— А и черт с ним, — махнул я рукой. — Подумаешь, три палатки уперли. Да они уже пять раз окупились.

— Эх, Михалыч, добрый ты парень. Подари мне миллион.

— Обойдешься, — огрызнулся я.

— Ну, хотя бы в Африку отпусти.

— Опять ты за свое.

— Ага, — простодушно улыбнулся Гена. — Ты же знаешь — это моя мечта — иметь дома ручного крокодила.

— Ты же два раза пробовал, ведь не получается из этого ничего. Ведь он вырастет и кусаться начнет.

— А может, на этот раз приручу. А не получится, невелика забота: отправлю туда же, куда и первых двух.

— Кстати, я все хотел поинтересоваться: как ты избавляешься от этих крокодилов, когда они вырастают?

— Да я их ночью втихаря в бассейн «Лужники» выпускаю.

— A-а. То-то в «Московском комсомольце» по субботам странные объявления печатают. Дескать, пропал без вести гражданин такой-то, которого в последний раз видели ныряющим с вышки в бассейне. Тому, кто видел, где он вынырнул, гарантируется крупное вознаграждение.

— Крупное, это сколько? — спросил Гена.

Я не успел ничего ответить, потому что открылась дверь и вошла моя жена. Я заметил, что она плачет. Я вышел из-за стола и обнял ее, жестом приказав Гене выйти.

— Инга, успокойся. Что случилось?

— Мой «порш» накрылся, — рыдала она.

— Ты куда-нибудь врезалась? — обеспокоился я.

— Нет, я оставила его возле общежития МГУ, а студенты сбросили сверху холодильник «Юрюзань».

— Ну, нашла из-за чего плакать. Ребята пошутили немножко, а ты плачешь. Не плачь, я куплю тебе «бентли».

— Правда, купишь? — Инга подняла голову и посмотрела на меня блестящими от слез глазами.

— Конечно, куплю, — заверил я ее.

— Но «порш» жалко.

— Жалко, но что делать!

Она плакала еще полчаса, после чего мы поехали в «Турандот» на Тверской бульвар обедать. Потом Инга отправилась бродить по магазинам, а я вернулся на работу.

От нечего делать я позвонил в Петербург Мучковскому, но его секретарша ответила, что Коля уехал в Москву.

Совершенно неожиданно у меня испортилось настроение. Вечно со мною так: то мне все нипочем, то ни с того ни с сего — бац и я становлюсь мрачнее тучи. Причем настроение не просто портится, а делается каким-то дурным. Умному человеку если плохо — он домой идет, пропускает рюмашку, ложится и лежит. А мне домой идти не хочется. Мне начинает казаться, что жизнь моя проходит впустую в то время, как где-то рядом происходят необыкновенно интересные события, решаются вечные вопросы и имена в историю записываются. Где уж тут с таким настроением домой идти?! С таким настроением, пока на свою задницу приключения не поймаешь — не успокоишься. И решил я Лешке Бричкину позвонить. Тот в баню сходить никогда не откажется, и пара девочек у него всегда найдется. Я несколько раз его номер набрал, но все время было занято. И решил я к нему так подъехать, без звонка. Благо его контора в двух шагах от моей: я сижу на Проспекте Мира, а он на улице Гиляровского. Покидал я вещи в дипломат, и тут вошла Катя.

— Юрий Михайлович, отпустите меня сегодня пораньше, — робко попросила она.

— Валяй, а то еще чего-нибудь разобьешь.

— А вы куда едете? — спросила Катя, радостная, оттого что ее отпустили.

— А что?

— А может, вы меня подвезете?

— Куда?

— На Сретенку, если не сложно.

— Ладно, — согласился я, решив пренебречь походом в баню с Лешкой и его девочками.

Мы встали в «пробке» на Проспекте Мира. До Сретенки быстрее было пешком дойти, но я думал о том, как это здорово: ехать на новеньком «мерседесе» с такой классной девушкой. А Катя, действительно, девочка что надо. Почти с меня ростом — а меня им Бог не обидел, фигурка — пальчики оближешь, да еще натуральная блондинка с голубыми глазами. И все это — в фирменной упаковке. Я подумал, что неплохо бы посидеть в «Курвуазье», выпить чашечку кофе, шампанского. Пусть все вокруг мне завидуют и думают, что это моя любовница. Катя мою идею одобрила, и через десять минут мы уже сидели за столиком с шампанским и бананами, а рядом галдели молодые люди, преимущественно студенты.

— А я тебя ни от каких дел-то не отрываю? — спросил я свою прекрасную спутницу. — Ты вроде специально пораньше ушла.

