— Вы понимаете, я в детстве русского не знала. А в медресе (в школу. — Н. Д.) ходила в Тегеране двенадцать лет. Практики сейчас почти никакой, но память неплохая, говорю легко.
— Многолетний начальник нелегальной разведки Юрий Иванович Дроздов пишет, что, работая в одной из натовских стран, вы лично знали адмирала Тернера, будущего, можно сказать, коллегу — ведь вскоре его назначили директором ЦРУ
— Да, знали, конечно, хорошо. Не то что дружба, но мы были вхожи. Встречались, и на коктейлях, приемах могли подойти. Оказывали кое-какие услуги.
— Вывод напрашивается: поднялись вы довольно высоко.
— Тут я должна вам некоторые вещи объяснить. Мы умели показать, что у нас всё есть, мы — богатые. Понимаете, это же надо было внушать окружающим. Я, правда, когда уезжала туда из СССР, брала с собой браслет, кольцо хорошее.
— Еще из Тегерана?
— Всё покупалось в Иране. В Союзе вообще никогда не покупала ничего — кроме того, что по необходимости дарила своим родным… За границей я должна была выглядеть презентабельно. Кстати, там, на Западе, они очень любят, когда их куда-то приглашаешь. Но только всё это мы делали ненавязчиво. Знакомишься, затем постепенно идешь дальше. Если ты человек приятный, то к тебе тянутся. А у Геворка Андреевича был такой юмор, он всегда что-нибудь рассказывает, всем и смешно, и весело, и хорошо. Надо было уметь сделать так, чтобы ты понравился. Не то чтобы навязчиво понравился, а чтобы получилось естественно. Это, думаю, зависит даже не от желания или выработанного умения. А от того, что у тебя внутри, какой ты на самом деле.
— Гоар Левоновна, но вот это общение — оно же не только с теми, от кого надо что-то получить, узнать. Мне, например, всегда было радостно с вами общаться. Может, Геворк Андреевич давал оптимизм, которого многим из нас зачастую не хватало и не хватает…
— Почему мужа на работе все любили? Он же не со всеми был близко знаком… Почему до сих пор ребята подходят и говорят: нам его не хватает? Когда он по коридору шел, мы знали, что это — Вартанян. К нему можно подойти, посоветоваться, что делать. И он всегда выслушает, взвесит и спокойно, всегда спокойно, посоветует. И это во всем — не только на нашей работе многотрудной и закрытой. В быту — тоже.
Живя в Москве, мы заметили, что соседи наши между собой не общаются. А мы очень общительные! Прошло определенное время, и с некоторыми из них мы подружились. Дружим уже годы, помогаем друг другу. Или дворник, который у нас убирает. Таджик — с женой, с ребенком, дали им в доме комнату. Вкалывает с утра до ночи, видно же, работящий. Уже Жоры нет, а мне рассказывают: Геворк Андреевич постучался к нам, спрашивает: можно? Хочу посмотреть, как вы здесь живете. Комната хорошая. И дал денег, чтобы купили ребенку подарок. Такие случаи, о которых я даже не знала, бывали часто. Но это — мелочи.
Мы когда приехали из Ирана, ковры привезли, для того, чтобы была возможность приобрести квартиру в Ереване. Часть этой квартиры Геворк Андреевич успел до кончины отремонтировать и подарить внучке на свадьбу.
— Гоар Левоновна, а все-таки, что еще можно вспомнить из той жизни, тамошней? Как вы пробивались «к ним — наверх»? Через знакомых, через местных армян?
— Нет-нет-нет. Таких знакомых даже не имели. В столице той страны армян мало. В городе посевернее — побольше.
— Диаспора не такая сильная?
— Мы не искали знакомых через армян. Тут другая большая история. Через одну пару мы попали в интересную компанию.
— Высокую?
— Да, скажем так. Это тоже надо уметь. Но вопрос совсем не в том, что ты — артистка. Ты поговорила, сказала два нужных слова, вовремя угостила. Но, ни в коем случае, не то, что приготовила нечто особое, экстравагантное — вот этого не надо…
— А как надо?
— Надо, чтобы им тоже было приятно с тобой посидеть, пообщаться. Пригласить на кофе, довольно часто встречаться с женами, потом познакомиться с мужьями, затем вместе выехать на природу.
