— Что этот район? — попытался уяснить студент.

— Да вообще, — неопределенно промямлил таксист и неожиданно согласился: Хорошо, поехали.

По дороге никто из них — ни студент, ни шофер — не произнес ни слова.

— Вот он, твой дом, — сказал таксист, когда они подъехали к новому, видимо совсем недавно сданному в эксплуатацию, дому, и затормозил у самых дверей булочной.

Студент заплатил и вышел. Таксист, как показалось студенту, слишком торопливо развернулся и уехал. Вокруг не было ни души, но вдоль тротуара стояла целая вереница машин, и все они до единой были под чехлами. Булочная оказалась закрытой. Студент был почти уверен, что старуха конечно же не явится; трудно было представить ее — больную, дряхлую — способной на преодоление такого расстояния, и вообще эта затея представлялась студенту порядком нереальной. Но ведь дом-то был, стоял, на самом деле двадцатиэтажный. Студент начал считать этажи, когда внезапно услышал голос:

— Мы же договорились на шесть часов.

Откуда она появилась, старуха? Он не слышал ни звука мотора, ни шагов, и ее не было, когда он подъехал, но вот стоит же здесь, прямо у входа в булочную, в своем черном платье с накинутой черной шалью.

— Извините, — сказал студент. — Это все такси. Сюда почему-то никто не соглашался ехать. Я опоздал на три минуты.

Старуха ничего не сказала и, повернувшись к дому, бросила:

— Войдем.

Она зашагала к подъезду. Студент последовал за ней.

Они вошли в помещение, и старуха нажала на кнопку вызова лифта. Лифт шел откуда-то очень уж издалека, шел долго и, видимо, медленно.

Наконец он прибыл, остановился, и двери его раскрылись. Они вошли в кабину. Она сразу показалась студенту странной. Но чем? Старуха нажала кнопку двадцатого этажа. Лифт неторопливо пополз вверх, и где-то на середине пути студент вновь ощутил некую странность в этой кабине, но в чем именно она заключалась, не мог определить. Мысль его переключилась на старуху, и он нечаянно подумал: а улыбалась ли она хоть раз в жизни? Ну что за бред, наверное, улыбалась. Ну, а теперь, понятно, у нее трагедия — как-никак сын, взрослый сын, такая потеря, ей, как говорится, не до смеха. Но дело в том, что сами черты лица старухи как бы исключали всякую возможность улыбки; никак нельзя было представить ее смеющейся ни при каких обстоятельствах. В один миг, в один-единственный миг у него мелькнуло что-то, какая-то мысль и тотчас исчезла бесследно, но ему почему-то показалось, что это была догадка о причине ощущения чего-то странного в этой кабине, но тут лифт с некоторым сотрясением остановился, двери его открылись и они вышли.

На лестничной клетке была только одна-единственная дверь, и на ней был указан номер квартиры. И еще осталось стекло над дощечкой, но самой дощечки с фамилией не было. Дверь была массивная, новая, металлическая, цинкового цвета. Старуха подошла к ней и нажала кнопку звонка. Потом она вынула из кармана ключ и вставила его в дверной замок. «Она чокнутая, — внезапно осенило студента, тронулась от горя. Иначе зачем же звонить в пустую квартиру? А может, там кто-то есть или мог бы быть?»

— Всегда нажимайте звонок перед входом в квартиру, — сказала старуха, повернувшись к нему и как бы отвечая его невысказанным мыслям. — Это предосторожность, на всякий случай. В квартире может накопиться газ, и тогда от замыкания она может взорваться.

— Но…

— Лучше взорваться квартире, чем самому, — опять как бы отвечая на его мысли, сказала старуха и вошла в квартиру. — Входите.

Это была обычная стандартная квартира в новом доме, не в пример комнате старухи, опрятная и чистенькая. Причем со всеми удобствами: уютная кухня, сверкающая белизной кафеля ванная. И комната была аккуратной, светлой и просторной. Она казалась просторной и потому, что в ней было очень мало мебели — тахта, стол, книжный шкаф и два стула, и потому, что имела большое окно с великолепным видом на море. И студента уже не удивило то, что стеклянный книжный шкаф и зеркало в передней были завешены простынями, так же как и нечто, висящее на стене и еще плотнее, чем у старухи, укутанное белым покрывалом. Это были часы, он уже догадался по легкому тиканью. И еще на стенах висели фотографии. Были ли это фотографии тех самых людей, что в доме у старухи, он не мог бы определить с точностью; к тем, видимо, недостаточно внимательно присмотрелся, хотя и разглядывал их довольно долго. Во всяком случае, эти были гораздо новее — похоже, они были сняты ну от силы два-три года назад. Это можно было определить и по их сохранности и по одежде запечатленных на них людей. Но все они опять-таки были единого размера, за исключением одной большой в центре: улыбающийся молодой человек в Рубашке с открытым воротом. Был ли это тот самый молодой человек — умерший (умерший ли?) сын (сын ли?) старухи, что и на той фотографии с черной каймой? Тот был старше, с усами, и, главное, выражение лица было совсем другим — напряженным, настороженным, даже испуганным. Здесь же не только выражение, характер был другим — открытый, добрый нрав. Хотя, конечно, чем-то они очень схожи. Сросшиеся брови?.. Но, может быть, это фотография одного и того же человека в разные годы, при разных обстоятельствах, в разных настроениях?

