<tab>Он мог бы иметь сколько угодно этих самых друзей. Я никогда ему в этом не мешал (если он не заходил слишком далеко, как в том случае с Арембергом), но он не то чтобы обрывал отношения - он не поддерживал контакта. Всегда отвечал на звонки и приглашения, но никогда не звонил сам. Допускаю, он мог бояться, что я буду недоволен, если он станет слишком часто встречаться с кем-то из своих знакомых, но уж звонить-то я ему точно никогда не запрещал.
<tab>Он с гораздо большим удовольствием будет сидеть в каком-нибудь углу с книгой или ноутбуком, чем отправится куда-нибудь с друзьями. То, что у него всё же есть какие-то знакомые, - исключительно их заслуга. Они вытягивают его на контакт, чуть ли не принуждают, интересуются его делами, куда-то приглашают…
<tab>Да, люди к нему тянутся, а он к ним – нет. Дружба не может быть односторонней, поэтому у него есть только знакомые. Даже люди из моей охраны… У меня язык не поворачивается сказать про Хиршау, что он к кому-то «тянется», но всё же… Они относятся к нему по-особому. Не так, как к прежним моим любовникам. Хотя нельзя сравнивать: прежние дольше трёх месяцев не задерживались. И не как к другим секретарям. И не как к членам моей семьи. Как-то по-особому, вот и всё. Он бы мог их всех сделать своими друзьями. Они преданы ему чуть ли не так же, как и мне. Они бы жизнь за него отдали – и не потому, что им за это платят, а потому что… Не знаю, почему… Он просто умеет нравится людям. Даже таким, как Гертлинг и Хиршау. Даже в их цельнометаллических головах зародилась привязанность к нему.
<tab>А он ни к кому не привязан. Ему никто не нужен.
<tab>Когда-то ему был нужен я… И я был от этого счастлив. Смешно… У меня было всё, о чём только можно мечтать: семья, друзья, деньги, власть, а я приходил в детский восторг при мысли о том, что всё-таки нужен этому странному мальчику, которому едва исполнился двадцать один год. Потом эмоции, конечно, поутихли, я многое стал принимать как данность, но эта мысль всё же грела и даже вызывала гордость: я сумел добиться его.
<tab>Да, просто смешно. Я уже немолод, много чего видел в жизни и много чего достиг. Я покупал международные корпорации, брал под контроль целые индустрии, обрушивал национальные валюты, мог давить на правительства небольших государств, но самым большим достижением продолжал считать то, что сумел по-настоящему добиться Джейсона, завоевать его доверие и близость, пробиться к его сердцу… Нет, если подумать, это не самое большое достижение в моей жизни… Просто ни одно другое не радовало меня так сильно.
<tab>Хавершем. Надо о нём сейчас думать, а не о Джейсоне. Хотя о нём тоже надо. Он же есть в этом списке. Подчёркнут оранжевым.
<tab>Мог он это сделать? Мог. Были у него мотивы? Были. И это не деньги, как в случае с Хавершемом, а месть. Но не стоит делать поспешных выводов. Это уже не первый раз, когда Джейсона пытаются подставить. Его место возле меня хотят занять многие…
<tab>Если рассуждать логически, то это Джейсон. У него есть мотив. У Хавершема тоже - деньги, но вреда ему от утечки информации больше, чем пользы: проект, за который он был ответственен, провалился, и шансы занять кресло вице-президента существенно понизились. Но всё может быть гораздо хитрее: провалить собственный проект, чтобы отвести от себя подозрения, а навести их на секретаря, который в какой-то степени «дружен» с Грейвзом, главным соперником в борьбе за вице-президентское кресло.
<tab>Или всё же не Хавершем? Тогда остаётся только Джейсон.
<tab>Ещё раз проверяю, здесь ли он. Я и так знаю, что здесь, может быть, не через стену, но точно где-то в офисе. Если бы он уехал, охрана бы мне сообщила. Знаю, но всё равно проверяю. PHONE1 в сети.
