Ладно, вернемся к исторической реальности… «И мы сделали первую запись, Вадик дудел на панк-трубе, Олег стучал, я пел, а Бегунова не было» (Шахрин). Фамилия эта, в нашей истории возникающая впервые, постояльцам ВИА «Песенки» была известна, слыхали, и не раз, что есть у Шахрина какой-то особенный, настоящий друг, Вовка Бегунов, к нему Володя и пошел со свежей пленкой. «Запись я показал Бегунову, он сказал, что это, конечно, совсем не то, что мы играли в техникуме, но если совместить наш опыт с нынешними идеями, что-то, может, и получится» (Шахрин).

Так в нашей истории появляется еще один козырный персонаж.

(физиономия)

Бегунов был старым другом Шахрина. Возможно, даже единственным. Росточка невысокого, с наглостью во взоре, с лицом, сделанным грубовато, на любителя. Шустрый, верткий и привлекательный. По натуре не хам, но похамить любитель. В довершение всего Бегунов был мент. Главным свойством Бегунова можно считать вот что: он валял дурака. В милиции работал и валял дурака. Не из желания развалить изнутри орган правопорядка, натура у Бегунова такая. «Это отдельная история, — вспоминает Шахрин. — Даже вид у него был неформальный: то галстук ушьет, то лацканы не те… Причем, начальники понимали, что он как-то не так выглядит, но никак не могли понять, что именно не так. Его ловили, говорили: «У тебя галстук узкий!». Он: «Сел, товарищ полковник. Я его постирал — он и сел»… Бывало, он служит, ему скучно, мы идем по улице Якова Свердлова, подбегают какие-то ревнители общественного порядка, говорят: «Там мужики в подворотне сидят, выпивают»… На что Бегунов обычно говорил: «Вы знаете, я проездом, не местный, на вокзал иду»…

Дурака Бегунов валял и в музыке: в тот момент играл почему-то на контрабасе в почему-то кантри-команде при отчего-то Архитектурном институте. «Состав назывался то ли «Саквояж», то ли «Старый саквояж», не помню» (Бегунов). На контрабасе, естественно, играть не умел, в Архе не учился и попал туда по недоразумению…

И при всем при этом Бегунов был, пожалуй, из всей компании самым продвинутым и образованным человеком. «Читал раза в три больше, чем я, слышал на три порядка больше, общался с кем попало очень плотно, был крутой тусовщик» (Решетников). Бегунов слушал Пендерецкого (кто не понял — смотри муз. энциклопедию). Ну и много чего еще слушал.

В общем, это был кадр и старый друг. Но музыкальными экспериментами новоявленного «Чай-Фа» не слишком заинтересовался.

Трудно сказать, почему. Может быть потому, что друзья в тот момент стояли на грани расставания. Дружба была в прошлом, о котором чуть позже, а в настоящем были семьи (разные), работы (разные), заботы (похожие, но у каждого свои), Бегунов выпивал, Шахрин — нет…

«После армии был шанс, что мы бы просто разошлись. Элементарно. Ничто нас не связывало вообще. Только музыка тогда еще связывала. Вовка периодически ко мне приходил, я к нему, но редко…» (Бегунов).

Питерский след в чаифогенезе

(продолжение)

«Период с Кукушкиным я не помню, кукушкинские заморочки, придумка названия «Чайф» — это все было без меня» (Бегунов). Самое удивительное, что могло бы и продолжаться без Бегунова, если бы не произошло еще одно чрезвычайно важное в истории группы событие, напрямую связанное с Питером — в Свердловск приехали Майк и Цой. С концертами.

Питер в судьбе «Чайфа» — город особенный и явление наиважнейшее. Практически все ключевые события в истории группы связаны с Питером. Во всяком случае, события положительные. Отрицательные — увы! — чаще со Свердловском.

