***
За прошедшую неделю Амелия достаточно обжилась в доме и даже успела мельком осмотреть окрестности: в один из солнечных дней она в сопровождении новой горничной Конни, которая ей сразу не понравилась, отправилась гулять и прошла не меньше двух миль. Однако она быстро устала, и обратно возвращалась уже опершись на руку Конни, а та сетовала, что благородные девушки не привычны к таким долгим прогулкам по плохим дорогам, так что и не стоит себя ими утруждать. На этом ее знакомство с местностью временно закончилось, к тому же вновь пошли дожди, и даже пикник в саду остался так и не выполненной затеей.
Когда в дверь постучали, Амелия все еще стояла у окна, погруженная в свои мысли. Она не сразу поняла, откуда доносится звук, и обернулась лишь когда Конни приоткрыла дверь.
- Мисс, ужин готов, ваши родители уже ждут вас.
- Ах, спасибо, я сейчас буду!
Она поспешно оправила платье и быстрым шагом направилась к лестнице: не дай бог, она замешкается и блюда уже подадут. Отец разозлится, что ему пришлось ждать!
Амелия торопливо спустилась по лестнице, стараясь ступать как можно тише, вошла в столовую и украдкой бросила взгляд на отца. Но тот стоял спиной к ней, что-то говоря дворецкому, и даже не заметил ее появления, как чаще всего и случалось. Девушка тихо скользнула на свое место, опустила взгляд и принялась изучать кружевной узор на скатерти.
Как и вся обстановка столовой, скатерть представляла собой образец безупречного вкуса и гармонично сочеталась с каждым предметом в комнате. По белоснежной ткани искусная рука безымянной мастерицы разбросала вышитые лилии; точно такие же украшали плотно задернутые шторы. Здесь, на лоне природы, вряд ли нашелся бы кто-то, кому не лень было бы заглядывать в окна, однако лондонский обычай не позволял семье обедать иначе, чем оградив себя от посторонних глаз.
Спокойные желтовато-бежевые обои гармонировали с деревянными панелями из светлого ореха, закрывающими нижнюю часть стен. Из такого же ореха была сделана каминная полка и стол, занимающий центр этой просторной комнаты. В свете газовой люстры комната казалась еще более уютной и даже теплой, хотя июньский вечер выдался довольно прохладным и сырым, а огонь в камине не разводили: сейчас его украшал элегантный желтый экран. На каминной полке тикали часы. У Амелии невольно промелькнула мысль, что эта столовая нравится ей куда больше городской, где старомодная тяжелая мебель красного дерева и темно-бордовые стены давили на девушку, заставляя чувствовать себя маленькой и беспомощной.
Всю стену напротив камина занимал внушительный буфет, на полках которого с геометрической точностью были расставлены два лучших хозяйских сервиза, предназначавшиеся исключительно для торжественных обедов, и многочисленные изделия из цветного стекла и хрусталя, завораживающие таинственным мерцанием и переливами граней. С первого взгляда становилось ясно, что это главное украшение столовой, которым хозяева гордятся по праву.
Как раз около этого шкафа и стоял отец, на чью широкую спину девушка старалась лишний раз не смотреть: она испытывала суеверный страх, что он почувствует ее взгляд и обернется. Иллюзия тепла и уюта в одно мгновение рассеялась. Амелия вдруг почувствовала, как холодно в комнате, и поспешила плотнее закутаться в темно-синюю шаль, оттенявшую ее скромное домашнее голубое платье.
- Сколько коробок доставили сегодня, Гласфорс? Уже все книги привезли?
Амелия не видела лица отца, но по одной только интонации догадалась, что тот хмурится. Мистер Черрингтон взял вечернюю газету с подноса и, быстро пробежав ее взглядом, положил обратно.
- Книги доставили сегодня, их еще предстоит распаковать, и я полагаю, этим займутся завтра же, сэр. Почти все остальное тоже уже на месте. Осталось дождаться всего нескольких ящиков с кухонной утварью, которые прибудут завтра. - Дворецкий предупредительно взглянул на хозяина, прежде чем отставить поднос с газетой на небольшой столик у стены. Мистер Черрингтон бросил взгляд на часы, которые показывали три минуты восьмого, и недовольно произнес:
- Где ужин? Его всегда подают в семь. Разве переезд в новый дом что-то изменил?
