Эллери пожал плечами, повернулся к окну и выглянул на улицу. Доктор Холмс, согнувшись почти пополам, сидел на кушетке, держась руками за голову.

— В него выстрелили дважды, и убийца скрылся, думая, что он мертв, но он еще не был мертв. В последний сознательный момент своей жизни он вытащил эту шестерку из пасьянса, который раскладывал, разорвал ее пополам, скомкал и выбросил вторую половинку. И только после этого умер. А зачем, черт возьми, он это сделал? А?

— Ты задаешь академический вопрос,— ответил Эллери, не поворачиваясь.— Хотя знаешь все так же хорошо, как и я. Ты, конечно, заметил, что на столе не было ни бумаги, ни каких-либо других письменных принадлежностей.

— А в верхнем ящике?

— Я посмотрел и там. Именно оттуда он достал эти карты, там был еще обычный для этого дома набор разных игр, но ни бумаги, ни карандаша, ни ручки.

— А на нем — в его пиджаке, брюках?

— Нет.

— А в других ящиках?

— Они заперты, и ключа у него при себе не было. Может быть, в другом костюме или еще где-нибудь, куда у него не хватило сил дотянуться.

— Ну тогда,— сказал инспектор,— все ясно. Он не имел возможности написать имя своего убийцы, поэтому оставил карту, так сказать, вместо письма. Вот эту нескомканную половину карты.

— Точно,— пробормотал Эллери.

Доктор Холмс поднял голову, веки его покраснели.

— Что? Он оставил...

— Да, доктор. Между прочим, я не ошибаюсь, ведь доктор Ксавье не был левшой?

Доктор Холмс глуповато уставился на Эллери. Эллери вздохнул.

— Ну конечно, не был. Я проверил это в первую очередь.

— Ты проверил? — изумился старик.— Но каким образом?

— Есть много способов поймать кошку, как говорил один рабочий живодерной станции. Я осмотрел карманы его пиджака, того, который лежит на кресле,— трубка и кисет находятся в правом кармане. И похлопал его по карманам брюк. Мелочь тоже лежит в правом кармане, левый пустой.

— Да, он не был левшой, это совершенно точно,— сказал наконец доктор Холмс.

— Так, так, хорошо, это совпадает с тем, что карта найдена в его правой руке, а также с направлением отпечатков пальцев на углах карты. Великолепно! Но мы топчемся на месте, ни шагу вперед. Что, во имя всего святого, может означать этот кусочек карты? Доктор, вы не знаете, кого он имел в виду, оставляя шестерку пик?

Продолжавший смотреть в одну точку доктор Холмс вздрогнул.

— Я? Нет, нет, я ничего не могу сказать, я, право, не знаю...

Инспектор подошел к двери библиотеки и распахнул ее. Миссис Уири, миссис Ксавье и брат покойного были на тех же местах, где и раньше, но мисс Форрест исчезла.

— А где же барышня? — грубо спросил инспектор.

Миссис Уири вздрогнула, а миссис Ксавье, по всей вероятности, не слышала вопроса. Она продолжала порывисто раскачиваться в кресле. Марк Ксавье ответил:

— Она вышла...

— Чтобы предупредить миссис Карро, я полагаю,— оборвал его инспектор.— Хорошо, пускай. Но Боже вас сохрани выйти отсюда. Ксавье, войдите сюда.

Марк медленно расправил плечи и последовал за инспектором в кабинет. Там он, всячески избегая смотреть на мертвого брата, судорожно глотнул, глаза его бегали из стороны в сторону.

— Предстоит довольно неприятная работа, Ксавье,— сказал старик,— и вы должны нам помочь. Доктор Холмс!

Англичанин заморгал.

— Вы, вероятно, сможете ответить мне. Как известно, мы здесь отрезаны от всех до тех пор, пока шериф из Эскуэвы не сможет пробраться сюда. Совершенно невозможно угадать, когда это произойдет. В то же время, когда совершается убийство, я не имею никакого права похоронить тело жертвы, хотя в данном случае и был уполномочен шерифом вести расследование. Похороны придется задержать до обычного следствия и официального разрешения. Понятно?

— Вы хотите сказать,— хрипло проговорил Марк,— что его придется держать в таком виде? Но Боже мой, послушайте...

Доктор Холмс встал.

