Я попытал счастья в маленькой гостиной. Картина там была довольно скучная. Лоренцо Кейн сидел на диване в дальнем углу комнаты и крепко спал. Бланк стоял перед зеркалом и старался решить трудную задачу — бриться ему или нет. Я прошел в пустынную столовую. Она была большой и какой-то беспорядочной. Кроме длинного стола и ряда стульев, здесь было два маленьких вспомогательных столика, мрачный кабинетик и несколько больших ширм. В комнату вели четыре двери. Одна — в которую я вошел, другая — двойная, ведущая в большую гостиную, еще двойная стеклянная выходила на террасу, и последняя — в подсобное помещение и на кухню.

Здесь также оказались люди. Марко Вукчич сидел на стуле подле длинного стола с сигарой во рту, склонившись над какой-то телеграммой. Джером Берин, стоящий со стаканом вина в руках, разговаривал с величественной старой персоной с седыми усами и морщинистым лицом. Это был Луис Серван — организатор этой встречи.

Ниро Вульф тоже сидел на стуле, слишком маленьком для него, подле стеклянной двери на террасу, которая была открыта.

Он откинулся на спинку стула, хотя ему было явно неудобно, так что его полузакрытые глаза были направлены в лицо человека, стоящего против него. Это был Филипп Ланцио — волосы с проседью, ясные глаза и смуглая кожа. Рядом со стулом Вульфа помещался маленький столик со стаканом и несколькими бутылками пива, а с другой стороны, чуть ли не у него на коленях, сидела с тарелкой чего-то в руке Лизетта Пити. Лизетта была остроумным созданием и уже имела здесь много друзей, несмотря на неопределенность своего положения. Она была гостьей Рамзея Кейча, который прибыл из Калькутты и представил ее как свою племянницу. Вукчич сказал мне, что Мария Мондор сплетничала после завтрака, будто Лизетта была просто кокоткой, которую Кейч подцепил в Марселе, но, несмотря на это, Вукчич заметил, что для человека, носящего имя Кейч, вполне уместно иметь племянницу, носящую имя Лизетта, и если это даже и не так, то какая разница — ведь ее счета оплачивает Кейч.

В то время, когда я приблизился, Ланцио закончил какой-то разговор с Вульфом, резко повернулся и вышел в большую комнату, из которой через дверь донесся звук радио.

Я оказался рядом с ним перед дверью в гостиную. Он смотрел на три находящиеся там пары, но, по-видимому, замечал только одну. Мама и папа Мондор запыхались и отдыхали, Рамзей Кейч со своей гейшей продолжал танцевать, не обращая ни на кого внимания. Дина Ланцио и Валенко также не изменили своих поз, которые я уже имел возможность наблюдать. Что-то произошло рядом со мной. Ланцио ничего не говорил, и я не заметил, чтобы он сделал какой-нибудь жест. Вероятно, это было подобно телепатии. Двое резко остановились. Дина прошептала несколько слов своему партнеру и подошла к мужу. Я отступил в сторону, чтобы дать ей пройти, но она не обратила на меня внимания.

— Ты не любишь танцы, дорогой?

— Разве это танец? Ты же знаешь.

— Но, — она засмеялась, — они называют это танцем, разве они не правы?

— Пусть и танцуют. Тебе это делать незачем. — Он улыбнулся каменной улыбкой.

Подошел Валенко. Остановился около них, поглядел на их лица, рассмеялся и фамильярно похлопал по плечу Ланцио: «Ага, дружище».

После этого он поклонился Дине: «Благодарю вас, мадам», — и, крупно шагая, удалился.

Она сказала, обращаясь к своему мужу:

— Филипп, дорогой, если тебе не нравится, что я танцую с твоими коллегами, то можешь прямо сказать мне об этом. Я ведь сама не испытываю от этого большого удовольствия…

Поскольку не было заметно, чтобы она нуждалась в моей помощи, я отошел в глубь столовой и уселся. В течении почти получаса я так и сидел и смотрел по сторонам, словно находился в зоопарке. Было почти шесть часов, когда в комнату влетела Констанция. Она сменила свою верховую одежду. Оглянувшись вокруг и обнаружив, что никто не обращает внимания на ее появление, она подошла ко мне.

Я заметил:

— Я видел вас на лошади несколько часов тому назад. Не хотите ли стаканчик имбирного пива?

