В середине 70-х годов в «Красном быке» сидел студент одного из местных вузов Дитер Шольце. Сидел по обвинению нелепому, и я бы даже сказал, комическому. Впрочем, самому Дитеру в прохладной сырой одиночке было не до смеха. Он то впадал в тихое уныние и замыкался в себе, то кричал следователю, что не совершил ничего дурного, а если с точки зрения Закона его поступок квалифицируется как преступление, то наказание, которым ему грозят, чересчур завышено. Парень явно не понимал, что нарушил целый частокол параграфов не одного, а сразу трех Уголовных кодексов.

Дитер с детства мечтал стать путешественником. Стены его комнатки в родительском доме пестрели географическими картами, на столе навалом лежали книги о великих землепроходцах. Маленькую страну, гражданином которой он являлся, можно было за несколько часов проехать из конца в конец на автомобиле. Эта страна казалась ему тесной, скучной, истоптанной туристами в кожаных шортах и туристками, насыщающими своих чад из пластмассовых бутербродниц. Некоторые его сверстники мечтали драпануть на Запад, чтобы разбогатеть. Дитера материальные ценности не прельщали. Он хотел познать мир, овладеть еще не раскрытыми тайнами Земли. Однако сначала надо было проверить себя, подготовить тело и душу к физическим, а возможно, и нравственным испытаниям. Полигоном для такой проверки и закалки мог стать только необъятный и загадочный Советский Союз.

К встрече с нашей страной он готовился несколько лет. Читал соответствующую литературу, учил русский язык, в деталях продумал и вычертил на карте маршрут путешествия, раздобыл в молодежных журналах адреса советских граждан, желающих познакомиться с иностранцами, и затеял активную переписку с теми из них, кто проживал в городах, лежащих на прочерченном пути. Всем своим «почтовым друзьям», которых насчитывалось более полусотни, сообщил, что скоро приедет в Советский Союз и обязательно навестит их.

В июле 1974 года, сдав экзамены за третий курс и имея при себе небольшой рюкзак и летнюю стипендию, а также внутренний паспорт гражданина ГДР, он выехал в Чехословакию. Виза для такой поездки не требовалась. Все, что произошло потом, было, как полагали юристы, грубым попранием норм, установленных человечеством задолго до рождения Дитера Шольце.

В Карпатах он целый день пролежал на лесистом пригорке, внимательно наблюдая из кустов за действиями чехословацких и наших пограничников, а ночью без осложнений проник на советскую территорию и стал быстро продвигаться в глубь страны, чтобы скорее выйти из режимной зоны.

«Почтовый знакомый» в Ужгороде принял его так, как умели принимать желанных гостей из дружественного зарубежья только у нас. Его кормили, поили, показывали ему город, а на другой день купили билет до Львова и вручили на перроне прелестные сувениры. И пошло, и поехало! Никто ни разу не поинтересовался, каким путем он попал в Советский Союз. На него обрушилось сначала славянское, потом кавказское, затем среднеазиатское и наконец сибирское гостеприимство. Дитер все увереннее двигался по намеченному маршруту. Он загорел, возмужал, окреп. Советский Союз оставался за его спиной сплошным праздником, сказочной страной, где живут сильные мужественные парни и очаровательные девушки, где много душистого вина и необыкновенно вкусны национальные блюда, где города громадны, просторны, шумны, зелены и непохожи друг на друга. Ослепленный улыбками многочисленных новых приятелей и приятельниц, он не заметил у нас ничего дурного. Он был счастлив. Перед ним уже маячил Тихий океан, когда произошла осечка.

Поезд прибыл в Хабаровск ночью, и Дитер решил дождаться утра на вокзале, а уже с наступлением рассвета идти к очередному «почтовому знакомому». Тут, в зале ожидания хабаровского вокзала, на него и обратил внимание бдительный опер местного управления КГБ. Что-то едва уловимое еще выделяло Дитера из массы «наших» пассажиров.

Около недели землепроходец из ГДР просидел в камере следственного изолятора хабаровской ЧК. Тут он познакомился с корейцем, который, подобно ему, тоже хотел проехать Советский Союз, но только с востока на запад. Кореец оказался менее удачливым.