— К счастью,— сказал он,— в лаборатории есть холодильник, мы пользуемся им для экспериментов с бульонами, которые требуют низкой температуры. Я думаю,— продолжал он с усилием,— мы сможем устроить это...

— Прекрасно! — Инспектор хлопнул молодого человека по спине.— Вы неплохо соображаете, доктор. Как только труп будет убран, я уверен, вы все сразу почувствуете себя лучше. Ну, Ксавье, теперь помогайте, и ты, Эл, тоже. Это будет нелегкая работа.

Они вернулись из лаборатории в кабинет бледными, капли пота покрывали их лица. Лаборатория представляла собой большую, неправильной формы комнату, заставленную электрической аппаратурой и фантастическим количеством причудливо изогнутых стеклянных сосудов.

Солнце уже высоко поднялось в небе, и в кабинете было невыносимо жарко и душно. Эллери распахнул окно. Инспектор снова открыл дверь в библиотеку.

— А теперь,— сказал он мрачно,— настало время заняться настоящим сыском. Боюсь, это будет не очень-то легко. Я хочу, чтобы вы все поднялись со мной наверх и....— Он остановился.

Откуда-то из глубины дома доносились грохот металлических предметов и крики. Один из голосов, визжащий от ярости, принадлежал «мастеру на все руки» Боунсу. Другой, низкий и отчаянный рев, немного был знаком Эллери.

— Какого черта...— начал инспектор обернувшись.— Я думал, что никто не может пробраться сюда.— Он вытащил револьвер и бросился по коридору в направлении, откуда доносились эти звуки.

Эллери мчался за ним по пятам, остальные, изрядно перепуганные, бежали следом.

Инспектор повернул направо, туда, где второй коридор скрещивался с основным, рванулся к главной лестнице и дальше к дальней двери, которую он и Эллери видели мельком, когда вошли в дом прошлой ночью. Он поднял револьвер, распахнул дверь и очутился в безукоризненно чистой, облицованной кафелем кухне. В центре, среди массы погнутых и измятых кастрюль и разбитых черепков, двое мужчин сцепились в отчаянной схватке. Один — тощий старик в спецовке, с глазами, вылезающими из орбит, выкрикивающий проклятия и схвативший своего врага с силой маньяка.

Поверх плеча Боунса торчали толстое, чудовищно жирное лицо и жабьи глаза человека, которого Квины встретили на темной горной дороге прошедшей ночью.

— А-а-а, так это ты,— воскликнул инспектор.— Прекратить! — добавил он резко. Я держу тебя под прицелом и не шучу.

Руки толстяка опустились, и он тупо уставился на инспектора.

— А, наш друг автомобилист,— усмехнулся Эллери, входя в кухню. Он похлопал толстяка по бедрам и по груди.— Безоружен. Ай-ай-ай, чудовищная неосторожность! Ну, что вы нам расскажете, дорогой Фальстаф?

Красный язык скользнул по губам толстяка, огромного, широкого, как башня, с круглым брюшком. Он шагнул вперед, и его тело заколыхалось, как желе. Боунс смотрел на него с ненавистью.

— Что такого я...— начал незнакомец неприятным басом. Затем в его глазах сверкнул хитрый огонек.— А что все это значит? — взревел он.— Это создание напало на меня...

— В своей собственной кухне? — перебил его Эллери.

— Он враг,— визжал Боунс, трясясь от злости.— Я видел, как он влез в дом через окно, а потом шарил по дому, пока не нашел кухню. А потом он...

— У нашего толстяка взыграл аппетит. Он проголодался. Я знал, что вы вернетесь.— Эллери внезапно повернулся и оглядел лица всех, кто стоял позади него. Они смотрели на толстяка недоумевающе.

— Это он? — спросила миссис Ксавье чуть слышно.

— Да, конечно. Вы встречались с ним раньше?

— Нет, нет.

— Мистер Ксавье? Миссис Уири? Доктор Холмс? Странно,— пробормотал Эллери. Он подошел к толстяку ближе.— Мы закроем глаза на этот маленький налет на кухню, надо же сделать скидку человеку, умирающему с голоду, хотя бы из чистого человеколюбия. Тем более, ему непросто набить такое брюхо! Я думаю, вы действительно обезумели от голода, если рискнули вернуться сюда, хотя и приложили невероятные усилия, чтобы пробиться через огонь, не так ли?