— Нет, благодарю.

Таким снисходительным тоном говорят со своим дядюшкой.

— Было очень мило с вашей стороны сообщить моему отцу, что мистер Толман ваш друг.

— Не стоит благодарности, — махнул я рукой. — Раз вы довольны, значит, все в порядке.

— Конечно, я довольна. Мне нравится Америка. И, пожалуй, после всего я выпью чуточку имбирного пива. Нет, не двигайтесь, я добуду все сама.

Не думаю, чтобы Вукчич слышал хоть слово из нашего разговора, хотя и находился рядом. Его глаза были прикованы к его бывшей жене, которая сидела между Ланцио и Сервеном и разговаривала с Вульфом. Я заметил за ним эту тенденцию еще за завтраком. Я также заметил, что Леон Бланк демонстративно избегает Ланцио и не разговаривает с ним. Все это подтверждало версию Берина об украденной должности в отеле «Церковный Двор». Что касается самого Берина, то тот, казалось, находил удовольствие пристально разглядывать Ланцио, тоже не произнося не слова. Вообще атмосфера царила явно неприятная. Здесь смешалось все: и сплетни мамаши Мондор относительно Лизетты, и ревнивые замечания относительно особенностей приготовления салата и винегрета, и неприязнь группы людей к Ланцио, и, наконец, какой-то душный туман, который, казалось, окутывает фигуру Дины Ланцио. Мне всегда казалось, что есть женщины, которым достаточно трех взглядов, чтобы лишить спокойствия любого мужчину. И не только лишить спокойствия. Они способны затянуть его в любое болото.

Я продолжал терпеливо сидеть и наблюдать, когда же Вульф попытается сдвинуться с места. Вскоре после шести он, наконец, поднялся на ноги, и я последовал за ним на террасу и далее по тропинке к нашему «Апжуру». В наших комнатах он поместился в кресле, стоявшем около окна, которое имело такие размеры, что он влезал туда без особых затруднений. Затем он откинулся на спинку и прикрыл глаза, совсем спрятав их под бровями, и скрестил пальцы в центре жилетки. Это было величественное зрелище. Теперь его ничто не заботило: ни далекая квартира, ни привычные удобства, ни даже орхидеи.

— Как я понимаю, Берин собирается завтра утром сделать свои знаменитые колбаски?

Никакого эффекта. Я попробовал другое:

— Как вы относитесь к тому, чтобы обратно лететь на самолете?

Ничего.

— Кстати, вчера вечером произошла авария поезда в Огайо. Погибло около ста человек.

Он приоткрыл глаза и изрек:

— Я уволю вас, как только мы вернемся в Нью-Йорк. Детали мы уточним после приезда.

В дверь постучали. Я поднялся, прошел через холл и отворил. Меня вообще трудно удивить, но в данную минуту я был близок к этому. Там стояла Дина Ланцио.

Ее глаза, как всегда, глядели томно, но отнюдь не сонно. Она спросила низким голосом:

— Могу я войти? Мне хотелось бы повидать мистера Ниро Вульфа.

Я отступил назад и, когда она прошла, запер дверь. После этого я указал на комнату, где помещался Вульф. Она поблагодарила и пошла впереди меня. Наше появление вызвало на лице Вульфа некоторое подобие экспрессии. Он наклонил голову.

— Польщен честью, мадам. Прошу прощения, что не поднимаюсь, но эти кресла… Стул, Арчи!

Она явно нервничала и оглядывалась вокруг.

— Могу я поговорить с вами наедине, мистер Вульф?

— Боюсь, что нет. Мистер Гудвин является моим конфиденциальным ассистентом.

Она заколебалась, опять посмотрела на меня и сделала шаг по направлению к креслу, в котором восседал Вульф.

— Так мне будет трудно… Но все равно, я должна рассказать кому-нибудь. Я много слышала о вас… в старые дни… от Марко… Я должна рассказать кому-нибудь, а здесь нет никого, с кем бы я могла откровенно поговорить. Дело в том, что кто-то пытается отравить моего мужа.

— Ах, вот как. — Глаза Вульфа опять сузились. — Вы присядьте, пожалуйста. Гораздо лучше разговаривать сидя, не так ли, миссис Ланцио?

Роковая женщина уселась на стул, который я ей пододвинул. Она сказала: