— Молодец Боуне,— сказал Эллери.

— Вот здесь — туалет и умывальник. Общая ванная комната — за лестницей. Я оставляю вас для ваших омовений.— Доктор улыбнулся и вышел из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.

Квины, оставшись одни посреди этой огромной спальни, безмолвно смотрели друг на друга. Потом инспектор пожал плечами, стащил с себя пиджак и прошел в туалетную комнату. Эллери последовал за ним, бормоча:

— «Омовения». Впервые слышу такое слово. Помнишь того старого, ворчливого грека, который учил меня в школе Кросли? Он всегда путал слова «омовение» и «обновление». Должен тебе сказать, папа, чем больше я нахожусь в этом странном доме, тем меньше он мне нравится.

— Ну и тем больший ты дурак,— пробулькал инспектор, плескаясь в воде.— Ах, как хорошо! Мне это было просто необходимо. Давай, сынок, двигайся. Еда внизу не будет ждать нас вечно.

После того как они помылись, почистились и стряхнули пыль со своей одежды, они вышли в темный коридор.

— Что бы нам сейчас сделать? Скатиться с лестницы? Будучи безукоризненным гостем и учитывая общую таинственность этого дома, я бы не хотел наткнуться на что-ни... Боже,— с ужасом прошептал инспектор. Он резко остановился и судорожно вцепился в руку Эллери. Его широко раскрытые глаза выражали неподдельный ужас. Маленькое серое лицо сделалось еще более серым. Глаза были устремлены вперед, мимо плеча сына, на что-то на полу.

Эллери, нервы которого и без того были достаточно натянуты, резко повернулся. По коже у него пошли мурашки, волосы встали дыбом. Но он не увидел ничего необыкновенного. Коридор, как и раньше, был темным и пустым.

Затем он услышал слабый щелчок закрывавшейся двери.

— Объясни мне, что случилось? — прошептал он, нервно глядя на искаженное ужасом лицо отца. Напряженное тело инспектора несколько ослабло, и он дрожащей рукой вытер губы.

— Эллери, я... я... Ты видел то, что видел я?

Они оба даже подпрыгнули от ужаса, услышав за собой легкие шаги. Что-то огромное и бесформенное надвигалось на них сзади из темноты коридора. Два горящих глаза. Но это был только доктор Ксавье, выходивший из густой темноты.

— Вы готовы? — спросил он своим приятным голосом и таким тоном, будто ничего не заметил, хотя должен был слышать напряженный шепот Квинов и видеть ужас инспектора. Голос хирурга оставался таким же чистым, густым и приятным, как и несколько минут назад. Он взял их под руки.

— Идемте вниз. Я надеюсь, вы оба готовы отдать должное небольшой закуске, организованной для вас миссис Уири.— И он вежливо, но решительно повел их по направлению к гостиной.

Когда они втроем спускались с лестницы, Эллери бросил взгляд на отца. Старик не показывал никаких признаков возбуждения, только губы его слегка дрожали, да глубокая складка залегла между седыми бровями. Он держался напряженно, как бы большим усилием воли.

Эллери покачал головой. У него исчезло всякое желание спать. В какую путаницу человеческих отношений попали они помимо своей воли! Эллери нахмурился.

Перед ним стояли три проблемы, требовавшие немедленного разрешения, без чего он не смог бы уснуть. Первая: причина необычайного, просто невероятного ужаса инспектора. Вторая: почему их хозяин оказался около их двери, в темноте, в верхнем коридоре? И, наконец, третья: чем объяснить тот факт, что большая рука доктора Ксавье, когда он прикоснулся к Эллери, была такой твердой и окаменевшей, как у мертвеца, как будто его тело находилось в тисках трупного оцепенения? 

В последующие годы Эллери Квин не раз вспоминал все мельчайшие детали этой необыкновенной ночи, вспоминал ветер, завывавший на вершине горы, где был расположен этот поистине таинственный дом. Все было бы не так плохо, если бы не абсолютно непроницаемая темнота, еще больше действовавшая на их воображение. А тут еще бушующий внизу пожар. И главное, оба отлично понимали, что у них нет иного выхода, они вынуждены были остаться в этом доме и встретиться лицом к лицу с любой опасностью, поджидавшей их, если не хотели добровольно отдаться на сомнительную милость диких лесов, объятых пламенем.

Положение усугублялось еще тем, что они были совершенно лишены возможности наедине обсудить создавшееся положение и свои страхи. Хозяин не оставлял их одних буквально ни на минуту. После того как они проглотили сэндвичи с холодной свининой и пирожки с ежевичным вареньем, запили все это дымящимся кофе, приготовленным молчаливой миссис Уири, Квины не возражали бы остаться вдвоем в гостиной на первом этаже. Но хозяин не покидал их. Он снова позвонил миссис Уири и заказал еще сэндвичи и кофе, затем предложил им сигары, словом, сделал все, что должен сделать гостеприимный хозяин, за исключением одного, самого важного для них сейчас — возможности остаться наедине.

Уничтожая сэндвичи, Эллери озадаченно наблюдал за хозяином. Доктор Ксавье не был ни шарлатаном, ни зловещим персонажем, сошедшим со страниц кровавого романа. В нем не было ничего ни от Калигулы, ни от Калиостро. Воспитанный, красивый, добродушный джентльмен средних лет, большой специалист в своей области. Эллери припомнил, что о нем говорили как о «Майо из Новой Англии». Его спокойное очарование оказалось еще более привлекательным при ближайшем знакомстве. Он, вероятно, идеальный гость на званом обеде и, судя по его атлетическому сложению, бесспорно, человек, любящий спорт. Ученый, преданный науке, и джентльмен. Но было в нем что-то еще, скрытое... Эллери напрягал свой мозг, в то время как старательно уничтожал сэндвичи, и не мог придумать никакого объяснения, что бы это могло быть, за исключением таинственного «нечто» в коридоре, которое привело в ужас инспектора. «Бог мой,— думал Эллери,— не может же он быть одним из создателей монстров? Это было бы слишком. Будучи прекрасным хирургом, он ввел какие-то новшества в искусство хирургии, но принимать его за доктора Моро... Ерунда!»

Он взглянул на отца. Инспектор спокойно ел. Страх исчез. Его место заняла острая настороженность, которую он всячески старался скрыть, аппетитно работая челюстями.

Вдруг Эллери заметил, что свет, идущий из коридора, несколько усилился. Послышались голоса. Они раздавались оттуда, где раньше различалось только перешептывание. Казалось, будто поднялся невидимый занавес или доктор передал туда, по незримым проводам, разрешение говорить нормальными голосами.

— А теперь, если вы закончили ваш ужин,— сказал доктор Ксавье, с улыбкой бросив взгляд на скудные остатки, разбросанные на подносах,— разрешите предложить вам присоединиться к остальным.

— К остальным?— спросил инспектор с самым невинным видом, будто он и не подозревал о существовании других людей в этом доме.

— Да, я имею в виду моего брата, мою жену, ассистента — я веду здесь кое-какую исследовательскую работу, моя лаборатория находится в задней части дома — и...— несколько поколебавшись, доктор добавил: —... и ...гостью. Я думаю, еще рано ложиться спать?

Он сделал небольшую паузу, как бы в надежде, что Квины поспешат заявить о своем желании предпочесть радость сна удовольствию встретиться с «остальными». Но Эллери быстро проговорил:

— О, мы уже совсем отдохнули, не правда ли, отец?

Инспектор, привыкший понимать сына с полуслова, кивнул головой. Он сделал это, кажется, с большой охотой.

— Мне совсем не хочется спать. И потом, после всех наших приключений,— добавил, смеясь, Эллери,— будет очень приятно снова очутиться в обществе людей.

— Да, да, конечно,— сказал доктор Ксавье с легкой ноткой разочарования.— Прошу вас сюда, господа.

Он повел их через коридор к двери, находящейся почти напротив дверей гостиной.

— Я полагаю...— проговорил он нерешительно, взявшись за ручку двери,— я должен объяснить...

— О, не беспокойтесь,— сердито перебил его инспектор.

— Но мне кажется... несомненно, наше сегодняшнее поведение показалось вам несколько странным.— Доктор снова в нерешительности замолчал.— Мы живем здесь так уединенно, и понимаете, ваш настойчивый стук в двери немного испугал женщин. Мы решили: лучше послать Боунса.