В апреле 1923 года на XII съезде РКП(б) Сталин, представляя орготчет ЦК, попутно излагает мысли по поводу того, каким должен быть работник номенклатуры:
«…необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь». В коротком абзаце Генеральный секретарь три раза повторяет слово «директивы», ставшее впоследствии ключевым понятием работы ЦК.
Орграспред, во главе которого Сталин поставил Кагановича, развивает мощную деятельность по формированию аппарата на принципах, изложенных Сталиным. За два года он произвел 8761 назначение, из них 1222 — в партийные органы. К 1927 году Сталин уже имеет собственную, верную ему номенклатуру. Директивы теперь могли идти, не встречая никаких преград. На всем пути были послушные исполнители.
Спустя десять лет, в 1937 году Сталин уже и не скрывал, к какому типу правления он готовит страну и какой аппарат ему для этого нужен. «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, — генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это — наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство».
В это же время выявляется и еще одна существенная черта сталинской кадровой политики. Главное качество руководящего работника, по Сталину, не компетентность, а личная преданность. Ответственный работник должен понимать, что он получает должность не в силу своих знаний, а по милости вышестоящего «генерала». Разумеется, в любой другой стране, где существуют конкуренция, рынок, кооперативная и частная собственность, такая кадровая политика была бы немыслима. Лозунг «Все кругом народное, все кругом мое» был крайне выгоден номенклатуре всех уровней, ибо позволял при помощи уравниловки и госфинансирования покрывать зияющие провалы.
В силу некомпетентности, с одной стороны, и зависимости от вышестоящего начальства — с другой, вся деятельность номенклатурщика направлена не на реальную работу, а на имитацию «бурной деятельности». Главное — быть замеченным «в центре». Отсюда всякого рода громкие «инициативы» на местах; отсюда же — горящие по вечерам окна и бдения около «вертушек»: а вдруг начальник позвонит; отсюда субботние высидки в конторах: неважно, что весь день двигали шахматы, важно, что отмечено рвение.
От некомпетентности и казенный оптимизм, и казенные лозунги: «Советское — значит отличное», «Превратим Москву (Киев, Баку, Бердичев и т. д.) в образцовый коммунистический город». Отсюда холуйство перед большим и среднего калибра вождями.
Номенклатура не склонна к «экономической оседлости» (выражение Д. С. Лихачева). Ее не интересует длительная, кропотливая работа, которая может принести стратегический успех. Номенклатурщик — всегда временщик. Его метод — быстрый, «сабельный» успех, ибо только он может быть замечен из высокого окна. Отсюда хищническое отношение и к производству, и к природе, и к человеку. «Проекты века», грандиозные стройки — это плод номенклатурного воображения, стремящегося во что бы то ни стало быть замеченным, а следовательно, выдвинутым и приближенным. Многие недавние первые секретари республик, выброшенные из кресел пружиной перестройки — рашидовы, Кунаевы, — все это раздутые до абсурда, но, увы, реальные образцы номенклатурных полипов, приведших страну к тяжелому заболеванию. Мастера устраивать «идеологические» и «политические» парады, они тотчас же оказываются в тупике, как только возникает нестандартная, требующая политического творчества и мужества ситуация.
Исследователи бюрократического феномена обращают внимание на одну чрезвычайно интересную черту бюрократа — комплекс неполноценности, превращающий патриотическое достоинство в напыщенную спесь. Между тем, если вдуматься, ничего удивительного в этом нет. Подобного рода феномены широко известны, например, этномологам: ряд насекомых, отличающихся неприспособленностью к самообороне, обрели в процессе эволюции крайне устрашающий вид. Примером тому может служить богомол, одного вида которого достаточно, чтобы другие насекомые падали в обморок. Спесивость, окаменелость лица, отсутствие улыбки, непререкаемый тон речи — весьма характерные для бюро крата высокого ранга — являются в известной степени «сублимацией» комплекса неполноценности.
На это «физиономическое» явление в свое время обратил внимание известный бытописатель российской номенклатуры М. Е. Салтыков-Щедрин, назвав такого рода властительных лиц «административными василисками». «При сем: речь должна быть отрывистой, взор обещающий дальнейшие распоряжения…». Разве вам, читатель, не знакомы эти лица?
Интересно заметить, что по сумме привычек и свойств современные «административные василиски» до удивительного напоминают портрет, который набросал великий русский сатирик: с одной стороны, все та же «страшная масса исполнительности», с другой — все тот же привычный окрик: «Уйму, я ее уйму!». Все тот же принцип отстраненности: «Ему нет дела ни до каких результатов, потому что результаты эти выясняются не на нем, а на чем-то ином, с чем у него не существует никакой органической связи». Все те же лица, на которых «не видно никаких вопросов; напротив того, во всех чертах выступает какая-то солдатски-невозмутимая уверенность, что все вопросы давно уже решены». И уж поистине нет ничего невозможного для гения, ибо гений Салтыкова-Щедрина предусмотрел даже такую «частность», как номенклатурное отношение к повороту рек: «Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которым они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства, наверное, возникнет материк…»
И даже в последний путь номенклатурных покойников провожают совершенно так же, как и в прошлые времена. «…За гробом шли, снявши шляпы, все чиновники… Они даже не занялись разными житейскими разговорами, какие обыкновенно ведут между собой провожающие покойника. Всё мысли их были сосредоточены в это время в самих себе: они думали, каков-то будет новый генерал-губернатор, как возьмется за дело и как примет их… Вот прокурор! жил, жил, а потом и умер! И вот напечатают в газетах, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества, почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг… а ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови».
Гоголь! Даже брови предусмотрел, провидец!!!
В силу известных и отчасти отмеченных нами причин в общественном сознании у нас утвердилось весьма скептическое отношение к номенклатуре. Вместе с тем, как и все в нашей нынешней жизни, номенклатура нуждается в трезвой, а не только в эмоциональной оценке. При таком анализе нельзя не заметить, что номенклатура не является чем-то навечно затверделым. По мере того как после XX съезда менялось общество, менялась и номенклатура. Сталин, как известно, за исключением Тегеранской и Потсдамской конференций, за границу никогда не выезжал и не поощрял заграничные поездки своих сотрудников. Бывший секретарь Сталина пишет в своих мемуарах, что после его второй поездки за рубеж Сталин сделал ему замечание: «Что это вы, товарищ Бажанов, все за границу и за границу. Посидели бы дома». Вместе с тем поездки, начавшиеся при Хрущеве, были весьма полезны. Они на многое открывали глаза, в том числе и номенклатуре. Номенклатурные работники, ездившие за границу в составе делегаций или туристами, не замедлили увидеть, что западная номенклатура живет на порядок лучше нашей, доморощенной. Разумеется, у западного высшего чиновника нет спецпарикмахерской и спецбуфета, он не пользуется «корытом», ему не нужно ходить в 100-ю секцию ГУМа за сорочками. Все это спецобслуживание, породившее у нас целую систему спецхолуйства, в нормально действующей, бездефицитной экономике просто не нужно. Когда западный министр, сенатор, мэр города, директор фирмы или секретарь местного отделения партии хотят попотчевать своих гостей, они просто идут в хороший ресторан или заказывают меню у одного из городских рестораторов.