<tab>Из-за единицы в названии телефона вспоминаю старую историю с охраной. Где-то летом 2007 года, а может, осенью случайно подслушал переговоры телохранителей: они называли Джейсона «первая леди». Не помню, кто занёс эту заразу, но они уже давно вроде как для «шифровки», передавая какие-то свои сообщения, начали использовать кодовые американские слова. Те самые, которые использует охрана президента. Мой самолёт называли «борт один», машину – «Кадиллак один» вне зависимости от марки, машину Камиллы - «Лимо один», машину сопровождения – «полузащитник», особняк в Белгравии – «Белый дом», виллу на Кап-Ферра – «кактус», дом в Париже – «з<b>а</b>мок»[1] и всё в этом ключе. Разумеется, только когда мы были не в Штатах: неизвестно, кто может стоять рядом и подслушать. Эти дурацкие игры никому не мешали, а ребята развлекались – работёнка у них не из весёлых.
<tab>Но когда я услышал эту «первую леди»… Первым желанием было уволить к чертям собачьим всю шайку.
<tab>Что странно, Камиллу они всегда называли просто «мадам». Пробовали называть «Темпо», как Лору Буш, но это не прижилось.
<tab>В итоге я вызвал Эдера, Рюгера, Тибо и ещё нескольких парней и сделал им внушение, суть которого сводилась к тому, что они могут в своих внутренних переговорах называть кого угодно и как угодно - я великодушный и демократичный начальник и ничего им не запрещаю, - но если Джейсон об этом узнает, они все будут охранять разве что мусорные баки на заднем дворе за банком. И это лучшее, что может их ожидать.
<tab>Джейсон до странности нечувствителен и даже равнодушен ко многим вещам, которые других на его месте сильно бы задели, но зато другие вызывают очень болезненную реакцию. Если бы он случайно услышал про «первую леди», он бы… Я даже не знаю, что конкретно он сделал бы, но так было всегда: когда плохо ему, плохо и мне, даже если он ни слова не скажет… Молчание – это даже хуже. Лучше пусть даст понять, что на что-то злится.
<tab>Где-то в глубине души я его даже побаивался. Боялся его холодности, его безжалостного умения ранить в спорах и ещё того, что происходило у него внутри, чего я не мог увидеть. Никогда никому этого не говорил, но многие бы меня поняли… особенно те, кто его охраняли: они неплохо его знали, если так вообще можно сказать о Джейсоне.
<tab>Ненавижу испытывать страх. Или неуверенность. Или беспомощность. С Джейсоном я часто чувствовал себя беспомощным, властным только над его телом, когда мне так отчаянно хотелось его тепла, близости и души. Наверное, поэтому я так часто злился на него, нападал, шантажировал, вёл себя, откровенно говоря, подло, - чтобы заглушить это чувство беспомощности, доказать себе, что он принадлежит мне и я имею над ним власть. Я и так знал, что он принадлежит мне, но мне всё время требовалось каких-то новых подтверждений. Я боялся, что упущу его, потеряю, утрачу связь…
<tab>Я был жесток с ним, но в конечном итоге я был прав. Я сделал его своим, и он до сих пор
принадлежит мне.
<tab>Чёрт! Список. Думай о списке. Мечтать о Джейсоне будешь в нерабочее время.
<tab>Были у него мотивы? Были. Мог он это сделать? Мог. Стал бы он это делать? Нет. И не потому что он не будет мне вредить (хотя я надеюсь, что всё же не будет), а потому, что он обставил бы всё совершенно иначе. Он многому у меня научился…
<tab>Я снова проверяю, в сети ли он. Да. До сих пор здесь. Можно вызвать его и спросить, не он ли продал информацию конкурентам. А он ответит: «Нет», - так же безразлично, как ответил бы на предложение выпить кофе или на любой другой вопрос заданный мной.
<tab><i>- Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
<tab>- Нет.</i>
<tab>Вот и весь наш разговор. Он так старательно старается быть равнодушным ко мне, что это говорит, скорее, об обратном. И если бы я был ему так ненавистен и отвратителен, как он говорит, он бы не лез из кожи вон, чтобы это спрятать.
<tab>Ты всё ещё что-то чувствуешь ко мне, Джейсон. И это не ненависть и отвращение, хотя их ты тоже, наверное, испытываешь. И пока ты что-то чувствуешь, у меня есть надежда.
<tab>Снова берусь за список. Вычёркиваю себя. К строчке с Хавершемом приписываю «Копайте» и ставлю рядом букву А. Потом вычёркиваю Джейсона. Это не он. Я уверен.