себя честным гражданином, патриотом — а они подозревают тебя в чем-то. Думают, что ты делаешь это из каких-то тайных побуждений. Такое отношение может отбить всякую охоту к честным поступкам, решил сеньор Рибас.
— Нет,— сказал он,— Как я вам уже говорил, она когда-то приносила мне брошку. Так, какой-то мелкий ремонт. Я посмотрел все книги и не нашел никаких следов этого заказа.
— Вероятно, так же, как и не нашел их налоговый инспектор,— мрачно заметил одетый в штатское. Он что-то долго записывал в свой блокнотик.
Сеньор Рибас засунул указательный палец за воротник и немного ослабил узел галстука. Никогда не знаешь, как вести себя с полицией!
— А вы уверены, что мешочек был полон настоящих бриллиантов?
— Нет, нет! Я совсем не уверен. Я их все не проверял. Проверил только те два, которые отдал вам.
— Так, может быть, лишь эти два и были настоящие? Может быть, она хотела вас обмануть?
— Полагаю, что это вполне возможно.
— Что же вы заставляете меня попусту тратить с вами время? — рассердился человек в штатском.— Я не из тех, которые могут потратить на вас весь день, потому что вы что-то «полагаете».
Рибас начал снова терпеливо и медленно повторять, словно разговаривал с ребенком:
— О нет, я так не думаю, сеньор офицер. Я взял эти два камня без выбора из целой горсти, которую она мне предложила.
— А сколько их было в горсти?
— Ну, по крайней мере дюжина.
— Отлично. Так бы и сказали с самого начала,—Полицейский снова заглянул в свой блокнотик.— Значит, так: мулатка, седая, пожилая, много фальшивых драгоценностей, по-испански говорит с акцентом, вероятно, француженка Три месяца тому назад была здесь по поводу ремонта брошки. Это все?
— Да, это все, что я могу припомнить.
— Хорошо.— Одетый в штатское положил бриллианты в карман жилета. Потом затянул свой блокнотик резинкой.— В пятнадцать часов явитесь в префектуру. Там у моего начальника подпишете письменные показания. До свидания.
Человек в штатском вышел. Дверь за ним медленно закрылась, и маленький колокольчик тихо звякнул.
Лавочка ювелира находилась недалеко от Управления полиции. Одетый в штатское сел за стол и написал краткий рапорт. Затем убрал бриллианты в несгораемый шкаф и получил за них расписку. Потом спустился вниз к лейтенанту, ведающему постовыми полицейскими.
— У меня есть описание для всех постовых,— сказал он.
. Лейтенант дал ему большой кусок мела и указал на дойку.
— Напишите.
Одетый в штатское написал: «Женщина, мулатка, цвет кожи — кофе с молоком, волосы седые, носит фальшивые драгоценности, говорит с акцентом. Подозревается в воровстве. О всех женщинах, к которым подходит хоть часть указанных примет, необходимо немедленно сообщать Муданзасу. Очень важно и срочно!»
Одетый в штатское отступил немного и посмотрел на доску. Почерк был четкий. Над доской, в тяжелой раме, генералиссимус Франко милостиво улыбался своему полицейскому. Рыхлые старческие черты генералиссимуса были искусно отретушированы умелым фотографом.
Одетый в штатское передал дежурному свой рапорт и пошел выпить чашечку кофе.
А тем временем объект розысков одетого в штатское, зажав в руках мешочек с богатством, покачивался в пригородном автобусе, направлявшемся мимо отеля «Средиземноморский». В это утро автобус был наполовину пуст. Большинство островитян осталось в Пальме до конца религиозных процессий. Половину пассажиров составляли солдаты, устроившиеся спать на задних сиденьях. Они не обращали на мисс Дэвид никакого внимания, и она, бесконечно репетируя предстоящие объяснения, бормотала теперь вслух: «Произошла крупная ошибка, миссис Кеннер: Величайшая ошибка! Я хотела вернуть вам их раньше, но служанка, когда убиралась в моей комнате, к несчастью, сломала несессерчик».
Как это? Подойдет? Нет, лучше начать все сначала.
Она рассеянно выглянула из окна автобуса, и очередной поток извинений замер у нее на губах. Юный мистер Кеннер гнался за ней. Она отлично видела его: он ехал на своем мопеде и держался буквально на расстоянии двух-трех ярдов от автобуса.
Мисс Дэвид низко наклонила голову, как будто почувствовала- приступ тошноты, и, уставившись в грязный пол автобуса, внимательно прислушивалась к шуму мотора мопеда, который громко тарахтел на подъеме, обгоняя автобус. Неужели мистер Кеннер хочет попросить шофера остановить автобус? Неужели он заставит ее сойти?
Но нет, шум мотора все более и более удалялся. Она выглянула из окна и увидела, как мопед мчался теперь впереди автобуса. Копна белокурых волос Кеннера сверкала в ярких солнечных лучах.
Может быть, он поехал в Кэмп де Мар к своей жене? Может быть... О да, действительно, она вспомнила. Он что-то говорил об этом сегодня утром.
Чак не видел ее. А если бы и увидел, то не обратил бы на нее никакого внимания. У него свои заботы. И их много. Даже Мэгги почему-то вдруг на него рассердилась. Вглядываясь в белую раскаленную ленту дороги, он старался разрешить все трудные проблемы, вставшие на его пути.
Взять хотя бы Фолла. Вероятно, Фолл обиделся на него за вчерашний вечер. Не надо было поддаваться Барнею и соваться в драку с Фоллом. Но Чак надеялся, что еще можно все устроить. Фолл влюблен в Изабель. О’кей! Он скажет американцу, что это его мало трогает, но предупредит, что она замешана в каких-то темных делах. «„Да, Грегори Фолл, в очень темных! Мне известно кое-что, что вам, Грег, не известно! Слушайте, Грег, я ее муж и не схожу по ней с ума. Понимаете? Иле хочу, чтобы какой-нибудь парень был замешан в ее темных делишках. Фолл должен будет выслушать меня. Конечно же, он выслушает. Особенно если рядом не будет Изабель. Этот парень из Парижа, пожалуй, задержит ее сегодня на весь день. Может быть, и это обстоятельство мне удастся использовать? Я скажу: „Грег, вы видите этого парня в сером костюме, который вьется около нее? Так вот, Грег, этот парень — контрабандист. Он и Изабель... Это сущая правда, дружище. Я вас не разыгрываю"».