— Да нет, мне просто захотелось свалить с работы, — честно призналась девушка.

— Хорошо, давай выпьем просто так, ни за что.

Я наполнил бокалы шампанским, и мы чокнулись. Я слегка пригубил, а Катя сделала несколько глотков и спросила:

— А вы?

— Я буду пить потом, когда нам не надо будет никуда ехать, — ответил я и подумал: «Боже мой, куда меня понесло? Ведь это моя подчиненная! А что, если она не откажется только потому, что я ее начальник?»

А Катя весело прощебетала:

— А вы уверены, что так будет?

— Не знаю.

— Я тоже пока не знаю, — улыбнулась она.

Я не выдержал и спросил ее напрямик:

— Надеюсь, ты не считаешь это сексуальным преследованием? Ты можешь плеснуть в меня шампанским, я отвезу тебя домой, и мы забудем о происшедшем.

— Я не буду плескать в вас шампанским, потому что у меня дома его удобнее пить из бутылки, а не выжимать из вашего пиджака, — улыбнулась Катя.

— Значит, мы едем к тебе, — улыбнулся я и добавил: — Кстати, давай выпьем на брудершафт.

— Куда мы едем, я еще не решила, — лукаво ответила Катя. — А на счет брудершафта — принято.

Мы выпили, и я наклонился, чтобы поцеловать девушку в щеку, но она подставила губы и поцеловала меня по-настоящему, долгим и страстным поцелуем, от которого закружилась голова и сладкая истома поднялась откуда-то из глубины моего естества и разлилась по всему телу.

— Ты знаешь, у меня дома нечего есть, — сообщила Катя. — Давай, поедим чего-нибудь.

— Только не здесь. Знаешь, в «Новинском пассаже» есть ресторан «Голубой Слон». Поехали туда.

После «Голубого Слона» Катя предложила вспомнить детство и прогуляться по зоопарку. Было уже темно, и зоопарк был закрыт, но мы перелезли через забор со стороны «Планетария». Мы бродили вдоль пустых клеток и клеток со спящими животными. Некоторые из них просыпались и кричали, провожая нас настороженными взглядами. От их крика просыпались другие животные, и вскоре все вокруг наполнилось полусонным рычанием и блеянием. А потом затрубил слон, и нам стало жутко. Неожиданно возле клетки с водоемом мы заметили чью-то фигуру. Я тут же вытащил свой RECK и на всякий случай взвел курок.

— Кто здесь? — услышали мы мужской голос.

— Мельников?! — изумилась Катя.

— Я, — послышалось в ответ, и из темноты навстречу нам вышел Гена.

— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил я.

— А вы что? — вопросом на вопрос ответил Мельников.

— Мы-то гуляем, а вот ты должен был в Африку уехать, — сказала Катя.

— Как в Африку? — у меня брови полезли на лоб от изумления.

— Что значит как? — обиженно переспросил Гена. — Ты же сам отправил меня в командировку.

И я понял, каким этот Мельников был пройдохой, — впрочем, чего я еще ожидал от менеджера по сбыту.

— Ах ты жулик! — накинулся я на него. — Ты, значит, меня обворовываешь потихонечку!

— Да ты что, Михалыч! — запротестовал Гена.

— Заткнись! — рявкнул я. — Я тебя раскусил. Я тебе командировочные выдаю для поездки в Африку, а ты, стало быть, ни в какую Африку и не думаешь ехать. А просто воруешь крокодилов из зоопарка и предъявляешь их как доказательство, что побывал в Африке!

— Михалыч, — залепетал Гена. — Ей-богу, это ошибка. Я сюда пришел для того, чтобы запомнить, как крокодил выглядит. Здесь же на клетке написано. А в Африке, сам знаешь как: крокодила встретишь, так на нем таблички висеть не будет, что это крокодил.

— Свинья ты, — заявил я и плюнул ему под ноги. — Видеть тебя не хочу. Чтоб завтра же уволился по собственному желанию. Пошли, Катя.

Я обнял девушку, и мы направились назад, в сторону «Планетария».

— Поехали к тебе, — сказал я. — Что-то эта прогулка стала утомительной.

Катя жила на втором этаже в двухкомнатной квартире в дореволюционном особнячке на Сретенке. На этом же этаже были расположены еще две квартирки, и все они когда-то были одной большой квартирой, в которой жил какой-нибудь небогатый помещик, а может быть, размещался пансион. Мы прошли в просторную комнату, одну стену которой целиком занимали стеллажи. Полки ломились от книг, в основном, подписных изданий, очень много было книг из серии «Жизнь замечательных людей». На одном стеллаже висел китель полковника с общевойсковыми эмблемками.