Разобравшись с Дитером, чекисты хохотали до упаду. Они хлопали его по спине, угощали сигаретами и говорили, что он молодец. Пищу в камеру носили из ресторана. Дитер снова почувствовал себя героем.

В Москву его отправили самолетом. В аэропорту Хабаровска он заявил оперработникам, что мог бы добраться до столицы и сам. Именно Москва была конечной целью его путешествия. Там он намеревался явиться с повинной в свое посольство.

Из Москвы в Берлин Дитера доставили лайнером «Интерфлюга». В аэропорту «Шёнефельд» сотрудники МГБ ГДР защелкнули на его запястьях наручники, и только тогда он понял, что влип.

В «Красном быке» Дитеру дали много бумаги и предложили подробно описать свой вояж в СССР. Дитер трудился несколько дней. В конце пространного сочинения в пику тюремщикам начертал: «Нет в мире страны более прекрасной, чем Советский Союз, и нет людей более благородных, щедрых и добрых, чем советские люди!..»

Когда мне рассказали эту историю, я отправился к полковнику Хайнцу Шумахеру, одному из руководителей Галлского управления МГБ, чтобы побеседовать с ним о необычном правонарушителе. После обмена приветствиями и традиционного кофе с коньяком Шумахер осведомился о цели моего визита.

– Меня интересует тот парень, начал я, – который два месяца болтался по Советскому Союзу без виз и денег. Ты не мог бы подарить его мне?

– Для чего тебе понадобился этот босяк? – изумился Шумахер.

– Скажи откровенно, Хайнц, ты сумел бы провернуть такое, как этот босяк?

– Вряд ли.

– И я не сумел бы. Полагаю, что в основе его успеха лежит не только гостеприимство моих сограждан, но также трезвый расчет, личное обаяние и умение устанавливать контакты. Это же готовый разведчик-нелегал, причем разведчик от бога. После шлифовки в спецшколе ему не будет цены.

Шумахер задумался. Через несколько секунд он хитровато взглянул на меня и произнес с расстановкой:

– Я тебе никогда не отказывал. Но тут – извини. Дитер Шольце противозаконным образом покинул пределы ГДР и понесет за это заслуженное наказание.

Я ушел ни с чем, до крайности раздосадованный…

Через десять лет мы с Шумахером встретились случайно в Кисловодске. В свое время на наших курортах отдыхало и лечилось много иностранцев из дружественных государств. Гуляя по терренкурам, мы предавались воспоминаниям о прошлом, хотя и настоящего не обходили вниманием, поскольку оно постоянно напоминало о себе. В те дни средства массовой информации Запада громко шумели по поводу исчезновения ценнейшей информации из сейфа министра одной великой державы. Были небольшие публикации на сей счет и в наших газетах. Само собой, я заговорил об этом с Шумахером.

– Интересно, чья разведка здесь сработала? Мне доподлинно известно, что «рука Москвы» тут ни при чем. Тем не менее, Запад обвиняет в пропаже именно нас.

Шумахер засмеялся.

– Хочешь знать правду? – спросил он.

– Хотелось бы.

– Помнишь того парня, которого ты намеревался вытащить из «Красного быка» и сделать разведчиком?

– Конечно, помню. Сколько же лет ему пришлось отсидеть?

– Нисколько. Мы решили реализовать твою идею и не просчитались. Спасибо тебе… Ты не обиделся?

– Нет. Вы имели на него больше прав. Ведь он же все-таки немец… Я думаю о другом. Не кажется ли тебе, Хайнц, что мы оба здорово навредили человечеству? В конце концов, эти бумаги мог спереть кто-либо другой, а Дитер Шольце должен был стать выдающимся землепроходцем, первооткрывателем тайн природы. По нашей милости в нем погиб большой ученый.

Шумахер покачал головой и ткнул пальцем в синее небо, где крошечный истребитель плавно выписывал светлую инверсионную дугу.

– Пока эти летают, мы всегда правы, – сказал он. – Мир подл и жесток. В нем нет места сантиментам. Добреньких, сомневающихся и колеблющихся бьют. Я не раскаиваюсь в содеянном.

Так мы и разошлись, оставаясь каждый при своем мнении.