С этими словами он отвернулся от Гласфорса и подошел к столу. Оперевшись на спинку своего стула, он буквально навис над женой и дочерью.
Миссис Черрингтон, будто очнувшись ото сна, вздрогнула и подняла на мужа испуганные серые глаза. Помедлив мгновение, она рассеянно кивнула дворецкому.
- Сию секунду, сэр, - ответил он и направился к двери.
Мистер Черрингтон, продолжая хмуриться, сел на свое место во главе стола и тяжело вздохнул, давая понять, с каким трудом ему приходится терпеть нерасторопность слуг. Разумеется, винить в этом можно было лишь его дражайшую супругу; и она прекрасно это понимала.
- Бертрам, дорогой, как прошел день? - тихо спросила миссис Черрингтон, поправляя салфетку.
- Отлично. Надеюсь, у вас тоже.
Она согласно закивала.
В это мгновение дверь столовой открылась, и горничные внесли супницу и тарелки. В этих безмолвных, бесшумно двигавшихся женщинах не сразу можно было узнать двух любительниц поболтать на кухне. Мэри поставила супницу перед хозяйкой, и встала немного поодаль. Конни подала миссис Черрингтон первую тарелку, та налила в нее супа, который горничная отнесла хозяину. Как и супницу, тарелки украшал изящный, но весьма скромный узор темно-красного цвета: разница с праздничными сервизами была разительной. Наполнив остальные тарелки, хозяйка сделала Мэри знак унести супницу, и та исчезла. Конни отошла к окну, сложив руки поверх передника и готовая в любой момент броситься выполнять указания своей хозяйки.
Обед начался в полном безмолвии. Амелия привыкла к этому, и ее уже не угнетала звенящая тишина, прерываемая лишь позвякиванием приборов. Она уговаривала себя поесть, не поднимая головы от тарелки, которая теперь наполнилась дымящимся говяжьим бульоном; мяса же ей по обыкновению не положили. У нее отчего-то всегда пропадал аппетит, стоило всей семье собраться за совместной трапезой. Девушка отхлебнула немного супа и с трудом проглотила его: казалось, еда утратила всякий вкус. Но если она не сделает усилия, мать заметит и скажет отцу, а ей очень не хотелось, чтобы он делал ей замечание и заставлял есть насильно. Матушка также считала, что девушка ее возраста должна питаться регулярно, однако не поглощая слишком много пищи. Но все-таки не одну ложку супа, от которой противно засосало под ложечкой. Сейчас Амелия даже завидовала младшей сестре, которой накрывали стол в детской, где та могла есть без посторонних глаз и этого напряженного молчания.
- Ты не видел в городе кого-нибудь из наших знакомых? - безразлично поинтересовалась миссис Черрингтон.
- Дорогая, я работал, - сухо ответил ее муж. - К сожалению, у меня не было времени на встречи и болтовню с нашими знакомыми. Чем вы здесь занимались весь день?
- Ах, мы разбирали вещи и устраивались... Все идет своим чередом, и совсем скоро комнаты будут совершенно готовы.
- Да, хорошо, - кивнул мистер Черрингтон, увлеченный едой значительно больше, чем разговором жены.
- Мы с Амелией выбирали сегодня занавески для гостиной, - продолжила она чуть более уверенно. - Я думаю, голубой панбархат будет чудесно смотреться, правда, Бертрам?
Он поднял голову и рассеянно посмотрел на жену, и та поспешно отвела взгляд.
- Или те, какие ты сам выберешь.
- Я считаю, это женское дело, Кейтлин, - он сделал ударение на первом слове.
- Да-да, разумеется. - Она потупилась, и вяло набрала в ложку немного супа. - Но мне бы так хотелось, чтобы ты остался полностью всем доволен.
- Я не сомневаюсь в твоем вкусе, - равнодушно ответил мистер Черрингтон, внимательно наблюдая, как Мэри поставила рядом с ним второе: сегодня это был тушеный кролик с картофельном пюре и брокколи.
- Отец, - вдруг решилась Амелия.