— Приведите ко мне поэта, — велел король первому министру.

— Из какой камеры? — спросил министр. Теперь, когда он сам поселился в тюрьме, он мог сколько угодно нарушать законы.

— Приведите ко мне настоящего поэта, — распорядился король.

— В королевстве есть один настоящий поэт, — сказал первый министр, — он обитает не то в лесу, не то в пустыне.

— Разыщите его, — повелел король.

Поэта разыскали и привели. Это был красивый, статный и гордый молодой человек.

Король прочитал ему свои стихи.

— Ну как? — спросил он, нарушив от волнения закон.

— Что как? — спросил поэт, который слыхом не слыхал об этом законе. Первый министр тотчас хотел его арестовать, но король жестом остановил его.

— Стихи как?

— Какие стихи?

— Те, что я прочел.

— А разве это были стихи? — в третий раз нарушил закон поэт.

— Да, — ответил король.

— Но это были не стихи.

— Почему?

— Потому, что стихи — нечто совсем другое.

— Значит, мои стихи вам не понравились, — задумчиво сказал король.

— Какие стихи? — спросил поэт. Король грустно повернулся к министру:

— Этот человек четырежды нарушил закон, — сказал король. — Он без конца задает вопросы. — И тихо добавил: — Распорядитесь.

— Вы арестованы, — объявил министр поэту.

— А поэт, ничего не знавший о новых законах в королевстве, подумал, что его арестовали за неодобрение королевских стихов.

— Свободных мест в тюрьме нет, ваше величество, — доложил первый министр. — Дозвольте разместить его в хлеву.

— Не отвлекайте меня по мелочам, — с досадой сказал король. — Этот человек нарушил закон, и должен быть наказан. А где, как и сколько он будет сидеть, не имеет никакого значения.

А король ночью снова начал писать стихи. Целый год король писал по ночам стихи. Ровно через год он вызвал к себе первого министра и повелел:

— Приведите ко мне поэта.

К королю привели сгорбленного старика, в котором трудно было узнать прошлогоднего гордого юношу.

— Вы очень изменились, — ласково сказал король. — Наверное, много работаете. От нашей работы немудрено постареть. Я тоже писал весь этот год. Я хочу почитать вам, послушайте.

Король читал свои стихи. Поэт сидел молча. Король закончил и вопросительно посмотрел на него.

— Прикажите отправить меня в хлев, — взмолился поэт.

— Но почему, почему вам не нравятся мои стихи? — дрожащим от обиды голосом спросил король. Он готов был заплакать.

— Не расстраивайтесь, — сказал поэт. — Не каждый может стать королем. Не каждый может стать и поэтом.

— Нет, может! — властно сказал король. Это был очень упрямый король. — Я докажу вам, что любой и каждый может писать стихи. Все будут писать стихи… Все, все, все.

На следующий день был издан указ: всем, без исключения, подданным вменялось в обязанность писать стихи. Более того, все должны были разговаривать только стихами и более никак.

Все было зарифмовано — государственные законы, ресторанное меню, расписание движения поездов. Если рифма не совпадала, менялись закон или график движения. Правда, возникали некоторые казусы. В одном доме случился пожар, и пока хозяин вызывал по телефону пожарных, искал рифму к своему адресу, дом сгорел.

Но это были частности. В общем же и целом подданные успешно справлялись с новым указом короля.

И тогда король освободил поэта из хлева и так его напутствовал:

— Вы свободны, — сказал король, — Ступайте к людям. Будьте поближе к жизни. Вы убедитесь в роковом своем заблуждении. Все люди могут говорить стихами, должны говорить стихами и будут говорить стихами.

Поэт вышел на улицу. Ему захотелось напиться, и он попросил воды. Но он просил в прозе, и ему не дали. Ему хотелось поесть и найти себе ночлег. Но он упорно продолжал говорить в прозе. И не из упрямства, нет. Поэт умел писать стихи, но говорить стихами не умел. И ему вовсе не отвечали, или отвечали в стихах. Поэт за день наслышался столько рифм, не выдержал и к вечеру бросился с высокой скалы.

Об этом доложили королю.

— Поэт кинулся со скалы. Умер! — сказал первый министр.

— Поэт не может умереть, — ответил грозно король. Он умел быть и грозным, когда требовалось.

