— А где они теперь? —продолжала кричать Изабель.— Скажите скорее, скажите скорее!

— О, миссис Кеннер, пожалуйста, не выходите из себя, я действовала из самых лучших побуждений. Несессер был сломан, поэтому я не принесла его сюда. Но вот здесь...

Она маленькими шажками подбежала к кровати и бросила на нее бумажный пакетик, на котором крупными буквами было написано: «Кондитерские изделия. Холл».

Изабель смотрела на кулечек, не двигаясь с места. Наконец она спросила:

— Но что произошло с ними? Вы сказали кому-нибудь, что вы их нашли? Они все здесь?

— О, нет. Два камня находятся в ювелирной лавочке. Но это не моя вина...

— В какой лавочке? — Изабель больше .не могла владеть собой. Она направилась к рыхлой фигуре в желтой шляпке на голове.—Это все очень серьезно. Вы -понимаете, я должна их все вернуть! Они не мои!

Мисс Дэвид отступила назад, отыскивая ручку двери. Она видела приближавшуюся к ней темноволосую девушку, в глазах которой сверкал гнев. Как это несправедливо после всего того, что она для нее сделала, приехав сюда. Но страх гнал ее прочь. Кто ее знает, что за человек эта миссис Кеннер? Мисс Дэвид толкнула дверь. Дверь открылась. Мисс Дэвид выскочила в коридор и стала бегом спускаться с лестницы. Позади нее раздавался голос миссис Кеннер:

— Остановитесь! Подождите минутку! Подождите!

Не нужно бояться, ведь мисс Дэвид отдала ей все, что нужно было отдать. Да, а кто теперь знает, что сделает миссис Кеннер? Она может позвать полицию. Ах, неблагодарная! Какая неблагодарная!

Изабель добежала до лестницы, но потом вспомнила, что на ней был только легкий, прозрачный халатик, что мисс Дэвид сказала, что она принесла все бриллианты, за исключением двух, и что она оставила открытой дверь в комнату, где находился этот драгоценный кулечек.

Она вернулась в свой номер, заперла дверь и опустила штору на балконе. Потом открыла бумажный кулечек. Они были там. Блестящие камешки. Солнечные лучи преломлялись в этих камешках бесчисленными огоньками. Она быстро завернула кулечек.

«Значит, все в порядке,— подумала она е чувством облегчения.— Я нашла их. Все в порядке. Они мне теперь больше ничего не сделают. Я нашла их!»

Первой ее мыслью было рассказать об этом Грегу. Она выбежала на балкон, держа кулечек в руках, перегнувшись через перила. Он все еще сидел за столом.

Сначала он ее не слышал. Он находился довольно далеко, а пластинка с «фламенко» еще не кончилась. Она позвала опять. Еще раз. Наконец он начал озираться. Она помахала ему рукой, и он посмотрел в ее сторону. Он увидел ее.

— Идите сюда! — крикнула она.— Скорее идите!

Слышит ли он? Она знаками показывала ему, чтобы он поднялся к ней. Он кивнул. Она увидела, как он подозвал официанта, чтобы оплатить счет. Потом помахал ей рукой, прошел по террасе и скрылся за аркой из дикого винограда.

Стоя в холле отеля, Гельмут Фрейтаг видел, как старая мулатка сбежала с лестницы, будто за ней кто-то гнался. Он подождал немного, прячась за колонну. Но за старухой никто не бежал. Девушка все еще находилась в своей комнате. Она была одна. Большинство гостей отеля загорали на пляже или завтракали на террасе. Сейчас никто больше не пойдет наверх. Что касается Фолла, так он до сих пор сидит на открытой террасе и пьет. Он к ней даже не подходит. Он ее ненавидит.

Фрейтаг взглянул на дежурного клерка. Тот дремал, прислонившись головой к ящикам, в которых хранились ключи от комнат. Там было много ключей. Значит, все эти комнаты пусты. В холле царила тишина. Снаружи певец на пластинке изо всех сил вытягивал последние ноты песни, и затем звук оборвался.

Фрейтаг начал быстро подниматься наверх. 

Когда Фолл увидел, что Изабель машет ему с балкона, он почувствовал облегчение. Значит, она все еще в отеле. Она не убежала. Это хороший признак.