— Среди мужей и военные — офицеры? — Да.
— И всё общение на языке той страны, где вы были? Тогда язык был уже освоен?
— Освоен. Но все равно в то время не был еще таким сильным. И мы заметили, что им, скажем, местным, очень нравилось разговаривать вот так: они — чисто, мы — с акцентом… Вот вам еще один эпизод. Муж завербовал одного молодого парня, отец его — ответственный работник ЦРУ, американец, мать — из Европы. Познакомились, когда еще был мальчиком, учился. И определенные мысли были: вот подрастет, встанет на ноги. Он мужа даже называл «дядей», и Жора его всё время направлял: иди по стопам отца, и для этого надо хорошо учиться.
А пришло время, и мальчик поехал оканчивать институт в Штаты, и мы с ним там встречаемся. Что за карьера ждет способного парня? И, знаете, действительно пошел по линии отца.
Муж предложил ему подработать. Для этого надо познакомиться с журналистом из солидного издания, они нуждаются в информации. И молодой человек соглашается. В один прекрасный день подъезжает наш товарищ, отлично подготовленный для такой встречи, туда, к нему.
— Действительно, журналист?
— Что вы! Превратился в журналиста на один день. Он сейчас у нас работает. И молодой знакомый сообщает мужу: приехал человек, хочет встретиться. Жора говорит: встречайся. Затем новый визит нашего знакомца: журналист предлагает делиться информацией, скажем, о политике, экономике. И молодой человек честно признаётся, что вот это он может, а вот это — нет. И получает совет от мужа: соглашайся только на то, что можешь, за недостижимое — не берись.
— Гоар Левоновна, я так понимаю, что это было «под флагом» другой страны?
— Да, совершенно другой.
— И какой же хороший должен был быть у этого «журналиста» иностранный язык…
— Должен быть прекрасным. Короче говоря, молодой человек рассказывает нам, что все его условия — это может, а то нет — «журналист» принял. И даже выдал ему аванс — неплохую сумму. Обратился парень к мужу с просьбой: «Пожалуйста, не говорите об этом моему отцу». Жора «с удивлением» спрашивает: почему? И получает откровенный ответ: «Дядя, понимаете, папа каждый месяц дает мне по тысяче долларов, а если я скажу, что появился приработок, платить перестанет».
— Злато в мире правит бал. И эта была долгая связь?
— Конечно. Понимаете, муж еще в юношеские годы покупал мальчику подарки. Делал это без всякого. И обратил внимание, что тот тянется к деньгам. Наблюдал за ним, оценивал, что даст эта связь. Он действительно помогал парню, и обстановка подтверждала, что дядя готов дать ему верный совет, оказать услугу. Это стремление заработать побольше было удовлетворено. Похожее случается, предположим, и с женщинами. И должна сказать, что на таких людей у Жоры было какое-то обоняние. Если он что-то намечал, то добивался. Была аура. Он мог. Заходил, что-то рассказывал, и атмосфера менялась, становилась дружелюбнее.
— Я это испытывал на себе.
— И всё это несмотря на то, что он не навязывался, не стремился переместиться в центр внимания. Знаете, за все годы совместной жизни мы никогда не ссорились. Даже слова громкого в разговоре у нас не было. Если в чем-то разногласия, решали их мирно — садились, разговаривали, начинали рассуждать, крика в доме никакого. Я бы тоже могла что-то сказать, типа «ну хватит!». Нет, не было.
— А сложно все время на иностранном и на иностранном?
— Нет, привыкли. И было уже все равно. Естественно, ни слова на русском. И, случалось, приезжали сюда, садились в машину, и можно на русском — но голоса своего на русском не узнаешь, как будто не ты говоришь. Потом, через минут двадцать, через полчаса привыкаешь. Интересный переход. После отпуска едешь не сразу туда, не в свою страну, куда-нибудь поближе к нашим границам. Там дней за пятнадцать привыкаешь. Работа очень нелегкая…
— Сколько лет там прожили?
— Десятилетия.
— И принимали за своих?
— Нет, в одной стране они знали, что мы — чужие. А разговариваешь с незнакомыми, в магазинах — и меня-то вообще принимали за свою, Жору — тоже.