В данном случае событие было вполне положительное, для Урала совершенно неординарное: на «квартирные гастроли» ехали Майк и Цой. Про Цоя тогда мало кто знал, ждали просто Майка. При первом известии о будущих концертах в городе началось нервное шевеление, сопровождавшееся некоторой одурью любителей музыки и организаторов, одурь распространилась и на официальные структуры, достаточно сказать, что ни культурные, ни правоохранительные органы, уже изрядно набившие руку об «Трек» и «УД», в это дело даже и не сунулись. Очевидно, не верили, что такое вообще возможно.

Первым о концертах питерцев узнал, разумеется, Бегунов…

«Вывели меня на хату на Вторчермете» (Бегунов). По-русски это значит, что Бегунов узнал адрес квартиры, находившейся в районе Вторчермет (полная свердловская задница), куда должен был приехать из аэропорта Майк. И с двумя друзьями по Архитектурному клубу туда отправился. Нашли дверь, постучались, открыл незнакомый дядька, коему они вместо «здрасьте» заявили: «Есть информация, что Майк должен приехать к вам»… Дядька их глазами ощупал, дал команду: «Дуйте за бухлом».

«Мы сгоняли, затарились, бухали, ждали. Переросло это в глобальную пьянку, все рейсы из Москвы прилетели — никакого Майка нет. И совершенно непонятно, откуда появились Майк, Вова Синий и какой-то полный урод неформального вида восточной национальности» (Бегунов).

Майк вошел в дверь и сказал: «Ребята, портвешка нет?»… Ребята к тому времени давно на водке сидели, которая тоже стремительно кончалась, а деньги кончились давно. Но хозяин оказался непрост и с привычками Майка знаком — был портвейн в заначке! Закуски не было.

Сели пить по второму кругу, разговор начался интересный, только Бегунову на нервы действовал «неформальный восточной национальности». Вопросы Вовка задавал Майку, а отвечал почему-то тот, второй. И вообще, в разговор лез… Бегунов был борзой, начал «греться». «Я про себя думаю: «Что ты лезешь?»… Очень не любил я его в тот момент. И только потом до меня стало доходить, что это какое-то «Кино»… А запись я уже слышал. В общем, понял я — свой браток…» (Бегунов). Так Цой счастливо избежал мордобоя в первый же день по приезде на Урал.

«Пришел я «вмертвень» домой, счастливый до неприличия» (Бегунов).

На следующий день был концерт. Бегунов заранее сообщил о нем Шахрину, тот прихватил Кукушкина с Решетниковым, но Бегунову об этих двоих сообщить забыл. «Поехали на концерт, — вспоминает Решетников, — встретились с Шахриным, тот говорит, что ему тут на остановке нужно еще с другом встретиться. Подождали, идет странный товарищ в полушубке драном, в каких-то танковых штанах, в ботинках чудовищных… И Шахрину говорит: «А это ты что за чмушников притащил?»… Меня зацепило, думаю: сейчас в глаз буду бить. Потом выяснилось, это и есть Бегунов. Так что на концерте Майка мы впервые и встретились все вместе».

На концерте Майка они впервые встретились все вместе! Без драки.

Концерт был удивительный. Двое играли на акустических гитарах и пели, вот и все. Майк безостановочно жевал резинку, был благостен, видать, причастился с утра портвешком. Цой, наоборот, ужасно почему-то стеснялся, пел с закрытыми глазами, играл с закрытыми глазами и открывал, только когда поворачивался к Майку.

То был rock-n-roll. Абсолютный, стопроцентный, настоящий, который двое похмельных молодых людей извлекали из двух простеньких гитар и собственных глоток. То был момент откровения, вдруг стало очевидно, что рок-н-ролл делается просто и весело, на глазах у публики. Теперь, наверное, трудно понять, что за революция творилась в головах сидевших на концерте, но революция творилась натурально, священная музыка, существовавшая доселе исключительно на магнитофонной ленте, делалась прямо здесь, на глазах, на улице Восточной…

Объективности ради следует заметить, что и для прочей уральской музыкальной общественности концерт Майка и Цоя не прошел даром, но для «Чайфа» он стал решающим — концерт заново объединил Шахрина и Бегунова.