Он допил вино и подозвал официанта. Потом встал и очень удивился, обнаружив, что он вполне трезв. Оплатив счет, пошел через открытую террасу ко входу в отель.

Он обдумал все события, происшедшие утром, и наконец принял решение. Если Изабель воровка, он узнает об этом по тому, как она ему расскажет о разговоре с немцем. Или она все расскажет, или скроет от него правду.

Фолл думал: если она воровка, она добилась того, чего хотела. Человек, который должен выплатить ей деньги, здесь, и выплата равна пятнадцати тысячам долларов. Если она воровка, она возьмет эти деньги, а завтра утром он проснется в отеле один и найдет записку, маленькую лживую записку, и никакой девушки.

Когда Фолл вошел в холл, клерк все еще спал. Он подумал, интересно, где сейчас находится немец? Все еще здесь? Или уже уехал, захватив с собой маленький красный несессерчик?

Поднявшись на второй этаж, Фолл остановился в нерешительности. Он вспомнил всю отвратительную сторону этого дела: изломанное, окровавленное тело во дворе — чек на пятнадцать тысяч долларов. «О, если бы Изабель не была так чертовски хороша!»

В конце, концов, какое ему до всего до этого дело?— уговаривал он себя. Его это не касается. Но он знал, что касается. Кем бы ни была Изабель, он влюблен в нее.

Он пошел по коридору. Он выпил достаточно вина, чтобы чувствовать себя спокойным, но спокойным он не был. Когда он стучал в дверь, то посмотрел на свою вытянутую руку. Кончики пальцев слегка дрожали.

Фрейтаг стоял в отделанной желтыми плитками ванной комнате и прислушивался к шуму воды в уборной наверху.. Счастье ему сопутствовало, или, может быть, это оттого, что он вел себя очень осторожно и не шел на риск. Поднявшись на второй этаж, он целых четыре минуты простоял, ожидая, не появится ли кто-нибудь в коридоре. Однажды — это было в отеле в Штуттгарте — его застала горничная, и у Фрейтага были потом большие неприятности. Сейчас он хотел вначале удостовериться в абсолютной безопасности. И вдруг он услышал шаги Фолла, поднимавшегося по лестнице. Он едва успел юркнуть в ванную комнату и из своего укрытия слышал, как Фолл постучал в дверь комнаты Изабель. Он молил бога, чтобы Фолл не задержался там и не увел бы ее с собой завтракать.

Больше откладывать нельзя. Его терпение истощилось. Нервы натянуты до предела, а квадратные сильные пальцы судорожно почесывали ладони.

Он видел, как Фолл вошел в комнату. На побледневшем парализованном лице Фрейтага выступил пот. Дальнейшее выжидание становилось невозможным.

Сидя на кровати Изабель, Грегори Фолл молча слушал ее рассказ. Сигарета давно докурилась и теперь обжигала его пальцы. Он бросил окурок в окно, но не попал. Фолл встал, поднял окурок с ковра, а девушка все продолжала рассказывать.

— ...а когда я спросила мисс Дэвид относительно двух бриллиантов, она сказала, что оставила их в ювелирной лавочке. Потом она чего-то испугалась. Она стояла как раз около двери и прежде, чем я смогла сообразить, выскочила в коридор и помчалась как сумасшедшая, Я бросилась за ней, но вниз не побежала, на мне было надето то, что и сейчас. Как видите, слишком мало одежды, чтобы устраивать погоню за этой старухой по всему Кэмп де Мару.

Она замолчала, нервно улыбнувшись ему. Фолл посмотрел на нее, на ее легкий полосатый халатик. Под ним не было никакого белья.

— Поэтому я вернулась сюда и позвала вас,— продолжала она.— Какое мне дело до мисс Дэвид? Наши неприятности кончились. Я могу отдать им все бриллианты. Никто больше не будет гоняться за мной, преследовать меня.

Фолл нарочито медленно и аккуратно притушил окурок в раковине умывальника. Голос его звучал совсем уж безразлично, чтобы казаться естественным.

— И кому же вы собираетесь их отдать, Изабель?

— Ну... я полагаю, Кохиллу или Чаку.

— А почему им? — спросил Фолл, наблюдая за ней в зеркало.— Это добыча не принадлежит ни Барнею, ни Чаку... Почему бы не отдать тем людям, кому она принадлежит?