Голос старухи отвлек его:

— Ну что, устраивает вас?

— Да, конечно, — машинально сказал он, мысленно сравнивая написанное в объявлении с действительностью. Действительность превосходит скупые сведения в объявлении, ну просто чудесная квартира, лифт, телефон. Кстати, а где он?

— А телефон? — спросил студент.

Старуха выдвинула один из стульев из-под стола, на нем стоял серый телефонный аппарат, но со срезанным шнуром.

— Он сдал телефон, — сказала старуха, — теперь ведь ему телефон не нужен. Но аппарат был наш, и мы его оставили. Если вам телефон необходим, вы можете похлопотать, чтобы номер вернули вам, я могу назвать вам его.

Это, кажется, была самая длинная фраза, которую студент услышал от старухи. «А зачем мне, собственно, телефон, — подумал он, — зачем мне хлопотать за него?»

— Да нет, — сказал он, — у меня острой необходимости нет. Но в объявлении было указано, я поэтому. — Он еще раз мысленно перечитывал объявление. — Да, кстати, еще и балкон…

— Балкона нет, — сказала старуха сухо и резко повернулась к правой стенке. Студент проследил за ее взглядом и только сейчас заметил дверь в стенке, грубо заколоченную досками крест-накрест. Он сделал невольный шаг в сторону двери, даже не шаг, а какое-то движение в том направлении, но старуха неожиданно быстро преградила ему дорогу. — Нет, — решительно сказала она, — если вы снимаете эту квартиру, у меня помимо указанных в объявлении еще два условия. Обязательных условия, — добавила она. — Первое: никогда не подходите к этой двери и не трогайте ее. И второе: не тушите по ночам свет в ванной комнате. Он виден с моря.

Студент кивнул, хотя ничего не понял.

— А деньги? — робко вставил он. — Когда лучше мне?..

— Можете прямо сейчас, — сказала старуха. — Значит, я так понимаю, вы снимаете эту квартиру.

— Да, — студент прошел в переднюю, там стоял его чемодан, открыл его, взял деньги и вернулся. Все это заняло минуты две.

— Через месяц принесете деньги за следующий срок, — сказала старуха, приняв и быстро пересчитав деньги. — До свидания, — она протянула ему ключи от квартиры. — Можете пользоваться посудой — она на кухне, и постельным бельем оно на тахте.

Студент проводил ее до лифта, и, когда вернулся в комнату, ему показалось, что в ней что-то изменилось. Но что? Он внимательно оглядел комнату и, кажется, догадался — фотографий стало меньше. На их месте торчали гвозди. «Когда же старуха успела снять их? — удивился студент. — Неужели когда я выходил в переднюю за деньгами? Ну и проворная, однако».

Его изумило, что фотографий стало не только меньше, но они как будто переменились, то есть стали другими. «Ну и дела, — подумал он, — и когда это она успела заменить фотографии другими? И зачем? Вообще-то она явно чокнутая. И что за странные условия она поставила? Оставляйте на ночь свет в ванной. Видно с моря. При чем здесь море? А, ерунда какая-то». Студент рассмеялся беспечно и радостно впервые не только за этот день, но, может быть, за весь этот немыслимо напряженный жаркий месяц. Наконец-то все у него получилось именно так, как он замышлял. Попал в институт. Это ли не чудо? И еще одно чудо квартира, да за такую смехотворно ничтожную сумму. Столько удобств! Комфорт! Главное — полное уединение. Теперь, пожалуй, можно наконец-то и отдохнуть по-настоящему. Сесть и отдохнуть. Закурить не спеша и любоваться видом на море. А, черт, ведь у него кончились сигареты. Эта проклятая старуха так его запутала, что он в спешке забыл купить сигареты. Ну, ничего страшного, можно спуститься и купить. И вообще теперь, когда у него свой дом, куда он может приходить когда вздумается, в любой час дня и ночи, и никто не остановит его расспросами, неплохо было бы выйти и прогуляться по городу, просто пройтись по улицам, скверам.