Налицо было, таким образом, новое ухудшение отношений между СССР и Финляндией. Это побудило советское военное командование уже с 1935 г. изменить оценку возможной позиции Финляндии в случае возникновения агрессии против Советского Союза. Директивой наркома обороны К. Ворошилова предусматривалось в расчетах на будущее "исходить из следующих вероятных противников: Германия, Польша, Финляндия и Япония"47.
Предположение, что Финляндия будет возможным союзником Германии при нападении ее на СССР, все больше укреплялось в последующие годы. По оценке советской военной разведки, балтийский регион являлся "наиболее вероятным плацдармом для нападения германского фашизма на Советский Союз". При этом в Генеральном штабе Красной Армии предполагали, что с началом войны Германия перебросит в Финляндию до двух своих дивизий, которые смогут атаковать советские позиции48.
В процессе разработки командованием Красной Армии в 1935–1936 гг. перспективного оперативного плана уже выдвигались конкретные задачи, предусматривавшие нанести поражение финской армии в случае войны на ряде направлений — на Карельском перешейке, в Карелии и Заполярье с учетом вероятности переноса боевых действий на территорию Финляндии49. Считалось, что война, в которой будет участвовать Финляндия в качестве союзника Германии, явится весьма сложной для советских вооруженных сил50.
Разработка оперативного плана осуществлялась в штабе Ленинградского военного округа под руководством командующего его войсками Б.М. Шапошникова. Впоследствии в исторической, а также мемуарной литературе в этой связи появилось упоминание о так называемом "плане Шапошникова"51.
Указанный план, составлявшийся "про запас", не предусматривал усиления в приграничных с Финляндией районах группировки советских войск. Сюда, как указывалось в документах командования Красной Армии, "выделялась до 1937 г. меньшая часть сил из общего количества войск Северо-Западного фронта". Основной зоной боевых действий считалось южное побережье Финского залива, где, как предполагалось, Германия будет иметь втрое большее количество войск, чем в Финляндии52.
Не внесло существенных перемен в эту оценку и сделанное правительством Финляндии 5 декабря 1935 г. в парламенте заявление, что страна намерена следовать внешнеполитическому курсу скандинавских государств и будет придерживаться нейтралитета. В СССР отнеслись к этому заявлению с недоверием, рассматривая его как стремление финской дипломатии отгородиться от поддержки советских внешнеполитических инициатив. К тому же в Москве опасались, что сближение Финляндии с нейтральными скандинавскими странами может отрицательно сказаться на их отношении к Советскому Союзу.
Получая информацию относительно усилий, предпринимавшихся финской стороной для достижения взаимодействия северных стран в военно-политическом отношении, советские дипломаты пытались выяснить позицию скандинавских стран и прежде всего Швеции. Летом 1935 г. полпред СССР в Стокгольме А. Коллонтай неоднократно беседовала в этой связи со шведским министром иностранных дел Р. Сандлером. 16 июня она телеграфировала в Москву, что Сандлер заявил ей следующее: "В интересах не только Швеции, но и укрепления мира было бы желательно вовлечение Финляндии в орбиту скандинавской политики нейтральности; к сожалению, влияние Германии на известные круги Финляндии этому препятствует. Это опасность и для нас, и для вас. Шведское правительство это учитывает"53.
В дальнейших беседах Сандлер подчеркнуто дистанцировался от финского нейтралитета. В феврале 1936 г. он заявил Коллонтай, что шведское правительство "очень ценит, если Москва будет разграничивать иностранную политику Швеции от политики Финляндии"54. Оснований для такого разграничения было более чем достаточно. Начальник финского генштаба генерал К. Эш в феврале 1936 г. считал необходимым наладить военные поставки из Германии на случай возможного возникновения войны с СССР. Швеция в данном случае должна была выполнять роль перевалочной базы при транспортировке немецкого вооружения в Финляндию. К тому же предлагалось отказаться от установленного статуса демилитаризованности Аландских островов и начать совместное со Швецией укрепление архипелага, исходя из того, что в случае войны советский флот, захватив его, может перекрыть морские связи между Финляндией и Германией55. Подобные расчеты никак не укладывались в шведское понимание нейтралитета, о приверженности к которому заявляла Финляндия.
В Советском Союзе оценка финского нейтралитета была негативной. Его "нужно рассматривать, отмечалось в документах наркомата иностранных дел, как новую и довольно ловкую попытку нынешнего финляндского кабинета, ведущего определенную антисоветскую и прогерманскую линию, маскировать свою политику мнимой скандинавской ориентацией"56. Этот вывод был доведен и до сведения полпредов Финляндии и скандинавских стран.
Перемена к лучшему между двумя странами наметилась во второй половине 1936 г., после парламентских выборов, когда в Финляндии сменилось правительство. В новом кабинете министров, который возглавил один из лидеров Аграрного союза К. Каллио, стало наблюдаться стремление проводить сбалансированную внешнюю политику, улучшая отношения с СССР. Новый министр иностранных дел Р. Холсти являлся поборником осуществления решений, выработанных Лигой наций. При встрече с Литвиновым в Женеве 9 октября 1936 г. Холсти сказал ему, что "его политика будет базироваться на стремлении к миру, лояльности Лиге наций и дружбе со всеми соседями". При этом министр указал на необходимость выяснить существующие расхождения между Финляндией и СССР, чтобы начать их устранение57.
Мысли, с которыми Холсти вступал на ответственный пост, были затем отражены в его воспоминаниях. "Я заметил, — писал он, — как повсюду за рубежом Финляндия рассматривается в качестве как бы некого союзника Германии, и если бы такое мнение окончательно утвердилось, то, пожалуй, принесло бы непомерно большой ущерб, причем уже вскоре после того, как мог возникнуть серьезный европейский конфликт"58.
Учитывая позитивные элементы во внешней политике Финляндии, связанные с деятельностью ее нового правительства, в Москве решили поставить вопрос о визите финского министра иностранных дел в Советский Союз. Ирье-Коскинен также считал это весьма целесообразным, поскольку "такая поездка способствовала бы смягчению напряженности между Финляндией и Советским Союзом…"59. В Швеции рассматривали визит Холсти в Москву как своевременный и важный шаг для "ликвидации недоразумений и трудностей, существующих между Советским Союзом и Финляндией". Сандлер рекомендовал Холсти предпринять свою поездку60.
После того, как по дипломатическим каналам была достигнута договоренность об этой поездке, в политических и военных кругах Финляндия выработали линию, которой должен был придерживаться Холсти при обсуждении в Москве внешнеполитических вопросов. Президент Свинхувуд дал указание министру заострить внимание на "проблеме Восточной Карелии и Ингерманландии", а также коснуться возникающих пограничных конфликтов61. Побывал у Холсти и немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер, который хотел выяснить цель готовившейся поездки. Холсти заявил, что визит проводится в соответствии с линией, определенной правительственной программой, и Финляндия будет проводить ее неуклонно62.
Были предприняты и попытки воспрепятствовать наметившемуся визиту. 3 февраля 1937 г., за несколько дней до его начала, факт проведения учебных стрельб артиллерией КБФ в Финском заливе был использован с подачи погранслужбы Финляндии таким образом, чтобы создать представление о якобы конфликтной ситуации, возникшей на границе. Финская погранохрана выступила с заявлением, из которого следовало, что советская артиллерия обстреляла территориальные воды Финляндии и под обстрел попали финские рыбаки. В конечном итоге выяснилось, что никаких рыбаков во время стрельбы в этом районе не было, а проверка следов разрывов снарядов на льду полностью расходилась с утверждениями погранохраны63.