— Вы правы, ваше величество, — пробормотал министр. — Поэт не может умереть.

— А если не может, — продолжал король, — то значит, он не мертв, а жив.

— Вы правы, ваше величество, он не мертв, а жив.

— А если он жив, то следует воздать ему по заслугам, как положено в королевстве, где все поэты. Надо поставить ему большой памятник, дать ордер на большую квартиру-гробницу и выделить персональную машину-катафалк. Всем объявить, что он жив. И вообще, — задумчиво и грустно продолжал король, — кто выдумал смерть? Как можно умирать в столь счастливом королевстве. Это неблагодарно! Я запрещаю моим подданным умирать, — сказал король с металлом в голосе.

В душе же сильно обрадовался: он нашел нечто такое, что еще мог запретить!

Спустя некоторое время король вызвал к себе первого министра.

— Теперь, когда я запретил, наконец, саму смерть, — сказал король, — мои подданные, конечно, безмерно счастливы?

— О да, ваше величество, — ответил первый министр, — прежние короли, ваш дед и прадед, тоже любили запрещать, но вы перехлестнули всех.

— Мой отец, — задумчиво произнес король, запретил бога… В детстве мама что-то рассказывала мне о нем, но я смутно помню, что… А мой дед запретил зеркало. Я родился спустя много лет, после этого запрета.

— Зеркало! — повторил первый министр. — Я даже слова такого не слыхивал.

— Зеркало! Припоминаю, — сказал король, — мне рассказывала бабушка, что зеркало — это нечто такое, что убеждало моего деда, будто он урод. Поэтому он запретил зеркало и изгнал его за пределы нашего королевства.

— Запреты осчастливили нас, — признал первый министр. — Но, ваше величество, я осмелюсь просить вас еще об одном запрете. Сделайте великое одолжение, исполните мою личную просьбу.

— Проси! — повелел король. — Ты хороший министр, и я запрещу ради тебя все, что бы ты ни пожелал. Если осталось что-либо запрещать.

— Осталось, ваше величество, осталось! — горестно воскликнул

министр.

— Запретим! — пообещал король. — Говори.

— Любовь, — с болью сказал министр.

— Любовь, — повторил король, и сердце его сжалось. Он вспомнил сбежавшую королеву.

— Да, любовь. Пока она есть, люди будут страдать, ревновать и мучиться от одиночества.

Министр был тонким сердцеведом, он подбирал такие слова, которые буравили сердце королю.

— Мой мальчик, — сочувственно сказал король.

Он впервые так обращался к своему министру. — Ты так молод и красив. Ты познал счастливую любовь, но откуда тебе ведомы ревность, страдание, одиночество?

— О, я страдаю уже три часа подряд! — признался министр.

— Три часа подряд! Но почему? У тебя красивая жена. Она любит и верна тебе. Не так ли?

— И я так считал, ваше величество. Но сегодня в полдень жена отправилась за город, чтобы посмотреть развалины дворца вашего деда, того, кто запретил зеркало. Среди руин она нашла осколок разбитого стеклышка, как я разумею теперь, заколдованного, и вернулась домой совершенно неузнаваемой.

— Неузнаваемой?

— Именно так, ваше величество. У жены была сестра, умершая несколько лет тому назад. До указа о запрещении смерти, — поспешно добавил министр. — Они были близнецами.

— Так, — заинтересованно сказал король.

— Жена моя, вернувшись с этим стеклышком, все смотрелась и него и повторяла: «Милая моя сестричка, я вижу тебя! Спасибо, что ты явилась ко мне в этом стеклышке». Я решил было, что она рехнулась. Но потом, когда она на минутку выпустила из рук стеклышко, я схватил его и посмотрел. И что же я увидел!

— Не было там никакой сестры, и не с сестрой она, как оказалось, ворковала. В проклятом стеклышке я увидел молодого, красивого человека, моего счастливого соперника. Я взбесился — и он тотчас разгневался. Я нахмурился — и он в ответ. И тут я понял, что он так же ненавидит меня, как я его. Так вот кто являлся ей из колдовского стеклышка. Я умираю от ревности. Ваше величество! Вы дали мне все — власть, богатство, вашу милость. Умоляю вас, запретите любовь. Я разлюблю ее и снова буду счастлив.